Куда исчезал президент Владимир Путин? Россия на Украине права или ошибается? Кто убил Бориса Немцова? Ведущий эксперт по Рунету, создатель Politrash.ru, сотрудник кремлевского Фонда развития гражданского общества Станислав Апетьян (в 22 года — сотрудник управления внутренней политики АП РФ) попытался успокоить редактора URA.Ru Михаила Вьюгина, а заодно презентовал новый класс пользователей Фейсбука (деятельность запрещена в РФ), который уничтожает надежды оппозиции на скорый приход к власти. — Не знаю как вы, а я замечаю жесткую поляризацию настроений в соцсетях. В течение недели появляются два — три информационных повода, которые обязательно раскалывают пользователей, идет жесткое сегментирование провластных и открыто оппозиционных ресурсов, спикеров, настроений. Насколько для общества это правильно и здорово? — Я бы сказал не о здоровье общества, а о политической дискуссии. Столь жесткое деление, конечно, ее уничтожает. Происходит радикализация, а это плохо. Но это наблюдается по всему миру, даже в США, где, казалось бы, политическая культура складывалась гораздо дольше, чем у нас. Есть исследование по политическому сегменту американского Твиттера. Там два больших, примерно равных кластера консерваторов и прогрессистов, которые друг с другом вообще не пересекаются. — И теперь у нас то же самое: семьи раскалываются из-за разного отношеня к той или иной реформе, заявлению президента… — Мне кажется, что это неадекватное поведение и люди слишком заморачиваются по поводу политики. Есть хорошие примеры активных граждан: мой товарищ Сергей Лежнев — самый известный блогер Черноземья. Я рекомендую посмотреть его блог: он суперактивный (инспектирует больницы, пишет запросы в прокуратуру, по которым реально сажают коррупционеров), по многим вещам достаточно критично относится к власти. Но человек занят делом, в отличие от тех, кто занимается дискуссиями по поводу убийства Немцова. — Это похоже на призыв администрации президента к политикам: идите, избирайтесь сначала в районные думы, потом в городские, потом в заксобрания регионов… — Призыв на самом деле хороший. — А мы будем заниматься большой политикой. — В чем и сложность: в этот призыв многие не поверят, потому что у нас очень часто меняются правила игры. — Я от вас ждал другого призыва: политики, идите в соцсети! — И я это говорю на каждой публичной площадке. То, что у нас депутаты не представлены в соцсетях, — позор. Мне кажется, что это такое наплевательское отношение к своим избирателям, страх нарваться на негативную реакцию. — Вот, например, фото из личного аккаунта вице-губернатора Челябинской области. Как оцените? — Забавно… Но я не вижу ничего плохого в этом посте. Человек просто очень неформально ведет свою страницу, и большинство людей, которые увидят этот пост, подумают: ок, живой человек. Политики не идеальны и вправе показывать свою человеческую сторону. В данном случае — общение с детьми. — Может быть, участие политиков в соцсетях станет неизбежным при каком-то кардинальном росте аудитории Рунета? — Вообще, она продолжает увеличиваться. Конечно, в Питере и Москве почти стопроцентный уровень проникновения, и территориально основной драйвер роста — малые города и даже село. Но сейчас фиксируется всплеск подключений в наиболее старшей возрастной группе: дети покупают своим родителям ноутбуки, общаются с ними по скайпу. В результате пожилые люди постепенно начинают заходить на сайт «Комсомольской правды», потом — «Московского комсомольца». Потом узнают, что у Владимира Соловьева или Олега Газманова есть страничка в Твиттере, и регистрируются там. — К чему это приведет? — Уже есть результаты: изменился демографический состав интернет-пользователей России. Еще пять лет назад были популярны разговоры про партию Интернета и партию телевизора. Сейчас у нас нет таких партий, широкие народные массы — уже в Интернете. Замечательный пример — самые популярные хештеги и вообще упоминания слов в Твиттере в то время, когда идут крупные телешоу типа «Голос» или «Танцы». Львиная доля обсуждений касается именно телешоу, и то же самое — в Штатах. Имеет место сдвоенное медиапотребление: люди смотрят телевизор и одновременно обсуждают то, что происходит на экране, в социальных сетях. Это касается и не развлекательного контента. Яркий пример — фильм «Крым: возвращение на Родину». Даже до того, как фильм был показан в Москве, люди посмотрели на Ютубе версию для Дальнего Востока и уже обсуждали эту картину. И я думаю, что в день показа значительная доля обсуждений и в Твиттере, и в Фейсбуке (деятельность запрещена в РФ) была посвящена фильму. Но есть и обратная реакция. Люди в телевизоре тоже не могут не замечать Интернет, потому что без него невозможно. Екатерина Андреева в программе «Время» в прямом эфире общается по скайпу. Все. Мы уже живем в другой реальности. — А как вы оцениваете политическое спокойствие, удовлетворение ситуацией в стране? — Если по 10-бальной системе, то восемь. Понятно, что у нас есть некоторое напряжение, связанное с международной ситуацией, но в краткосрочном периоде двух лет я не вижу никаких признаков политической нестабильности, на внутреннюю ситуацию смотрю достаточно оптимистично. Думаю, что мы достаточно спокойно пройдем выборы в Госдуму (будет какое-то политическое оживление, но не дестабилизация). А вот уже ближе к 2018 году возможно всякое. — Даже убийство Бориса Немцова вы не воспринимаете как дестабилизирующий фактор? — Это убийство, безусловно, всех шокировало, но не дестабилизировало ситуацию в стране. Вы же видели, как прошел митинг в память о нем — массово, но без попыток перейти в какое-то несистемное русло, прорвать цепи ОМОНа. Прошли люди и прошли… — Но людей пришло достаточно