Стрелок-бизнесмен, расстрелявший автобусную остановку, добрался до скамьи подсудимых. Его адвокат проговорился, на чем будет строить защиту, а следствие уже смягчило будущий приговор. «URA.Ru» знает детали закрытого процесса. 19 мая в Екатеринбурге стартует, возможно, один из самых громких процессов года (не считая дела Лошагина). На скамье подсудимых — бизнесмен Ришад Гаджиев, застреливший сотрудника Уральского отделения Академии наук прямо на остановке. Следствие обвиняет его в умышленном убийстве, «стрелок» же считает, что не убивал человека, а всего лишь «оборонялся». В ноябре прошлого года, благодаря публикациям «URA.Ru», это преступление, которое могло остаться незамеченным, удалось сделать достоянием гласности. Сегодня, накануне старта судебного процесса, «URA.Ru» решило еще раз вмешаться в эту историю. Напомним, что преступление, вызвавшее широкий общественный резонанс, произошло в уральской столице 30 октября 2014 года. Двое сотрудников Института химии твердого тела УрО РАН, 56-летний Олег Шепатковский и 51-летний Владимир Кузнецов вышли с работы и ждали автобус на перекрестке улиц Комсомольская и Малышева. В этот момент подъехала иномарка Land Cruiser 200 с номером 001, водитель которой припарковался прямо на остановке, а затем отправился в овощной киоск. «Мы сделали ему замечание, он не отреагировал, — рассказывал „URA.Ru“ Владимир Кузнецов. — Когда мужчина вышел из киоска, мы снова сделали ему замечание». Водитель внедорожника отнес купленные продукты в машину и достал оружие. На видео с камер наблюдения отчетливо видно, как он наносит удары мужчинам (сначала одному, потом — другому), стреляет из пистолета (одна из пуль попадает Шепатковскому в голову), потом добивает его ударами рукоятки пистолета по голове, а затем садится в машину и уезжает. Олег Шепатковский был госпитализирован в 36-ю горбольницу с огнестрельной раной. Врачи боролись за его жизнь, но спустя 12 дней он скончался. У него остались жена, две дочери и внуки. На следующий день стрелявший сам пришел в полицию, написав явку с повинной. Выяснилось, что это 35-летний Ришад Гаджиев. Он владелец двух строительных компаний — ООО «Гольф Парк» и ООО СМУ «Универсал» (компании, строившие таунхаусы на Широкой речке, ТРЦ на ул. Синяева, жилые дома в Заречном, Уфе и других городах). Самое удивительное в том, что, опросив Гаджиева, полиция не стала его задерживать. Даже спустя несколько дней после смерти Шепатковского Гаджиев спокойно разгуливал по городу и, по информации «URA.Ru» от людей из его окружения, собирал крупную сумму денег, чтобы откупиться. Однако после публикации «URA.Ru» история получила широчайший общественный резонанс: прокуратура взяла дело под контроль, следственный комитет ходатайствовал об аресте Гаджиева, и 19 ноября 2014 года суд заключил стрелка под стражу. Изначально ему предъявляли обвинение по статье 111 УК РФ «Нанесение тяжких телесных повреждений», затем оно было переквалифицировано на часть 2 статьи 105 УК РФ «Убийство из хулиганских побуждений». 19 мая в Кировском суде Екатеринбурга состоится первое (предварительное) заседание по делу. Позиция потерпевших и обвинения «Можно было бы обойтись присутствием адвоката, но мы с дочерью очень хотим пойти, — рассказала „URA.Ru“ вдова погибшего Раиса Шепатковская. — Тем более что коллеги с работы Олега тоже будут. Нам всем не все равно, что решит суд. Согласно обвинению, которое выдвигалось, причинение вреда здоровью моему мужу было умышленным, а вот как решит судья?» Кстати, вести процесс будет судья Ольга Хамицевич, которая известна тем, что сначала присудила беспредельщику Игорю Новоселову, прославившемуся фразой «Ты кому сигналишь, дядя?», условный срок, а потом заменила его на на реальный. Следствие выходит на процесс с обвинением Гаджиева в убийстве. «Мы знаем: защита обвиняемого полагает, что он лишь оборонялся и никакого умысла совершить убийство у него было, — говорит начальник Следственного отдела по Кировскому района города Екатеринбурга Владимир Смоляренко. — Может быть, он и не хотел убивать, когда стрелял, но удары рукояткой пистолета наносил явно умышленно. Поэтому мы оставили статью 105 — «убийство». При