На всем Среднем Урале сейчас, пожалуй, не сыскать персоны, вызывающей более неоднозначные реакции, чем Кирилл Форманчук. Шесть лет назад в его поддержку организовывались митинги в Москве, Санкт-Петербурге и Екатеринбурге. Два года назад кремлевские политтехнологи считали главного воспитателя ГИБДД популярнее Евгения Ройзмана. Спустя год этот же человек, уже с клеймом лузера, как будто задался целью покончить с былым доверием россиян и получить уголовное преследование — опубликовал персональные данные журналистов. До этого — телефон губернатора Куйвашева. В интервью «URA.Ru» Форманчук объяснился, а заодно рассказал о своем походе во власть. Тема актуальная: на выборы в Гордуму Екатеринбурга мэрия и администрация губернатора вновь ищут лидеров общественного мнения, обещая им золотые горы. В стенах Серого и Желтого домов кампания по выборам депутатов екатеринбургской Гордумы уже бурлит, как вулкан. Непроизвольно то тут, то там из ее коридоров вырываются информационные «сливы»: команда Тунгусова уже застолбила за конкретными фигурами львиную долю мандатов, а теперь ищет лидеров общественного мнения, которые своей неомраченной репутацией разбавят ставленников мэрии, а в глазах избирателей сделают кампанию Владимира Георгиевича не такой уж монструозной. Ничего не напоминает? В 2007 году избитого в СИЗО правозащитника Кирилла Форманчука поддерживала вся Россия. В конце 2011 года неуемный екатеринбуржец обменял эту поддержку на статус кандидата в депутаты Заксобрания, передал свой образ борца Народному фронту. Со своей стороны Кирилл выполнил все условия: выступал на праймериз, город был увешан щитами с его лицом и эмблемой ОНФ. Но мандата не получил. Надежный, казалось бы, ЛОМ сломался и со скандалом покинул «фронт». После этой истории Форманчук, оказавшийся сегодня нашим собеседником (поводов для этого — весь Интернет), вряд ли соберет тысячные митинги, в Сети культивируется его образ нерукопожатного городского фрика, а новоиспеченный антилидер как будто рад и этой славе, постоянно давая поводы для насмешек. Распаляя «сетевых хомячков», участвовал в потасовке в отделении банка, с непонятной целью обнародует личный телефон свердловского губернатора, а также паспортные данные уральских журналистов. Прежний Кирилл стерся из сознания общественности, когда его пригласили в «Общероссийский народный фронт». Поучительная и противоречивая, комичная и грустная история о том, как лидер общественного мнения за считанные месяцы превратился в «козла отпущения» и как ему живется с этим — устами самого Форманчука. — Кирилл, что с тобой не так? — Со мной все нормально. Просто в предыдущий этап моей жизни, когда я был связан определенными обязательствами перед губернатором, «Народным фронтом», я не мог позволить себе смелых высказываний или поступков. А в период перед «Народным фронтом» я о политике не думал. Я работал с конкретными обращениями людей. Вроде никого не отстреливают на улицах — и нормально. Теперь, когда обязательства закончились, я начал активно высказываться. — То есть твой нынешний период — это компенсация за то время, что тебе приходилось молчать? — Просто у меня было свое мнение, которое не всегда совпадало с позицией «Народного фронта» и «Единой России». Я как считал: раз они мне мандат обещали, я сейчас чуть-чуть потерплю, а потом буду вести себя так, как считаю нужным. Это был компромисс (не сказать, чтобы от него я страдал). — Спрашивая, что с тобой не так, я имел в виду твое задержание в банке, «слив» личного сотового губернатора Куйвашева и паспортных данных уральских журналистов. Маргинализация идет, понимаешь? — Не знаю, почему эти новости выходят в топы, ведь они не имеют социальной значимости… — Ты сам же эти поводы раскручиваешь. Согласись, ты мог бы не выкладывать в Сеть номер Куйвашева или паспортные данные журналистов. Зачем это нужно было делать? — Нет такого объяснения… Сканы паспортов десятка журналистов, которые ездили [в составе уральской делегации заявки на «ЭКСПО»] в Париж, лежат в свободном доступе на файл-хостинге. Я знал только двоих журналистов, выложил картинки и написал: «У вас заканчивается срок действия паспорта». Это та же история, когда из блога [публичного деятеля Егора] Бычкова я перепостил картинку [участников движения «В защиту человека труда»] Холманских и Лендой с подписью «Вагонские п…сы», и все посчитали, что я обозвал их. Никого не интересуют вещи, которые я пишу: когда регулярно не выплачивают страховые, когда гаишник в засаде сидит или взятку берет. СМИ про это не пишут. Всех больше интересуют истории с [участником скандала вокруг