Выборы 2013 года казались региональными, а получились большим федеральным экспериментом. Очевидно, специально организованным. Нарушены привычные шаблоны и сценарии, руководителей многих регионов поставили в ступор. Они до сих пор не понимают, что за игру затеял федеральный центр, о которой их никто не уведомил. Ситуация открытых шлюзов совершенно нетипична для российской политики последних лет. В какой момент правила игры изменились? Политолог Алексей Зудин опубликовал в «Российской газете» статью «Как стать системой», заявив о начале новой эпохи реальной политики. Теперь партийным бюрократам из «Единой России», губернаторам, мэрам придется серьезно напрячься, чтобы сохранить свои позиции. Статус-кво больше не гарантируется никому. «URA.Ru» обсудило с Алексеем Зудиным, как новый курс реализуется на практике и к чему приведет. — Вы понимаете, что в регионах сейчас царит недоумение: все разговоры о политической конкуренции, о новых трендах открытой политики не воспринимаются всерьез. Поэтому допуск оппозиционеров к участию в избирательных кампаниях поставил многих в тупик. Но в то, что это связано с новым курсом на реальную политику — в это не верят. — Давайте договоримся: то, о чем пойдет речь — это моя версия. Политологи создают версии, у них работа такая. Возвращаясь к вашему вопросу: те, кто не верит в новые тренды — проиграют. Им предстоит убедиться на практике. Всегда интересно помещать то или иное событие в некий более длинный тренд. Хочу обратить внимание, что это не первый шок у региональных элит. Самый первый был в 2006 году, когда вдруг, на ровном месте, Путин сказал: «А вот у нас еще одна партия будет, которая может пользоваться на выборах моим именем — это «Справедливая Россия». Потом об этом почти забыли. Но, по крайней мере, для определенной части «Единой России» это был шок. К тому времени возникло молчаливое убеждение, что дело идет ко второму изданию КПСС. Все остальное — исчезающие реликты. Те, кто так думал, решили: «Мы не просто главные, мы — единственные». При этом забывали, как сложилась судьба КПСС и отчего она умерла. А КПСС умерла от одиночества. Каждой партии нужна компания. Как политический организм она может жить только в конкурентной среде. А второе издание КПСС из наших политических лидеров никому не нужно. Ну, кроме тех людей, которые ориентируются на краткосрочные интересы по принципу: «После нас хоть потоп». Но таких в российском политическом руководстве просто нет. На самом деле, политическая реформа Медведева-Путина 2012 года, а по большому счету именно Путина — не связана с Болотной. Это новый этап развития российской политической системы, особенность которого, в принципе, была ясна уже после 2008 года, после ротации власти. — Вы упомянули про «Справедливую Россию», которую, в какой-то момент ее развития, благословил президент. Потом эту партию, ее лидеров фактически слили. То есть в регионах поверили, что появляется альтернатива «Единой России» — некоторые стали менять партийные билеты — как выяснилось, через некоторое время — зря. Попытка ввести политическую конкуренцию не удалась? Где гарантии, что получится сейчас? — Да, Справедливая Россия в свое время эксплуатировала первоначальную поддержку Путина на полную катушку, говорили: «Мы — запасная партия власти, концепция изменилась». Похоже, в какой-то момент они и сами в это поверили, голова закружилась, начались ошибки, стали терять инициативу и политический вес. Но это нормальный процесс отбора. Политическая партия — это ведь не какой-то экзотический саженец, который посадили в землю и ходят вокруг него с лейкой: «Ой, ты растешь дорогое, дай я тебя еще полью». Тут другая логика: помогли на старте, а дальше — сам. Но с негативной оценкой опыта Справедливой России согласиться не могу: ее появление помогло сохранить конкурентную ситуацию. «Единая Россия» — особая статья. Там большой запас прочности, но и ей дают понять: не расслабляйтесь, проявляйте активность, порядок у себя наведите. Обнаружились те самые, которые «жулики и воры»? Так и выкидывайте их! И не надо идти на поводу управляющих компаний, если они срослись с мэрами губернаторами. Они людей отталкивают и результаты на выборах портят. Значительный поворот ведь еще в том, где партия видит свои ресурсы. Избиратели должны быть оценены как самый главный политический ресурс. «Единая Россия» стала партией управленцев, теперь она должна стать электоральной партией. Это ее задача. А ОНФ будет помогать ... — Вы думаете, «Народный Фронт» для помощи единороссам создавали? Есть и другие версии... — Популярная игра «ОНФ против Единой России»? Теоретически, при форс-мажорных