этом часть 2 статьи 105 «Хулиганские побуждения» из обвинения убрали. «В начале конфликта Гаджиев вел себя более-менее адекватно, за исключением того, что припарковал автомобиль в неположенном месте, — поясняет Смоляренко. — А вот с другой стороны были и нецензурная брань (особенно со стороны свидетеля), и оскорбления в адрес Гаджиева, и они оба (и свидетель, и погибший) были в нетрезвом состоянии, как показала экспертиза. Поэтому мы и заменили часть 2 статьи 105 на часть 1 — «умышленное убийство». Секреты защиты — Статья «тяжелая», обвинение серьезное. Ваш подзащитный может провести ближайшие несколько лет в местах заключения? — спрашиваем адвоката Гаджиева. — Мы считаем, что статья должна быть переквалифицирована, — отвечает Тимофей Темляков. — Мой подзащитный надеется: суд придет к выводу о его невиновности в том преступлении, которое ему инкриминируют. Он рассчитывает на справедливый суд. Все СМИ писали, что был убит ученый — чуть ли не последний на Урале. Вы хотя бы поинтересовались, ученый он был или нет? По мне, ученый — это Курчатов, который создал ядерную бомбу, Кюри, которая открыла ядерные частицы. А фамилию Шепатковского я до этого происшествия не слышал. — Ученый обязательно должен быть с мировым именем? — Не обязательно, но все-таки. Насколько мне известно из материалов дела, он был не ученым, а инженером на договоре. Но почему-то никто не пишет, что убили инженера — все пишут, что убит выдающийся ученый. Я, например, учился вместе с человеком, который работал в Российской Академии наук заместителем директора по общим вопросам — по-русски это завхоз. И что, он теперь, академик, что ли? — Первое заседание будет закрытым? — Скорее всего — учитывая, что оно предварительное. Возможно, будет решаться и вопрос о допуске СМИ. 19 ноября прокурор хотел попросить, чтобы пресса не участвовала, но почему-то об этом забыл. Потерпевшая сторона тоже не хотела бы огласки. — Странно, у нас другая информация. «URA.Ru» ведь с самого начала освещала эту историю... — Я знаю. Если бы не вы, может, человек спокойно ходил бы на свободе с другим обвинением. — То есть журналисты теперь еще и виноваты, что Гаджиев находится под стражей? — Ну, не вы виноваты, но почему-то у нас пресса всегда пытается влиять на суд. -Вы хотите сыграть на непредумышленности действий Гаджиева? — Я ни на чем не хочу играть. Я хочу добиться объективного судебного рассмотрения этого дела. По моему мнению, квалификация преступления должна быть даже легче, чем была раньше, — по части 4 статьи 111 (нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть — прим. ред.). — Исходя из журналистского опыта, могу предположить и даже готов поспорить, что вашего подзащитного посадят. Думаю, не меньше, чем лет на восемь. Вопрос только, будет это колония строгого режима или обычного... — Если осуждают (пускай даже впервые) за особо тяжкое преступление, за которое предусмотрено наказание свыше 10 лет лишения свободы, то это однозначно будет строгий режим. А если преступление будет расценено как средней тяжести или просто тяжкое — тогда общий. — А ваш прогноз — исходя из адвокатского опыта? — Я прогнозов никогда не делаю: все будет зависеть от той квалификации, которую даст суд. От моей оценки никому не горячо и не холодно. Когда я защищаю людей, которые считают, что не виноваты в том, что им предъявляют, я никогда не прошу о переквалификации. Это прокурор может делать. Я лишь могу сказать, совершал он или не совершал такое-то преступление. Например, кто-то считает Евгению Васильеву виновной, кто-то — нет, кто-то полагает, что ей мало дали, но суд определил «пять лет» — и все, до свиданья! — Сравнение с Васильевой — не в пользу Гаджиева. — Сказать, что он не совершал убийства, а нанес, допустим, побои, конечно, не получится. Моя задача — чтобы суд прошел по тому пути, по которому прошел я. Я должен обратить внимание на то, на что я сам обратил внимание, а все остальные пропустили. Мог следователь не учесть какой-то момент? Запросто — они же тоже люди, могут ошибаться, заблуждаться, отнестись формально, неверно трактовать какие-то моменты. Моя задача — чтобы суд не повторил ошибок следователя.