Надо признать: у Екатеринбурга нет своего лица, несмотря на все попытки властей превратить его в мировой город. Для туристов это лишь точка на Транссибирской магистрали, для инвесторов — не самая комфортная столица промышленного региона. Есть ли шанс переломить этот тренд? Архитектор-концептуалист Андрей Коротич уверяет, что у столицы Урала есть как минимум три пути развития. Почему Козицын не верит в статус третьей столицы, как к нашим достопримечательностям относятся иностранцы, умнее или глупее наша элита, чем европейская и от каких зданий городу нужно избавиться раз и навсегда, Коротич рассказал в интервью «URA.Ru». — Андрей, городские власти открыто признаются, что сделали ставку на строительство небоскребов. И таким образом планируют обратить внимание мира на Екатеринбург. Мол, город развивается по тем же самым тенденциям, что и другие крупные центры. Но время идет, а чуда не происходит. Почему? — На одном из последних заседаний комитета «Екатеринбург-300» промышленник и девелопер Андрей Козицын задал риторический вопрос: «Вот нас именуют третьей столицей, а почему? В Москве есть Кремль, в Питере — Эрмитаж и еще много чего, а что есть у нас?». Это говорит человек, который сегодня строит в Екатеринбурге эконом-небоскребы. Строительство одной хорошей, знаковой по архитектуре высотки стоит 300 миллионов долларов. Кто в нашем захолустье будет вкладывать такие деньги? Никто. УГМК — стержень нашей металлургии на Урале — не может какую-то цилиндрическую стеклянную коробку башни «Исеть» достроить. При том, что «Исеть» — это чудовищно, она портит облик города, как и весь бездушный проект «Екатеринбург сити». По мнению Андрея Коротича, квартал «Екатеринбург сити» будет состоять из однообразных высоток, которые испортят облик города — Есть примеры, когда и за меньшие деньги можно построить достойные здания. Получается, что дело в безвкусии девелоперов? Как на них повлиять? — Никак. Кто платит деньги, тот и заказывает музыку. Любой город проходит две стадии строительного бума. Сейчас идет первая, когда деньги определяют всё. Захотел заказчик построить дом. На Градсовете ему сказали, что как-то не очень, а он: «Да плевать я на вас хотел». Сейчас главный архитектор города ничего не решает. Основной принцип — минимум вложить и максимально быстро и прибыльно построить. Но именно во время первой стадии как раз и должна формироваться законодательная база, которая даст сообществу архитекторов возможность определять, что строить. Другое дело, что у нас в стране полномочия по ее созданию находятся у федеральной власти, которой это не нужно. Когда мы зайдем в тупик, когда нашим правителям самим станет противно по городам ездить, вот тогда что-то начнется. В Дубае, который принимает ЭКСПО-2020, есть свои неприглядные микрорайоны, но сейчас здесь вырастают только шедевры Вторая стадия начинается, когда люди понимают, что жить и работать в таких сооружениях невозможно. Однажды я спросил мэра Абу Даби Абдуллу аль Мандуса: «А почему у вас столько китча — зданий из розового или золотого зеркального стекла, аж зубы немеют. Денег вложено много, а выглядит безвкусно». На что он ответил: «Поначалу мы позволяли строить всё, во что вложено много денег. Но теперь мы отказываем заказчику, если проект не достоин нашего города и не одобрен градостроительным советом». В Дубае вторая стадия началась три-четыре года назад, а в Абу Даби — семь лет назад, сейчас там идет элитная застройка. А началось всё с отеля «Бурж аль Араб», построенного в виде паруса. Когда такого маяка в городе нет, опереться бизнесмену не на что. Он может посмотреть на «Исеть» и сказать: «А я тоже могу такое построить». Посмотрите, сколько в городе высоток круглой формы, как «Исеть». А бы если бы вместо нее стоял дубайский «Парус», бизнесмен бы подумал: «А я рядом собираюсь такую стыдобу строить!». В Екатеринбурге к пониманию этого придут не раньше, чем через 20 лет. Из текущих масштабных задач, которые могли бы привести к появлению знакового объекта — проект перестройки Центрального стадиона. Но он был слабый и невыразительный: сделано переформатирование пекинского «Птичьего гнезда». Все эти разнообразные диагонали закрыты листами и кое-где оставлены треугольные дырки. Это неактуально. Формообразование сейчас ушло далеко вперед. Первоначальный проект