личного номера губернатора, гитаристом «Чайфа» Владимиром] Бегуновым или журналистами. Я хочу, чтобы меня воспринимали как правозащитника. — Как думаешь, это связано с тем, что людям необходим антигерой? — Антигерой и герой — это понятия тождественные. Ройзмана возьмем. Есть много людей, которые его не любят, а есть много, кто позитивно к нему относится. В чем-то я связываю себя с ним. В чем-то у меня такая же позиция. Ко мне тоже, не в таких масштабах, конечно, обращаются люди… — В отличие от тебя, Ройзман не вступал в «Народный фронт». — Ему тоже предлагали — на общих условиях: участвуешь в праймериз, ездишь по всем площадкам. Он: «Нет, я хочу, чтобы мне сразу мандат дали». Суть «Народного фронта» задумывалась, чтобы привлечь лидеров общественного мнения для их участия в праймериз, победители получают мандаты. В итоге праймериз получился подставной: людям давали бумажки, за кого надо голосовать. В итоге я оказался лишь во второй десятке лидеров. Естественно, Ройзман предвидел, что они жулики, что они также его кинут. — А ты не предвидел. — Понимаешь, я встречался с губернатором, мне был обещан мандат. По Пышме [где Форманчук пошел на выборы в Заксобрание] я дал средний областной результат, за меня реально дофига людей проголосовало. При определенных раскладах я бы этот мандат получил. Мишарин попал в ДТП — решать было некому. В итоге, я смотрю, что в Думе сейчас происходит — тухло совсем. Я присутствовал на некоторых мероприятиях и видел, как согласовывали списки оппозиции в Заксобрание. Приезжали лидеры фракций в администрацию губернатора, там вносились любые правки. Все эта оппозиция — марионетки, у них нет никакой свободы. — Ты думаешь, что ты бы встряхнул Заксобрание? — У меня куча инициатив. — Ты бы выдвигал законопроекты, а их бы отклоняли. — Я хотя бы вызывал общественную дискуссию. Понимаешь, у меня политических взглядов устойчивых нет. Я считаю как оппозицию м…ками, так и действующую власть. Они ничем не лучше друг друга. Мне важны не политические «терки», кто президент или кто премьер, а чтобы для автомобилистов принимались определенные законы. — Долго ты думал, когда тебе предложили войти в «Народный фронт»? Вообще, как происходила эта вербовка? — Приезжал [представитель штаба Путина, ныне замначальника управления президента России по внутренней политике] Павел Зенкович. Кто-то из администрации губернатора позвонил мне: «Нет желания по проблемам автомобилистов поговорить?» На встрече Павел Зенкович и [замглавы администрации свердловского губернатора] Илья Ананьев спросили: «Какие у тебя предложения по улучшению жизни в стране?» Я выдал им свою программу. «Хочешь задать Путину вопрос?» — «Хочу. Любой вопрос? Не надо согласовывать?» — «Не нужно». Когда Путин приехал на уральскую конференцию «единороссов», я тянул руку наравне со всеми. В итоге задал три вопроса. Путин заявил, мол, «Народный фронт», отвечаю, классная штука. Раз Путин так говорит… — То есть доверие к Путину было? — Ну, все-таки премьер-министр. Кому еще доверять, если не первому и второму лицам государства? После переговорил с Мишариным, сказал, что чувствую силы вступить во «фронт». Создавалась альтернатива «Единой России». Вроде и при власти, но не политизированная. Я получил хороший опыт общения с уральцами. Посмотрел, как выступают действующие депутаты: Муцоев, Савельев… Они ничего не могли сказать людям. Поэтому за них галочек и не ставили. Тогда появились эти бумажки-«напоминалки». — На тот момент ты был ЛОМом — лидером общественного мнения. Недалеки были события, когда Москва, Питер и Екатеринбург митинговали в твою поддержку. Ты понимал, что обратного хода нет? — Я понимал, но те вещи, которые я хотел реализовать, были важнее. Я не могу помочь тысячам людей, только единицам. А большая часть проблем — типовые, которые надо решать на законодательном уровне. Но ресурса выдвигаться самостоятельно не было. «Народный фронт» давал бюджет на рекламу, билборды. — Ты был ЛОМом и решил монетизировать свое имя. «Народному фронту» была на руку такая поддержка, он использовал тебя, не дав взамен ничего. Скажи честно, теперь ты ощущаешь, что тебя выкинули, как использованный презерватив? — Не сказать, что меня кто-то выбрасывал. Я вышел сам — просто потому, что не видел дальнейшего будущего в этой структуре. «Народный фронт» — отличная идея. Смотри: сейчас все партии делают праймериз. Тогда только в рамках «Народного фронта» можно было вырасти до кандидата. — Подожди, «Народный фронт» тебя использовал, а ты его защищаешь? — Я и не защищаю, и не говорю, что он меня использовал. Изначально цели не было