Власти отчитываются об успешной гуманитарной миссии, лагерях для украинцев на четыре тысячи мест и сокращении сроков их регистрации. Все мимо — показала нам сегодняшняя история с семьей, которая бросила пункт в Нижнем Тагиле и перебралась в Магнитогорск. «URA.Ru» отправилось в эпицентр всех проблем беженцев — УФМС. Очередь здесь переходит на сотни: «Не нужна ни одежда, ни жилье. Услышьте нас!» Что же нужно беженцам с Украины — расскажут они сами в репортаже «URA.Ru». Сегодня утром семья из девяти переселенцев с Украины бросила лагерь в Нижнем Тагиле. Не дождавшись за две недели решения своих проблем в Свердловской области, они отправились к родственникам в Магнитогорск. «Свердловское УФМС совершает преступление перед российским государством. Оно убивает веру и надежду беженцев в россиян. Украинцы уже почти месяц не могут получить никакие документы о своем статусе, отсюда полная неопределенность с деньгами, трудоустройством, жильем, обеспечением предметами первой необходимости, одеждой, обучением детей», — резко прокомментировал ситуацию член политсовета ЕР Александр Соловьев, который занимается помощью переселенцам. — Съездите и посмотрите сами, всего 15 километров от Нижнего Тагила. Искренне удивлен, что они до сих пор находят слова благодарности в наш адрес«. «URA.Ru» поехало не туда, куда отправил «единоросс» (жизнь в пункте временного пребывания мы уже описывали). А в самое пекло всех проблем переселенцев — УФМС по Свердловской области на Крылова,2 в Екатеринбурге. «Заполнили анкету, записались в списки. Теперь сидим в очереди третий день», — говорит крепкий мужчина в спортивном костюме. Из-за потенциальной угрозы переселенцам (они могут быть признаны беженцами) мы не будем называть имена собеседников. Списки — это обычный лист A4, где украинцы от руки вписывают свои фамилии. На текущее время в очереди — 245 семей. «Принимают человек по сорок в день. Вот пошел 118-й. Кто следующий? — нервничает беременная девушка. — Похоже, меня примут только в понедельник: завтра принимают людей из области. Пятница, суббота, воскресенье — нет приема». Какую процедуру проходить, люди из конца списка узнают у тех, кто в списке стоит повыше. Народный ликбез проходит в коридоре у 206 кабинета, бывшем зале совещаний УФМС. После постановления правительства об упрощении оформления убежища для украинцев он превратился в центр приема документов. Главное новшество — обращение переселенцев об убежище на год теперь рассматривают за три дня (а не месяца), после этого можно идти работать. «Это только звучит просто, — говорит женщина, которая возится с документами за стариков-родителей. — Мы попали в бутылочное горлышко бюрократии. Чтобы у вас приняли заявление и пошел отсчет, нужно заполнить анкету, сдать отпечатки пальцев, сфотографироваться, отксерить документы и пройти медобследование. А перед этим выстоять эту очередь, чтобы получить квиточек в больницу. Мы сначала не поняли и сразу пошли в больницу, но без направления от УФМС все недействительно. Мы ничего не понимаем, хоть кто-то бы объяснил. Бабушке 91-й год, кое-как дотащили ее, чтобы сделать отпечатки пальцев. Сегодня она лежит в лежку, а анкеты надо подавать лично». «Не хватает добротной информации. Как слепые котята тыкаемся: в кабинете одно сказали, в очереди дорассказали, — говорит ее соседка. — Еще город плохо знаем: где ксерокопию снять, где фотографию сделать. Кто-то говорит, черно-белую. Кто-то — цветную. Зато во всех учреждениях все вежливые — не в пример нашим». Разговоры о бюрократии и войне на Украине в этом коридоре смешиваются. «Мы выехали из Успенки на Ростов. На следующий день не пускают: все окружено. Остались там два сына и зять, — говорит дед. — Под обстрелом сейчас. Как... [ударит]: трех гаражей и машины нет». «Не матерись, — тыкает его в бок жена. — Послушай: по десять тысяч сейчас на члена семьи дают, но за них нужно отработать здесь два года. Тогда это прощается или на границе сумму взыщут». — Мы не сможем снять деньги из «Райффайзена». Я дошла до заместителя гендиректора. Он ответил мне: извините, украинское отделение и российское — теперь разные банки. А где средства на существование? — у соседки другая проблема. — Сына этого ополченца забили насмерть. А старику переломали ноги, — подслушиваю другой разговор. По этим репликам можно писать историю гражданской войны. — «Правый сектор» в черных балаклавах за шкирку берет и увозит. Списки берут: кто участвовал на референдумах, митингах. — А в Слявянске что делают? Они издеваются над женами-детьми ополченцев, которых не успели забрать. Украинские СМИ молчат об этом. А то, что я видела своими глазами, через два часа в Ростове показывают по «России 24». — Куйбышевский район [Донецка] бомбят, все в подвалах сидят. Утром ходит «Правый сектор», кидают в подвалы гранаты. Это у них называется зачистка. — В таком подвале мы с бабушкой четыре дня сидели, без еды, — говорит девочка с черными пальцами — только что сдала отпечатки пальцев. Где бабушка, неудобно спрашивать. — Потом нацгвардия зашла: «Все, уезжайте». — Из-под обстрела в Донецке выезжали первого числа. Через друзей вылезли в «Весело-Вознесенске». На машине доехал до Екатеринбурга, все деньги на бензин оставил. Ну а что, в Ростове на матрасах ночуют — столько там беженцев. На самом деле, статус беженца дают редко. Из-за этого страдает женщина в роскошном леопардовом пальто, а также председатель комиссии на референдуме ДНР и мать солдата спецвойск. «Мы сюда не танцевать приехали, — говорит дама в леопарде, которая здесь с 30 июня. — Сначала сказали, что нужно оформить регистрацию временного проживания — через месяц. Сейчас говорят: оформляйте временное убежище. При этом кто приехал раньше, уже прошмыгнули. Мне есть где жить, но нужны документы, чтобы просто пойти на работу. А получается, что я помыкаюсь и пойду нелегально работать». Теперь понятно, почему в коридоре на Крылова, 2, даже в час пик, в 9 утра, так мало мужчин. Работают, пока их жены и матери пробивают стены бюрократии. Не зря рядом со списком лежит несколько листовок: «ЛСР приглашает на работу мастеров на производство ЖБИ». Алена Третьякова курирует работу в свердловском УФМС. Ее отдел по вопросам гражданства беженцев и вынужденных переселенцев в прошлом году оформил временное убежище 12 людям. А в этом — уже 835. За ее работу говорят уставшие глаза, стопки бумаг и помощница: «Вы знаете, сколько процедура [заполнения документов] занимает? Четыре часа. А принимают по 40 человек в день. Хотите помочь? У нас есть вакантные места». «Мы не можем ввести даже электронную очередь. Единого шаблона по работе с гражданами Украины просто нет. Кто-то приезжает без документов — требуется установление личности. Кто-то вспоминает, что жил в России в 90-х — нужен только паспорт. У кого-то бесквотные специальности, — говорит сама Третьякова. — Так и с гражданами, которые уехали из Нижнего Тагила. Они были поставлены на учет, но не могли определиться: что им нужно. Мы не можем заставить их сдать документы. Люди находятся в шоке, а им нужно выбрать новую жизнь себе и своим детям. Они зачастую не понимают, куда едут: что такое Свердловская область, какой здесь климат, зарплаты. Данная семья решила переехать в другой регион». Она, кстати, переехала из пункта временного размещения, где, можно сказать, тепличные условия. Переселенцев из лагерей в Ростове, Симферополе, Белгороде централизованно привозит борт МЧС. Украинцев кормят четыре раза в день, предоставляют бесплатное койко-место — все за счет муниципалитета. «Прилетели ночью. К нам сразу приехали врачи и работники УФМС: тут же осмотрели и собрали документы, кто хочет остаться тут работать, — говорит переселенец в Верхнюю Пышму. — Вот пара, приехавшая неделей раньше, уже пошла сегодня на „Уралэлектромедь“ устраиваться. В сланцах — другой обуви нет». Те, с кем мы сегодня познакомились — инициативные, смелые люди — выезжали из-под обстрелов на своих машинах, на перекладных, перебегали границу. В Екатеринбурге оказались потому, что остановились тут у родственников. Они не висят на шее у муниципалитетов. Но это не значит, что об их проблемах нужно забывать. Пока в коридорах бюрократии мы слышим это: «Хочу получить гражданство: швыряют из 206 в 216, оттуда — в 214. Туда по записи, но где записаться? Сижу в 206, чтобы узнать». Узнав от «URA.Ru» о мытарствах украинцев в УФМС, свердловский депутат Алексей Коробейников пообещал, что возьмет этот вопрос под свой контроль: «Все внимание власти, партий и общественников направлено на пункты временного пребывания, однако семьи, приезжающие с Украины не централизованно, остаются без внимания. Я соберу волонтеров-юристов для оказания помощи переселенцам, а еще выпущу памятку для переселенцев». Выходим из УФМС, на крыльце две женщины с традиционной для украинок проблемой: «В понедельник говорили: иди к нотариусу, делай перевод документов на русский. Теперь разрешили переводить самим, от руки. Все меняется ежедневно». Возможно, эти женщины даже не догадываются, как они правы. Завтра заявления Владимира Путина в Крыму ждут политические элиты страны. Все ждут чего-то кардинально нового: одни предсказывают оглашение идеологической повестки, другие — вообще войны с Украиной. Но никто из собеседников не вспоминает про переселенцев, чье количество пугающе растет. В любом случае, как мудро изрек один из переселенцев сегодня, «моя очередь может еще не подойти, как уже придет ваша».