Принудительная отставка Юрия Лужкова и назначение Сергея Собянина вновь и по-новому актуализировали вопрос о стратегии развития Москвы. Сохранятся ли льготы? Сможет ли новый глава ликвидировать пробки? Что будет с проектом «Москва-Сити»? Что будет с церетеливщиной? Разрешат ли митинги на Триумфальной? И еще куча других вопросов, огромное число мнений заполонили и СМИ, и интернет-пространство. Однако, по большому счету, внятного не только ответа, но даже вопроса собственно о стратегии развития мегаполиса не прозвучало.

 

Максимум, что могла сформулировать оппозиция, - требования ликвидировать коррупцию и демократизировать московский режим. При этом любому понятно, что и демократизация, и борьба с коррупцией в контексте стратегии могут рассматриваться всего лишь как средство. Ровно тоже с ликвидацией пробок. Считать стратегией строительство велодорожек и автомобильных развязок можно только с большой натяжкой.

 

Прежде чем говорить собственно о стратегии развития мегаполиса, несколько фактов, важных для формулировки гипотезы.

 

Факт первый. В России за Уралом, т.е. в Сибири, на Дальнем Востоке и прилегающих территориях, проживает примерно 10 миллионов человек. Это с учетом жителей крупных городов. Таких как Новосибирск, Омск, Красноярск, Тюмень, Владивосток, Хабаровск, Барнаул и др. В Москве и Московской области примерно два раза больше. Причем число жителей «зауральских» территорий сокращается, а московской агломерации растет. К тому же рост численности населения столичного региона до сих пор является стихийным, не предсказуемым и регулируемым только в ручном режиме. Институциональные механизмы отсутствуют или не работают.

 

Факт второй. Централизация власти и уничтожение институтов федерализма привело к тому, что, грубо говоря, «все вопросы решаются в Москве».

 

Факт третий. Москва и, тем более, Московская область не есть однородный регион. Москвичи живут в разных временах и на разных территориях. Иногда даже в разных странах. Кто-то в Европе, а кто-то в Таджикистане. Кто-то в XXI, а кто-то в XIX в. Пояснить этот факт можно с помощью простого примера: от современного Нижнего Новгорода или современного Екатеринбурга, которые тоже не однородны, до Красной площади часто ближе, чем от Красной площади до Орехово или Бутово, Шатуры или Сергиева Посада.

 

Факт четвертый. Все большее развитие получает маятниковая «самолетная» миграция. Это не классическая маятниковая миграция трудовых ресурсов, когда люди из пригородных населенных пунктов ежедневно едут работать в большой город или, наоборот, из большого города в пригород. Это миграция людей, которые из столицы едут работать на день, два, неделю или месяц в иные регионы и, завершив тот или иной «проект», возвращаются на постоянное место жительства. Естественно, что для такой миграции используются все виды транспорта, но наглядно ее заметить можно именно в самолетах. Если ранее самолеты были «загружены» в основном регионалами, которые летели «решать вопросы» в Москву, то сегодня соотношение «регионалов» и москвичей на многих рейсах примерно равное. Исследование феномена трудовой «аэромиграции» еще предстоит, но то, что данный факт принципиально важен для оценки перспектив развития Москвы, ясно и без специальных исследований.

 

«Аэромиграция» есть следствие многих тенденций. Назовем лишь несколько. Первая: зарабатывать деньги стало часто легче на периферии, чем в Москве. Вторая: на периферии не осталось или не было специалистов соответствующей квалификации. Москва прошлась кадровым пылесосом по многим и многим регионам. Третья: распространена практика навязывания периферийному работодателю услуг московских работников. Одновременно с этим широко распространено мнение, что «московское значит отличное», а потому приглашать москвичей на те или иные работы необходимо. Четвертая, регистрация головных офисов и представительств предприятий в Москве не предполагает перенос в Москву основных фондов, основных производств. Пятая, размещать офисы и производства стало намного дешевле за пределами московского региона.

 

Все это свидетельствует о том, что тенденция московоцентризма не является однозначной, есть и все более отчетливо себя проявляют экономические тенденции противоположной направленности.

 

Факт пятый. Сегодня нужно четко осознавать то, что рабочая сила в России переоценена. С учетом того, что интеграция России в мир есть неизбежность, приходится признать, что стоимость рабочей силы также неизбежно будет снижаться. Особенно болезненно это коснется тех регионов, в которых масштабы завышения стоимости особенно велики. Москва в их числе. Этот факт в контексте стратегии обрекает Москву, во-первых, на трудовую экспансию, во-вторых, на неизбежное нарастание миграционных конфликтов, в-третьих, на необходимость значительных социальных вложений с целью предотвращения массового недовольства.

 

Факт шестой. Тяжелая и не очень тяжелая промышленность для Москвы противопоказана. Поэтому если федеральная власть действительно возьмется за модернизацию, которая не может быть ничем иным, кроме как реиндустриализацией, то Москва неизбежно останется и должна остаться в стороне от основного тренда. Другими словами, стратегия промышленного возрождения для Москвы инородна. 

