Екатеринбург и Пермь вступили в негласный спор за звание «оперной столицы». Старт театральной дуэли дали пермская «Носферату» и екатеринбургский «Летучий Голландец», номинированные на «Золотую маску». А продолжилось противостояние премьерами, которые критики и пресса назвали лучшими спектаклями 2014 года. «Сатьяграха» и «Дон Жуан» стали знаковыми событиями для театральной общественности и будут основными претендентами на главную театральную премию в будущем году. Экономический кризис сделал неоправданно дорогими путешествия в мировые оперные столицы Вену и Милан, параллельно увеличив потребность в зрелищах. Именно таких, которые предлагают уральские театры, когда на сцене — материальные и духовные роскошь и богатство. «URA.Ru» решило выяснить, чей подход к созданию зрелищных шедевров приносит большие дивиденды и куда двинется зритель, убегая от безрадостной действительности. Театральные эксперты высоко оценили «Сатьяграху» и «Дон Жуана». Оба спектакля неизменно присутствуют в самых разных экспертных рейтингах и итогах театрального 2014 года. Они не претендуют (пока) на «Золотую маску» — в числе номинантов премьеры сезона, который закончился летом. Но разговоры не утихают с сентября, когда Екатеринбург и Пермь выдали премьеры, ознаменовавшие начало межрегиональной оперной дуэли. О них говорят не только профессиональные критики или коллеги по цеху, но и (что особенно важно в 21-ом веке) в социальных сетях и на неспециализированных форумах. Пермский театр хвалят за смелость — опера Моцарта на его сцене балансирует на грани предельно допустимых правил приличия. Екатеринбургский — за новаторство — опера Филипа Гласса на санскрите не часто появляется на российских (да и на мировых) подмостках. Но общим для обоих театров является экспериментальный подход. Впрочем, к нему коллективы пришли разными путями. Театр оперы и балета Перми сегодня обласкан краевыми властями. И, если несколько лет назад театр славился, в первую очередь, своей хореографической школой, то появление Теодора Курентзиса придало ему новое и очень громкое звучание. А для команды пермского губернатора Виктора Басаргина академический театр, где рождаются обсуждаемые премьеры и работает самый стильный дирижер современности, — замена дорогостоящей и бюджетно-неоправданной культурной революции Марата Гельмана. Плотный патронаж краевого министерства культуры позволяет считать постановки Курентзиса новым брендом регионального центра. А Перми сохранить статус культурной столицы. Стоит это во всех смыслах недешево. Размеры гонораров иностранных исполнителей высокого уровня, подвижные сложные декорации, световое оформление, реквизит... Здесь царь и бог, любимец театральных критиков и женщин, творец и распорядитель — Теодор Курентзис. Он говорит «сцена маловата», и краевые власти тут же вплотную приступают к реализации идеи, существующей уже два десятка лет. И, если бы не кризис, сквер за зданием театра заняла бы вторая сцена. Он привозит в Пермь свой уникальный Musica Aeterna Ensemble — оркестр исторических инструментов, и обеспечивает музыкантов достойной зарплатой из бюджета. Билеты в Пермский оперный недешевы. Последний ряд амфитеатра на «Дон Жуана» стоит 1500 рублей. В Екатеринбурге для ряда спектаклей это стоимость самого дорогого билета. Удивительно, при таких ценах среди пермских зрителей больше половины — молодые люди до 30 лет. В Екатеринбурге театр всегда был уважаем за оперную составляющую. Здесь, в отличие от Перми, нет своего хореографического училища. Поэтому при всем старании — до появления Вячеслава Самодурова — балет здесь давался, скорее, «в нагрузку». Стратегия екатеринбургского оперного, обусловленная грантами и средствами из федерального бюджета, — приглашение западных звезд. Но не исполнителей, а создателей шедевров: дирижеров, режиссеров, художников... Ставка на уникальность постановок сработала — мопед Евгения Онегина или кожаный плащ Летучего Голландца обсуждался не меньше, чем своеобразные трактовки классических опер. Как результат — на громкие оперные премьеры в Екатеринбурге ходить стало престижно: в первых рядах обязательно присутствуют VIP-персоны, которых раньше можно было заметить лишь на футболе или хоккее. А купить билеты на хорошие места можно только очень заранее, причем самые дорогие — 3000 рублей (на премьерный показ) в свободную продажу зачастую не поступают. Возможно, дешевизна билетов объясняется тем, что балет и опера в Екатеринбурге все еще искусство для пожилых. Молодежь даже за сто рублей массово в храм искусства не ходит. Определение победителя в дуэли двух театров невозможно лишь при сопоставлении стоимости билетов, социального и возрастного статуса зрителей, принадлежности разным уровням власти и общей стратегии при формировании бюджета. Главная характеристика театра — его постановки. Поэтому сравнивать придется дирижерское хулиганство Курентзиса и лаконичность Оливера фон Дохнаньи, режиссерский темперамент Валентины Карраско и медитацию Тадэуша Штрасбергера. «Дон Жуан» К дирижерскому пульту стремительно подходит Теодор. Зал взрывается аплодисментами. Причем понятно, что аплодируют Курентзису, а не музыке Моцарта, которая зазвучит через минуту. Дирижер взмахивает руками, и «Дон Жуан» начинается — странное, но очень понятное действие, основанное на играх мужчин и женщин, в которых побеждает тот, кто сохраняет голову холодной. Участница испанской радикальной группы La Fura dels Baus, постановщик