Центрального стадиона во многом повторял «Птичье гнездо» в Пекине — Может предъявить миру наше историческое наследие? — Может, для горожан исторические здания имеют какое-то значение, мы же любим Оперный театр, Плотинку, а для мировых экспертов они никакие. Наша историческая архитектура проигрывает и в масштабе, и в качестве. То, что было в плане церквей, чем славятся Милан или Флоренция, разрушено. Если делать снова, это новодел. Остались только купеческие особняки. Давайте сравним флорентийские палаццо и наши особнячки. В обоих случаях есть изюминки. У нас кованые оградки, наличники. Но по масштабу не сравнить. Коротич уверен, будущее городского развития не в деньгах, а в мотивации — Наверно, тогда-то как раз и не было денег? — Я сомневаюсь, что в средневековой Флоренции было много денег. Может, наши крутые купцы Демидовы денег имели не меньше, чем флорентийские князья, строившие Палаццо. Вопрос в масштабах мышления. Демидовым не хотелось на Урале палаццо делать. — Некому было бы показывать? — Города на Урале изначально имели другую функцию. Это военные городки, где мощное производство, возможно, закрытое. По определению в такие города неудобно пускать купцов, иностранных гостей. Эти города не для большого культурного обмена. Флоренция — это проходной двор, музеи, скульптуры прямо на улице. А где скульптуры на улице в Невьянске? Наш край до сих пор спит, ничего не происходит. Убедительно покажите мне, в какой точке сегодня проснулся наш город, и я вам зааплодирую. Особняки Екатеринбурга, даже самые интересные, увы, не сравнить с архитектурой Флоренции — А как же конструктивизм? Считается, что его образцами столица Урала может гордиться... — У меня к конструктивизму отрицательное отношение. Это тюремная архитектура с полосками окошек, убогой пластикой. Один из таких примеров — Главпочтамт. Гостиница «Исеть» интереснее из-за ряда пилонов. Конструктивизм в мире совершенно не новая вещь. В Германии, Нидерландах подобных зданий не меньше, чем у нас. Как европейцев можно после этого затащить конструктивизмом в нашу провинцию? Спорный вердикт архитектора: «Исеть» оставить, городок Чекистов снести — А что с ним тогда делать? — Возьмем городок Чекистов. Он же пожароопасен. Полы, стены с дранкой на деревянных балках. От плохо сделанной проводки здесь когда-нибудь полыхнёт и всё сгорит. Одно из решений — оставить только фасад, поменять кровлю и все нынешние деревянные несущие конструкции на бетонные. Но надо ли? Имеет ли реставрация экономический смысл? У меня большие сомнения. Сейчас с функциональной точки зрения городок Чекистов — это рухлядь. Когда-нибудь он будет снесен. Там, где сейчас конструктивистские здания, когда-то стояло что-то другое. Это была историческая застройка. На конструктивиста Гинзбурга нападали: «Зачем ставите коробки вместо исторической архитектуры?» Куча особняков была снесена тогда. Здание нашей мэрии — это бывший дом в стиле конструктивизма. А уже потом наложены капители со звездами, скульптуры. Было бы скучнее без этого. Хотя сейчас такой декор не имеет смысла, потому что нужны колоссальные средства. Мэрия Екатеринбурга выглядела бы так, если бы не реконструкция 1949 года Я бы всю историческую застройку разбил на категории: поштучно оставил бы неприкасаемые здания, а остальное должно заменяться. Конечно, нужно оставить комплекс Расторгуева-Харитонова, особнячки на Розы Люксембург и Чапаева, оперный театр. Из конструктивизма — гостиницу «Исеть» и, так и быть, Главпочтамт. Город не может оставлять всё и одновременно разрастаться. Из каждого культурного слоя во всем мире оставляют лучшее. В нынешнем Генплане, по сути, сделано то же самое. — Какой мировой опыт тогда можно использовать при раскрутке Екатеринбурга? — Есть уникальный пример, который я называю синдромом Бильбао. Это крохотный рабочий городок с населением 350 тысяч человек на севере Испании, в котором нет ничего интересного. Я смотрел его панораму: это панельные, серые, убогие пятиэтажки хуже, чем у нас. Но у местной мэрии появились понты, амбиции. Они организовали конкурс на музей Гуггенхайма. И «забабахали» там такое, что желающих приехать и посмотреть было столько, что пришлось строить второй аэропорт. Одно сооружение переломило общественное сознание. Достаточно сделать у нас сооружение или группу сооружений, которое