 

Это лишь малая часть совокупности фактов, фундирующих основную гипотезу. Теперь о стратегии.

 

Какова же была стратегия развития Москвы при Лужкове? Публично она особо не проговаривалась, но была очевидна. Бурное развитие Москвы стало возможным только благодаря ее столичному статусу. Или проще, стратегия Москвы – сохранение и упрочение ее столичного статуса. На практике это означало, что именно в Москве концентрировались все или почти все государственные институты, вокруг которых сосредотачивались ресурсы. В этой связи отметим, что Ю. Лужков должен был костьми лечь, но не отпускать из Москвы в Санкт-Петербург Конституционный суд. Правда, не от него решение зависело. Понятно, что суд - орган пока декоративный, но и такие «вспомогательные» институты государственной власти в логике столичности должны находиться только в Москве.

 

С учетом того, что правление Лужкова первоначально совпало с «тучными» годами, а затем с нарастанием авторитарных тенденций на уровне Федерации, особо заботиться о разработке стратегии развития мэру не пришлось. Концепция столичности как стратегии сама «упала» ему в руки. Ее он и эксплуатировал, на этом и создал свой имидж незаменимого, чем и «шантажировал» федеральный центр.

 

Стратегия столичности позволила Ю.Лужкову найти полное взаимопонимание с федеральным центром, ибо одной из задач федерального центра им. В.Путина было удушение федерализма. При этом именно федерализм – основная угроза Москве, так как следствием его закономерно станет рассредоточение полномочий и ресурсов. Что касается экономики, то основная угроза Москве – развитие межрегиональной инфраструктуры, систем связи и т.д.

 

Москвичи должны быть благодарны авторитаристу Путину и его команде. Они должны молиться на госкорпорации и предпринимателей из ФСБ, отстраивающих «вертикально-интегрированных» экономических монстров. Москвичи должны четко осознавать, что их благополучие прямо связано с благополучием режима, то есть федеральных чиновников. Можно сколько угодно ругать мэрию, но трогать федеральную власть - значит рубить сук, на котором сидит вся Москва. Если руководствоваться этой очень простой и понятной логикой, то Москва и москвичи – самая прочная опора режима Путина.

 

Возможно, что интуитивно москвичи чувствуют это. Не случайно и «Яблоко» сотрудничало с мэрией, и демократы не могут собрать на митинги больше нескольких сотен человек из потенциальных миллионов. И это не страх масс, а инстинктивное осознание своих интересов.

 

Приход С.Собянина ситуацию не только не изменил, но, более того, законсервировал, ибо сам С.Собянин – плоть от плоти административной системы, плоть от плоти вертикали власти. Именно поэтому его задача - оберегать существующее положение дел, занимаясь исключительно тактическими вопросами. Стратегия столичности – и его задача, и его судьба. Даже расширение Москвы за счет присоединения области является исключительно экстенсивным, а потому консервативным путем развития, способным временно предотвратить «аэромиграцию», поучаствовать в реиндустриализации, «расшить» узкие места в дорожном и жилищном строительстве, решить иные тактические вопросы. 

 

Что касается тактических решений, то вся их совокупность укладывается в три наиболее принципиальных направления.

 

Первое. Инфраструктурное развитие, то есть развитие банковской, торговой, дорожной, музейной и прочих инфраструктур, благодаря которым территория становится все более привлекательной для жизни. Здесь все достаточно хорошо известно. Все болевые точки и пути их решения знакомы всем и каждому. Преодоление неодновременности и «многотерриториальности» - важнейшая тактическая задача.

 

Второе. Наращивание ресурсной базы. Именно в этом контексте нужно воспринимать, например, разговоры о присоединении к Москве Московской области.

 

Третье. Тактическая борьба с коррупцией. Не борьба принципиальная, беспощадная, а именно тактическая. Дело в том, что московская и федеральная коррупция – явления тесно связанные, поэтому бескомпромиссность может повредить федеральным интересам самой Москвы. Поэтому глубокая косметическая чистка, конечно, необходима. Она в интересах развития, но тотальная антикоррупционная зачистка, тотальная ревизия интересам Москвы только повредит. Да и едва ли она возможна, учитывая авторитарную историю С.Собянина и его связь с системой действующей власти, пропагандирующей ручное управление и, как следствие, стимулирующей коррупцию.

 

Судя по первым шагам, С.Собянин прекрасно понимает, что его роль заключается не в достижении максимального эффекта, а в минимизации издержек, связанных со сменой власти и перераспределением ресурсов.

 

Итак. Среднесрочная стратегия Москвы – продолжать и поддерживать, хранить и ничего не менять. Кроме строительства развязок и прочих велодорожек. Что касается стратегии долгосрочной, то она очевидна – не просто оставаться столицей, а становиться европейским городом. И, естественно, не допуская и мысли о федерализме.

 

 

P.S. В качестве эксперимента над собой москвичи могут попробовать построить не Сколково, а Путраджайю (Малайзия), Астану (Казахстан) или иную искусственно созданную столицу где-нибудь в дальнем Подмосковье или под Екатеринбургом.