спектакля Валентина Карраско нашла очень примитивный способ показать внутреннюю свободу или ее отсутствие: люди на сцене скованны ортопедическими бандажами, а переход к независимости сопровождается срыванием оков. И все это на фоне бесконечных манекенов, которые лежат, стоят, висят, движутся, разрушаются, падают, мешают и помогают. Герои используют пластмассовые руки и ноги, чтобы драться, кидаться, побеждать и проигрывать в потасовках. Это механическое заполнение сцены сначала мешает, поскольку искусственных обнаженных тел слишком много по сравнению с живыми. И лишь один Дон Жуан свободен от корсета и поэтому волен призывать окружающих грешить. Музыкальное оформление Моцарта делает порок на сцене и судьбы людей, им охваченных, глубоким и мрачным. При этом действия героев, живущих будто в последний день, мелки и смешны. Старательное упрощение, понятное обывателю — один из приемов, которым «Дон Жуан» завлекает неподготовленного зрителя. Это и долларовая купюра, упоминаемая в итальянской опере по-русски. И Ангела Меркль, появляющаяся на экране ТВ во время последней попойки Дон Жуана. Врывающиеся в зал и скандирующие Viva La Liberty полуголые фрики. И Чебурашка, гордо поднятый над головой... Знаки и символы, которыми насыщена опера, где-то по-моцартовски тонкие, где-то по-пермски прямолинейные, направлены на одно: показать, что социальных пороков на самом деле нет. Есть только люди, которых убедили в собственной порочности или которые сами согласились быть их носителями. К первой категории относятся все герои оперы, которых так легко спровоцировать на непристойные поступки. Ко второй — Дон Жуан, использующий свои изъяны для провокации окружающих. «Дон Жуан» Курентзиса — монохромная история о чувствах, которые бывают фальшивыми и настоящими. Причем манекены, созданные Валентиной Карраско, иногда начинают действовать и становятся более честными — как проститутки, дающие любовь за деньги. А искренним оказывается отрицательный герой, развращающий приличных дамочек и призывающий отрываться здесь и сейчас, забыв о морали. И, возможно, именно это вызывает активную неприязнь у некоторых зрителей. В очереди в гардероб звучали такие оценки увиденного, как «гадость» и «мерзость». И это ведь высокое оперное искусство, они тогда еще «Левиафана» не видели. «Сатьяграха» В театре оперы и балета Екатеринбурга — иная стратегия руководства. Демократическая авторитарность директора Андрея Шишкина проявляется и в выборе спектакля, и в стилистике постановки. «Сатьяграха» стала громкой премьерой театрального сезона и вторым по значимости театральным спектаклем года по версии «Коммерсанта», опередив «Дон Жуан», оставшийся третьим. Она — результат точных расчетов Шишкина, как в выборе самой оперы, так и людей, которые должны ставить. Филип Гласс входит в десятку самых значимых композиторов современности — по масштабности и роли в искусстве. И опять нельзя не упомянуть «Левиафан» — в картине Звягинцева звучит именно музыка Гласса. Дирижер «Сатьяграхи» — Оливер фон Дохнаньи лично знаком с композитором, а значит, лучше других понимает трудности этой специфичной музыки. Режиссер — Тадэуш Штрасбергер, молодой, креативный, современный и стильный. Эти люди создали совершенно иную, нежели «Дон Жуан», оперу. Она лаконична и медитативна. Сложна и непонятна без объяснения. Увидеть в безумно красивом фантастическом мире, созданном на сцене, реальных Ганди, Толстого, Мартина Лютера Кинга, Кришну и Арджуну неподготовленному зрителю невозможно. А иногда даже зная либретто, завораживающая смена красок, движение цвета и света, монотонно-минималистичные музыка отвлекают от драмы человека и общества, идеи свободы и долга, войны и мира. Редкие всплески оживления — это появление актеров в зале со свечами и цветами лотоса, ритмично-выдыхаемые хором звуки и «крупные планы», которыми постановка не балует. Здесь важнее толпа, на фоне которой герои пытаются произнести свои выстраданные идеи. И получить в ответ либо молчаливое одобрение, либо подвергнуться остракизму. «Сатьяграха», как и «Дон Жуан», доказывает, что современная опера — жанр синтетический и реформаторский. Успех спектаклей уже не зависит лишь от вокального мастерства исполнителей. Зритель ждет экспериментов и хочет удивляться. Чему — в каждой постановке решается индивидуально. Шокирующие пластмассовые манекены — более доступный способ поразить. Но у Курентзиса получается при этом и сохранить самодостаточность музыки. Можно заворожить красотой декораций, которая сделает ярче и понятнее минималистичную музыку Филипа Гласса. Она, в свою очередь, как иголка нитку, потянет философию либретто. Но, чтобы погрузиться в этот визаульно-музыкальный мир, надо тщательно выбрать время. «На «Сатьяграху» не стоит идти после работы, не освободив мозг от повседневных забот. И в этом, пожалуй, главное отличие не только в восприятии «Сатьяграхи» от «Дон Жуана», но и екатеринбургского театра от пермского. Теодор Курентзис — великий музыкальный мистификатор, умеющий талантливо принизить высокое искусство, чтобы сделать театр популярным. Андрей Шишкин — расчетливый прагматик, четко следующий выбранной стратегии: вернуть театру статус новаторского, не оскорбив и не растеряв многолетних поклонников. Но при этом обе громких оперных премьеры, рожденные вдали от столиц, — о свободе. И не только героев на сцене. Но и создателей спектаклей, которым разными путями предоставили возможность экспериментировать.