много, они хотели быть замеченными. Это повод для реакции власти. — Люди простились с Немцовым, незначительная их часть — сторонники радикальной оппозиции. Почему это должно вызывать какую-то реакцию? Сейчас вообще изменилось отношение к массовым акциям: они согласовываются. Даже несистемным оппозиционерам дают возможность проводить свои акции. И это правильно. В Москве запускаются сейчас проекты «Открытой России» Ходорковского. Но они тоже не нацелены на результат в ближайшие два года, их замах дальше — лет на пять. Поэтому если мы говорим о возможности дестабилизации, об условном майдане в России, то это дело не слишком ближнего будущего — это история конца 10-х годов. — Убийство Бориса Немцова, марш в Москве были еще и сигналом о несогласии. Вновь пошли разговоры о том, что нужно «валить», потому что здесь себя реализовать невозможно. — Вы думаете, что эта невозможность появилась в последние полгода, а раньше ее не было? К сожалению, отъезжающие были всегда. Сейчас отъезд чаще вызван эмоциональными факторами, основан на информации из интернет-СМИ. Если люди хотят уехать, то для начала не нужно им мешать. У нас граница открыта, и я считаю, что это правильно. Многие вернутся. — Если мы говорим, что эмоциональные причины для отъезда существуют и они в основном создаются после прочтения интернет-ресурсов, означает ли это, что власть не может навязывать свою повестку на подобных площадках? — Если посмотреть на топ-10 российских СМИ, то навскидку шесть — семь будут занимать, скорее, сторону действующей власти. Поэтому здесь проблем нет. — И лидеры этого топ-10 еще две недели назад активно задавали вопрос: «Куда исчез Путин?» Эта история была позитивна для власти? — Нейтральна. Президент не появлялся на публике примерно неделю. Широкие массы это заинтересовало? Да ни фига. Понятно, что это обсуждалось, но я не вижу здесь никаких проблем. Были слухи, что он болеет. И что в этом такого? Разве он инопланетянин? Президент появился, все на него посмотрели — очевидно, что с ним все ок. — Насколько я понимаю, сам приход широкой аудитории в Интернет не означает доверия к нему как к источнику информации. — Нет, но есть другой эффект. Аудитория Твиттера и Фейсбука (деятельность запрещена в РФ), ранее такая элитарная, очень московско-питерская, сильно размылась именно за счет населения всей нашей Родины. Посмотрите комментарии под статусами популярных пользователей Твиттера: это жители небольших городов страны, часто пенсионеры… И это скорее лоялисты, чем оппозиционеры: путинское большинство пришло в соцсети. Произошел просто стремительный рост патриотического сегмента российских соцсетей, что для оппозиционного сообщества — драма. И это будет еще продолжаться в течение четырех — пяти лет: лоялистов будет становиться больше. — Раньше считалось, что, если они придут в соцсети, тут-то мы их… переагитируем. — Да, а получилось наоборот. И, кстати, это связано с технологической ошибкой самих оппозиционеров в связи с событиями на Украине. Они заняли откровенно антироссийскую сторону, и большинству стало очевидно, что эта группа настроена против родной страны всегда, вне зависимости от контекста информации. — Это связано с событиями на Украине, а не с тем, что после просчетов избирательного цикла 2011—2012 годов власть уделила Интернету больше внимания? — Внимание, безусловно, было уделено. Что и привело к определенным результатам в части появления медиаторов. Но приход массового пользователя в соцсети — это естественный процесс, и он прогнозировался. Просто оппозиция думала, что она быстренько перекует массового пользователя и сделает из него свою электоральную базу, потому что в Интернете у нее на тот момент были более сильные позиции, чем у лоялистов. Но массовый пользователь пришел уже со своим сложившимся политическим сознанием, со своими предпочтениями. — Мне кажется, нужно признавать, что лоялисты чувствуют себя увереннее и вследствие «зачистки» интернет-медиа. Те самые шесть — семь лояльных из десятки самых популярных… — Да, это одна из причин. Но дополнительно: за два — три года появились такие ресурсы «за», как Life News, Russia Today — на русском языке. Сейчас Russia Today — лидер соцсетей по новостному трафику. Сама «зачистка» интернет-СМИ, думаю, в основном была связана с тяжелыми отношениями между редакторами и владельцами СМИ. Понятно, что владелец может держать в голове разные интересы, в том числе и политической безопасности. Мне очень интересна была судьба URA.Ru. Я отследил момент — месяц назад прочитал ваше интервью о том, что от вас требовалось стать Russia Today. И я подумал, что на этом история ресурса закончена. Обычно, когда говорят, что «мы будем искать новый формат», так и происходит. А вы продолжаете существовать. — И неплохо живем. Спасибо за интерес к нам. Это приятно. В 2013 и 2014 годах мы стали свидетелями появления государства в сфере контроля за Интернетом. Есть много вопросов к принятым законам, непонятна их реализация, но государство заявило о своем присутствии. Как вы считаете, это уже финальные правила или мы можем увидеть ужесточение в какой-то перспективе? — Я не вижу никакой опасности в Рунете для власти. Он сейчас в основном поддерживает власть. Понятно, что ситуация может измениться: Рунет гиперактивен и может выстрелить. К счастью, и власть не считает нынешний Рунет опасностью для себя. Я не думаю, что возникнут какая-то стена или заградительные предложения. Скорее, государство сочтет, что должны создаваться определенные условия преференций для интернет-ресурсов, находящихся на территории Российской Федерации. Редакция благодарит ресторацию «У Раневской» (Тюмень, улица Ленина, 46) за помощь в организации интервью. * деятельность запрещена в РФ