обстоятельствах, «Народный фронт» может быть запасной площадкой. Но сейчас это «помогающий режим». И это не помощь «Единой России» как таковой, скорее, это помощь политической системе в целом, в которой «партия большинства» играет ведущую роль, но которая к ней совсем не сводится. — Может быть, с точки зрения Москвы все и выглядит так пасторально. Но в регионах уже начинается борьба за сферы влияния. Представляете, что это такое, когда под боком у губернатора создается альтернативная политическая организация. — У ОНФ, когда он формировался, были две особенности: первая — минимальное представительство от партии, при всем том, что «Единая Россия» — один из ее учредителей. И второе — никаких губернаторов, никаких федеральных чиновников. Люди, конечно, не понимают пока, как это будет организовано. — И я не понимаю. — Так у них только к сентябрю реорганизация закончится, тогда станет яснее... Мое предположение: политическая конкуренция будет приводить к тому, что губернаторский корпус будет расслаиваться на управленцев, хозяев территории, которые действуют по политическому мандату от партийных коалиций в регионах, и на тех губернаторов, которые будут сочетать в себе качества управленцев и политические качества. И партийные организации на местах постепенно станут более самостоятельными, в том числе и от губернаторов. Это неизбежно. Кто ведет выборы? Партии, конечно, теперь и самовыдвиженцы, но и им в случае победы придется определяться по отношению к партиям и ОНФ. И подчас, когда губернатор самостоятельно включается в выборы, то получаются проблемы. Трудно одновременно успешно заниматься двумя разными делами. — То есть сначала губернаторов заставляли вступать в «Единую Россию», контролировать партийные ячейки на местах, активно участвовать в избирательных кампаниях, возглавлять списки. А сейчас мы будем наблюдать обратный процесс отделения партии от исполнительной власти. В чем смысл? — В период двух первых президентств Путина в два этапа проводилась консолидация политической системы, и к моменту ротации она была сверхконсолидирована. И в этой системе появились и те плюсы, ради которых все это делалось, и неизбежные минусы. Какая-то часть политического класса никак не хотела отказываться от мысли, что «Единая Россия» станет «единственной партией». Продолжилось сращивание власти и бизнеса, активизировалось рейдерство — весь «букет». Но одновременно было создано вокруг президентской власти ядро политической системы, которого раньше просто не было. И следующим разумным шагом можно было как раз предположить деконцентрацию. Ведь, по сути, чем был тандем? Это и есть создание вместо одного центра власти — двух, хотя и тесно переплетенных. В период правления Медведева прошел раунд точечных политических реформ системы, когда стали запрещать снимать с выборов думские партии, когда им дали гарантии ведения избирательных кампаний — время, помещение. Все это забыли благополучно сразу после декабря 2011-го. А еще надо вспомнить, что в январе 2010 года у нас проходил Госсовет, и тема у него была очень необычная: «Политическая конкуренция». И после знаменитой рокировки на съезде «Единой России» в сентябре ничто не мешало Владимиру Путину взять и возглавить партийный список на думских выборах. Если бы была цель ничего не менять, сохранить уровень консолидации системы на прежнем уровне. Но он же этого не сделал. Более того, мы помним, что активного участия в избирательной кампании «Единой России» в 2011 году он не принимал. В ходе кампании, когда рейтинги стали снижаться, проходили встречи партийного актива «Единой России» с Медведевым. Он им тогда говорил: «Ребята, все нормально». И ни для кого не были секретом рейтинговые и электоральные проблемы «Единой России» в крупных городах, которые обозначились гораздо раньше. Сложите все это, и вы увидите, что те процессы, которые начались в декабре, стали хорошим поводом, но отнюдь не причиной перевода партии большинства в новое политическое состояние. Перевода на деле, а не только на словах. И выхода на новый этап политического развития — с активизацией конкуренции и признанием оппозиции такой же частью системы, как и «партия большинства». — А кто-нибудь еще обладает сакральным знанием об этих трендах? Чиновничество, сама «Единая Россия», политические элиты на местах? Им были посланы какие-то сигналы? — А заседания Госсовета разве не было? На котором как раз обсуждалась тема «политической конкуренции»? А реформы в самой Единой России с мая 2012 года? А целый пакет законов по политической реформе, начиная с 2012 года? На мой взгляд, направление достаточно очевидно: место участников в политической