меня использовать. Если бы Мишарин был в области, с гарантией 99% я бы получил этот мандат. — Зачем тогда, выходя из ОНФ, ты написал в Твиттере: «Все оказалось большим обманом»? — Потому что эти жульничества на праймериз… Изначально выполнялись все обязательства: меня брали на все мероприятия, поставили меня в территориальный список на второе место. В итоге Мишарин попал в ДТП — пошла дележка. В первых числах января я плюнул на все — поехал отдыхать. Лежу в Самуи на пляже — звонок от полпреда [на тот момент Евгения Куйвашева]: «Кирилл, ты где? А че в штабе не работаешь? Чтобы завтра был у меня. Не сможешь? Ладно, приедешь — позвони». Я приехал, но звонить не стал — нафиг они мне нужны. — То есть ты проигнорировал просьбу Куйвашева? — По факту, да. — Может быть, поэтому он не «впрягся» за тебя, как, например, за Евгения Артюха, который получил обещанный мандат депутата Заксобрания не сразу после выборов? — Может быть. Но после торговли, возни, интриг мне уже не хотелось в этом участвовать. Со стороны смотрелось, что они меня использовали. — Не согласен. Например, зимой ты устроил скандал с водителем представителя власти, спикера Заксобрания Людмилы Бабушкиной [общественность тогда расценила, что Форманчук вымогает мандат]. — На Бабушкину все жаловались, ее нужно было воспитать такими путями. Погрузившись в «Народный фронт», я знал куда более серьезные вещи, о которых умолчал. Например, как выделяются деньги на кампанию. При том наличии компромата, что я знал тогда, [первый замглавы администрации свердловского губернатора] Багаряков мог бы не занимать сейчас свой пост, как и другие фигуры, которые возвысились при Куйвашеве. Я в курсе, как организовывался и раскручивался митинг «В защиту человека труда». — Как он раскручивался? — Через нас. Это все было срежиссировано от начала до конца, все эти истории про «быдло». Я знал всех, кто это делает на федеральном и региональном уровне. — 600 тысяч рублей, о которых ты упоминал в блогосфере, остались тебе должны после раскручивания этой истории с приездом Холманских на танке? — Мы договаривались, что в рамках популяризации деятельности Свердловской области необходимо создавать блогерские сообщества. Собралась хорошая команда, охватившая ЖЖ, «ВКонтакте», «Фейсбук», «Википедию». Был график выезда на предприятия области. В областной администрации нам обещали, что проект просуществует год. В итоге четвертый-пятый месяц люди работали бесплатно. С нами до сих пор не рассчитались. Это такой стиль работы: кулуарно договориться, а потом на кого-нибудь спихнуть. Я уверен: люди деньги получили, просто не передали нам. Есть и порядочные люди во власти. Мишарин, например. Все, что обещал, сделал. — Да ладно. Мандат ты не получил. — Он уже тогда не мог принимать решения. Зато мог набрать меня в шесть утра и сказать: «А че у нас дороги не чистят, давай поднимем общественное мнение, позвони днем министру транспорта». Куйвашева не волнуют такие вещи. А Мишарин подключал меня к такой интересной работе. — Куйвашев — плохой губернатор потому, что тебе не звонит? — Нет, он мне обещал, кстати, позвонить. В конце недели он давал комментарий Lifenews: мол, я Кирилла [Форманчука] и Володю [Бегунова] уважаю — позвоню, чтобы они не ссорились. Я жду, когда он позвонит. Надо, наверное, смс-ку отправить — напомнить. — Тебе приятно быть в центре внимания? — Нет, мне важно, чтобы мои идеи реализовывались. — Для этого нужен не только ресурс, о котором ты говорил, но и репутация. Теперь, если тебя побьют в камере, сомневаюсь, что кто-то будет устраивать автопробеги. — Во-первых, сейчас время уже не то. Такие события больше не удивляют никого. Сейчас же у меня гораздо больше влияния. — Хочешь сказать, что ты не понес репутационные риски после истории с ОНФ? — Конечно, понес. А какой еще путь избрать, чтобы пойти во власть делать добрые дела? У людей просто открылись глаза на меня. То же самое, когда после месяца отношений тебе девушка говорит: «Ты испортился». На самом деле, я не испортился, я был такой изначально. Человек складывал о тебе какое-то впечатление… — Был миф какой-то… — Раньше мой образ идеализировали. Я хочу, чтобы меня объективно воспринимали. Люди видят, что я не только герой… — Ты понимаешь, что больше ты не герой? — Взять ЖЖ и видеоролики на YouTube. Если раньше за три года было миллион просмотров, то теперь каждый год прибавляется по полтора миллиона. — То есть без разницы, что о тебе говорят — лишь бы говорили? — Понимаешь, я пошел в кампанию, думая: «ЕР будет меньше, «Народный фронт» и оппозиция что-то смогут сделать. В итоге получилось г…но.