возбудило бы общественный интерес. На уровне произведения искусства, что-то уникальное. Я не думаю, что менталитет у элиты Бильбао намного выше, чем у нашей. Но они собрали деньги и построили. Музей Гуггенхайма в Бильбао перевернул общественное сознание горожан — Это к вопросу о том, выстрелит — не выстрелит. Была же вероятность, что в Бильбао построят музей, который никому не понравится? — Это все равно даст результат. Когда испанский архитектор Сантьяго Калатрава построил Город искусств и наук в Валенсии, местные власти заранее просчитали, что это будет самый посещаемый комплекс современной архитектуры. Так и вышло. Когда приглашают архитектора такого уровня, все спрогнозировано. — Какие еще есть варианты? — Сделать Екатеринбург свободной экономической зоной. Ввести льготный налоговый режим для всех видов производств. Хотя федеральной власти это может не понравиться, потому что она кормится от налогов. И могут другие регионы захотеть. Раскрутить Екатеринбург помогли бы хорошие отношения местных элит с Путиным — А как убедить федеральные власти в том, что это нужно? — Нужны хорошие и именно личные отношения, скажем, губернатора с президентом. В нашем случае — Евгения Куйвашева и Владимира Путина. Подойти к Путину и сказать: «Господин президент, Урал — это опорный край державы. Ну согласитесь, ну что вам стоит, ну классная идея» (хитро улыбается). Пригласить Путина сюда, покатать на санках и обсудить такой вопрос. А почему нет? Надо показать ему, что у нас много уникальных производств. Найдите в России еще один такой город, чтобы в его структуре было 70 заводов, как было в советское время. Сейчас поменьше, около 40. В первую очередь, налоговые послабления для самых энергоемких производств. У нас куча производств, которых душат налогами. — А если федеральная власть не согласится? — Тогда третий вариант: сделать международный финансовый центр. Сосредоточить здесь финансовую жизнь Евразии и финансовые потоки со всех направлений. Использовать бренд «границы Европы и Азии» именно в этих целях. Перенести штаб-квартиры Сбербанка, ВТБ в Екатеринбург. Все операции — через банки Екатеринбурга. Плюс играть на бирже. — Банки и финансы — это уже прерогатива Москвы, и она никогда не откажется от нее. — Москва — это Европа. А у нас Евразия. Москва завязана на Европу, а наш регион — Китай, Индия, Казахстан. Надо не переносить из столицы биржу, а создавать свою. На мой взгляд, отсутствие финансового центра у такого огромного региона, куда входят Сибирь, Дальний Восток, страны Средней Азии, Индия, серьезно ослабляет экономику этих территорий. Отношения все равно развиваются. Индия закупает вооружение на Урале. Мы гораздо успешнее смогли бы вести дела, если бы имели в Екатеринбурге ее военное представительство. Много российских туристов в Индии? Значит, пусть открывают в Екатеринбурге штаб-квартиру по туризму. Точек соприкосновения много: программирование, ядерная энергетика, а значит — научное и промышленное представительство. За каждой точкой огромный потенциал. Если бы мэрия организовала совещание по созданию финансового центра, мы с коллегами-архитекторами предложили бы свои решения. Но сейчас такой задачи не ставится. Изначально должна быть мотивация, возникшая идея. Без нее ничего не сделать. И талантливые люди не стали бы уезжать из Екатеринбурга, если бы им предложили что-нибудь стоящее. Архитекторы, как и бизнес, все чаще смотрят на Восток, одним из катализаторов развития Екатеринбурга видится Индия — Из-за кризиса и санкций коридор возможностей для Екатеринбурга сужается? — Наоборот. В кризис болезненные проблемы обостряются, становятся фактурнее. Гениальные идеи появляются у голодных изобретателей. Доходы населения должны уменьшиться, тогда оно начнет думать. Возьмем Корею, которую разрезали по 38-й параллели. В Северной есть всё — лес, уран, полезные ископаемые. В Южной — песок, скалы, ничего нет. Зато какие монстры — «Дэу», «Самсунг», «Киа» — выросли там. После войны Южная Корея была в руинах, на песке росла одна морковка. А в наше время небоскребы. И строится без нефтедолларов. А ведь народ мог закиснуть. Застрелиться было проще, чем решать проблемы. Но ведь нация встала. Вот и надо россиянину достичь состояния корейца 50-х. Макеты для Екатеринбурга и других городов от Андрея Коротича