системе должно стать соразмерным их реальному политическому весу. — Ну а какой результат? Что нужно сделать Кремлю, чтобы элиты поверили курсу на открытую политику? — Люди лучше всего усваивают не слова, а дела, собственный опыт. Слова всегда принято делить на два, на три, на десять. Логика такая: да Бог его разберет, что на самом деле в голове у верхнего начальства. А вот практически в чем-то убедиться и начать встраиваться в новую ситуацию, в том виде, в котором ты есть — совсем другое. И эта практика началась не в декабре 2011 года. Только никто этого не хотел видеть. Поэтому для меня реформы 2012 года — новый этап политического развития, для которого были подготовлены необходимые предпосылки. Конечно, декабрьские протесты добавили актуальности, как-то повлияли на формы, конфигурацию политических реформ. Но сюрпризом они не были. Если кратко оценивать политическую динамику, можно сказать, что все идет «по расписанию». По крайней мере, пока. — Все это время создавалось ощущение, что каждый бюрократ путинской России открыл для себя формулу успеха: чем чаще он будет говорить, что Путин — национальный лидер, тем выше поднимется по путинской лестнице. Таким образом, Путин как бы раздавал всем свой рейтинг: партии — губернаторам — полицейским. Может ли быть, что открыли двери для оппозиции именно для этого, чтобы каждый такой бюрократ ориентировался только на себя? — Да, и можно вспомнить, как Глеб Павловский в своем предыдущем качестве время от времени укорял «Единую Россию», что она «реципиент политического капитала Путина», и что это нехорошо. Сейчас появилась цель: развивать всю систему в целом, развивать, но не обрушивать. У нас в 90-е была обрушена система, мы из нее еле-еле вылезаем. И конкуренция, и оппозиция нужны для того, чтобы система стала более устойчивой. — А где те флажки, которые должны помочь не обрушить систему? Где эти границы? — Потенциал консолидации, созданный в два захода в 2000 — 2003 годы, 2003 — 2007-е. Тот факт, что «Единая Россия» превратилась, во-первых, в партию большинства и фактически безальтернативную партию для элит. Сейчас уже немного по-другому. Но основной потенциал управленцев и бизнеса все равно сосредоточен в «Единой России». Происходили и другие вещи: перераспределение ресурсов между регионами и центром. И сейчас какой бы губернатор не пришел к власти, он будет иметь дело уже с совершенно другой ситуацией. И об этой изменившейся ситуации Владимир Путин сейчас будет напоминать в своих поездках по регионам. Вне зависимости от того, кто победит, всем предстоит реализовывать политический курс, на который у президента получен сильный мандат на выборах 2012 года. Всем придется реализовывать семь майских указов, всем придется разбираться с ЖКХ и т.д. И, конечно, избранный губернатор — это избранный губернатор, другой вес. Но вообще-то существуют инструменты президентской интервенции: Путин этим никогда не злоупотреблял. Но этот инструмент есть, и они о нем знают. — Но как это будет выглядеть на практике? Вот условно побеждает Евгений Ройзман на выборах мэра Екатеринбурга. Что дальше? Ему надо проводить чемпионат мира по футболу, ЭКСПО — а он не интегрирован в политическую тусовку. У него нет контактов с региональной властью, с федеральным центром: насколько правильно пускать таких кандидатов на легальное политическое поле? — С Ройзманом очень долго ссорились, причем ссорились, в том числе, с использованием силовых структур. То есть конфликт очень сильный. Этот конфликт придется разруливать тем, кто его создал. Это что, федеральный центр устроил? Нет, это вы внутри своего региона «сладкие пирожки» делили в ускоренном темпе. Ну, ребята, давайте, договаривайтесь теперь как-то. Конкурентная политика — это еще и умение договариваться с соперниками. Можно, конечно, этого не делать. Но если соперник сильный — все равно придется. Недавние примеры соглашений на губернаторских выборах — в 2012 г. в Рязанской области, и в этом году — во Владимирской. Кроме того, это также практическое обучение региональной власти. Не так, когда говорят: «Все, ребят, курс изменился, мы все идем направо. Все кричат: «Ура!» и идут направо. А головы то не меняются, поведение не меняется. Плюс это обучение избирателей. Им как бы говорят: «Все понятно: вам, возможно, ваши надоели. Дело ваше. Свердловская область велика и могуча, развита индустриально, становой хребет, Урал и все такое. Но вы еще и субъект Российской Федерации: выбирать нужно будет исходя из тех соображений, что тот человек, который победит, должен будет не провалиться как управленец, а это значит, что ему придется найти общий язык не только