«Я не справляюсь с теми обвинениями в сети — в русофобстве, антиправославии и прочем. Ответить на это совершенно невозможно. Ибо если ты не видишь того, что вижу я — разговаривать совершенно нет смысла. Если вы будете утверждать, что в фильме показаны люди, которые не существуют — я буду спорить с вами. Значит, вы просто не видите своей страны», — не в сердцах, а скорее устало проговорил режиссер. Собственно, на этом дискуссию можно было бы и закрыть. Но, поскольку сторонников Звягинцева было значительно больше — она не вылилась ни в перебранку, ни в бесконечные вопросы типа почему фраза «Всякая власть от Бога!» не сопровождается ее расширенным библейским толкованием. Оппоненты режиссера, а их более чем достаточно, вообще выглядели не слишком убедительно. Когда представитель «Родительского сопротивления» начинает рассказать, как после просмотра фильма у его 28-летней дочери опустились руки, а в душе воцарилось полное чувство безысходности — возникает вопрос об ответственности уже не Звягинцева, а его, как отца. Если на пике жизни его дочке не на кого бросить взгляд, не о ком вспомнить и с облегчением перевести дух — поняв, что жизнь при всех ее «свинцовых мерзостях» отличается от сконструированной сколь угодно гениальным режиссером модели — кто в этом виноват? Звягинцев? Путин? Таких залов — и, главное, разницы мнений — в Челябинске не было со времен Перестройки Многие сентенции режиссера как минимум спорны. Что-то он вообще обходит стороной, пытаясь донести до аудитории свое понимание таких трудно формулируемых вербально вещей, как патриотизм. Но! Составитель одного из первых постсоветских ПСС Стругацких вспоминал, как горкомовское начальство закрывало их клуб любителей фантастики. «Позвольте, вот у Стругацких вообще все книги коммунистические!» — слабо трепыхались любители чтения. «Коммунистические, но антисоветские!» — метко парировали партийные бонзы. Скажем, пропихиваемая в свое время на «Оскар» михалковская «Цитадель» официально позиционируется как патриотическое кино. Хотя в силу отточенной пошлости и феерического трэша по факту куда более антироссийская — раз уж в ход идут такие термины, — чем «Левиафан». Скажете, нет? «Когда Гоголь написал „Ревизора“ — это был бунт. Люди были не согласны, что они такие. А ведь там не было ни одного положительного героя!» — напомнил и сторонникам, и противникам Звягинцев. Вот кстати да. Просто с гоголевской пьесой звягинцевская трактовка российских реалий соотносится как эстетский «ливановский» Шерлок с Холмсом Гая Ричи. Каждый из героев Звягинцева «дистиллирован» до той границы, за которой он стал бы карикатурой. В каждой сцене режиссер останавливается на грани, за которой начался бы гротеск. В жизни подобная комбинация героев и обстоятельств почти невероятнао, но в фильме она плотно упакована в два с лишним часа сюжета. Сюжета, в котором нет даже намека на хэппи-энд. «Мы, девочки, сегодня будем отдыхать — все вопросы будут к Андрею Петровичу!» Каждый, как в том анекдоте, имеет все шансы «выйти из дома и случайно посмотреть „Левиафан“. Но в реальной жизни нас коснется разве что чешуйка или там усик всеобъемлющего чудовища, воплощенного в картине и раздавившего ее героев. Даже на подготовленного зрителя фильм обрушивается как бетонная плита. Порождая мощнейший „откат“, обрушившийся сейчас персонально на гражданина РФ Звягинцева А. П. „Замысел фильма родился весной 2008 года. Она просто пришлась на такое время, которое влияет на восприятие. Аудитория и страна в целом слишком политизированы, и патриотизм, который насаждают сейчас, заставляет воспринимать картину очень болезненно. Возможно, если бы не было этого контекста, у нее был бы другой фон“, -Звягинцев может объяснять ситуацию сколько угодно. Это уже ничего не изменит. Равно как и рассказы о сносе украинским Левиафаном кинотеатра Довженко в Киеве — под комментарии возмущенных артистов и под камерами иностранцев. Равно как и отправная точка для будущего сценария Звягинцева — с костями пожранного бюрократами и бизнесом США Марвина Химейера. У нас свой Левиафан», родной и близкий. Звягинцева принимали в Челябинске очень тепло. Но оправдываться перед недоброжелателями он устал Но оскорбительные отзывы в сети, и возмущенные вопросы из зала, и суровые комментарии профинансировавшего создание картины минкульта, — это не он. Это всего лишь плата за «Оскар», который с высокой степенью вероятности Андрей Петрович все-таки получит. Даже запреты показа в каких-то там городах и весях свидетельствуют скорее о том, что система не до конца безнадежна. Хуже, когда Левиафан улыбается тебе этакой зубастой ухмылкой. Когда в конце встречи со зрителями, со слезами на глазах кричащих, что так жить нельзя, из первого ряда встает экс-мэр областного центра и толкает под их бурные овации речь про замечательный фильм, на который в обязательном порядке надо раздавать билеты всем государственным служащим. Вячеслав Тарасов: «Всем чиновникам билеты на „Левиафана“ надо в принудительном порядке давать!» На минуточку: вдохновенный спич произнес человек, разгромно проигравший выборы под градом обвинений в точечной застройке чуть ли не головах протестующих горожан, в раздаваемых приближенным бизнесменам преференциях и т. п. Как-то сразу представилось: приезжает Звягинцев в Прибрежный, а там его с распростертыми объятиями встречает Шелевят: «Добро пожаловать, Андрей Петрович! Мы тут уже всем сотрудникам нашим билетики раздали, как в старые добрые времена — культпоход в кино! Щас вот владыка скажет пару вступительных слов — и начнем, благословясь...» Уж простите за гротеск. Я не Звягинцев.