со своей областью, но и с большой системой, в которую она включена». — Есть еще такое мнение, что сейчас открывают политический процесс, пускают оппозицию, для того, чтобы продемонстрировать то, как она облажается, а дальше начнется новое закручивание гаек... — А зачем? Зачем делать все эти вещи, после того как оппозиция, как вы говорите, облажается? Для чего? Чтобы страшнее было? А страшнее делать для чего? Можно посмотреть на этот процесс совершенно другим образом: «А конкуренция — это что такое?» В ней кто-то побеждает, кто-то отсеивается, кто-то потом объединяется. Так это что: зловещий замысел власти или эффект конкуренции? Кому нужно всех запугивать и жить в этой атмосфере? Это нужно только не очень молодым интеллигентам, которые привыкли жить в этом состоянии в Советском Союзе, выйти из него не могут и продолжают жить и дальше и постоянно повторяют одни и те же слова: закручивание гаек, 37 год, террор. — Ваши прогнозы по будущему той оппозиции, которую пустили сегодня на выборы? Что происходит? Она набирает очки, усиливает свои позиции, учится играть на легальном поле? Или в результате просто похоронит себя? — Если честно, пока я не вижу там серьезных людей. Но, возможно, у меня восприятие искажено господином Навальным. Потому что он авантюрный, такой откровенный демагог и политик отнюдь не нового типа, хотя и молодой, а старого образца, он из 90-х. Это тип, похожий на Мавроди, Грабового. — То есть общество, получается, не развивается в своих запросах? — Мы знаем, что общество всегда развивается, это его способ жизни, как именно — отдельный вопрос, просто мы не всегда можем это видеть и адекватно измерять. Но декабрь 2011 года принес разочарование. Думал, мы этим уже переболели. Я не имею в виду забавные карнавальные лозунги: «За снежную зиму, красивых женщин» — ребята просто прикалывались. Я имею в виду злобу, которая потом проявилась, и совершенно подростковое соревнование по плевкам в длину: кто дальше, точнее и изобретательнее плюнет в конкретного человека. При этом главным их лозунгом была десакрализация власти. Но люди, у которых власть перестала быть сакральной, так себя не ведут, так себя ведут совсем другие люди. Они очень похожи, и очень обидным для себя образом, на неграмотных русских крестьян XVII — XVIII веков, которые после того, как молитва не помогала, брали вожжи и пороли иконы. Вот что это такое. Да, у них высшее образование, продвинутый образ жизни, но, власть в их головах по-прежнему сакральна. Они политически инфантильны, это «дети», которые на «папу» обиделись. Политическая слабость оппозиции становится отдельной проблемой, в большей степени — для власти, чем для самой оппозиции. И эту проблему придется как-то решать. — С точки зрения политического курса, на какие этапы вы бы разделили правление Путина? Первые путинские годы, например, принято считать очень жесткими, потом отмечались элементы либерализации, что сейчас? — Владислав Сурков, которого сейчас принято ругать, как-то сказал: «Хватит воспринимать российскую политику в терминах заморозок и оттепелей». Вообще, в период оттепелей всегда грязь образуется. Лучше пользоваться более спокойными, хотя и более «скучными» терминами, например, обсуждать «относительную открытость» или «относительную закрытость» системы, соотносить и то, и другое с консолидацией или многополярностью, а также с предпочтениями элитных и массовых групп. Тогда мы увидим, что при консолидации для одних групп уровень открытости повышается, а для других — становится более ограниченным. Точно так же и деконцентрация власти для одних сопровождается расширением доступа, а для других — наоборот, может обернуться ограничением. Еще следует помнить, что в один и тот же период могут проходить процессы диаметрально противоположные. Если брать сейчас политическую систему — она становится открытой. Более открытой, потому что она никогда не была закрытой, на самом деле. В начале нулевых она открылась для интересов массовых групп, но при этом стала более закрытой для определенных групп элит. Мы знаем, для кого. Сейчас степень открытости снова повышается, но в другом поле происходит консолидация. Это история с «Pussy Riot», закон по НКО, «закон Димы Яковлева», закон о запрете пропаганды гомосексуализма, законы о национализации элит. — Консолидация на основе чего и против кого? — На патриотической основе, на основе традиций, языка, на основе того, что нас отличает от других. Мы сохраняем открытость, и мы никогда не сможем быть закрытыми. Но мы не можем потерять себя в процессе перемен. Тогда перемены станут просто бессмысленными. Это главное: страна не должна потерять себя.