Нападение на беременную водительницу и «поимка» девочки-собачки в Екатеринбурге, изгнание из нижегородской забегаловки сестры-аутистки Натальи Водяновой, нападение на Лену Летучую в Салехарде, наконец. Все эти истории объединяет фантастическая скорость работы силовиков. На зависть менее известным потерпевшим СКР и полиция возбуждают уголовные дела и, кажется, почти не выбирают статьи УК. Это не сильно удивляет юриста из Екатеринбурга Ивана Кадочникова — он делится деталями расследования «дела Малафеева». Подробности — в его авторской колонке на «URA.Ru». В последнее время Следственный комитет или полиция демонстрируют небывалую скорость возбуждения уголовных дел. Причем эта тенденция у меня — адвоката с более чем десятилетним стажем — вызывает даже не зависть. Вызывает удивление. Не секрет, что Уголовно-процессуальный кодекс РФ содержит ч. 2 ст. 144 УПК РФ, согласно которой дознаватель или следователь проводят проверку по сообщениям о преступлениях, опубликованных в СМИ. И, чего и греха таить, мы, адвокаты, для «скоростного» возбуждения уголовного дела применяем довольно типовой прием. О преступлении публикуется информация в СМИ. После чего «отрабатывается» стандартная ситуация с подачей заявления в правоохранительные органы и одновременно с этим представляются документы о публикации в печатном, электронном СМИ или же на телевидении — выступлении журналистов. Понятно, что любое упоминание СМИ в рамках еще не возбужденного уголовного дела заставляет правоохранительные органы работать немножечко быстрее. Именно немножечко. Ибо проверка сообщения о преступлении, если это не преступление против личности (убийство, тяжкие телесные повреждения и т. д.), требует стандартного набора действий: это дача письменных объяснений потенциальных сторон конфликта, сбор справок и т. д. И, если есть реальные основания, происходит возбуждение уголовного дела. По закону — только так. Одновременно с нормальной процессуальной работой, не будем скрывать, в правоохранительных структурах довольно хорошо поставлен мониторинг СМИ по их «тематике». Это означает, что по линии ведомственной пресс-службы дело уже особо не заволокитить, не прикрыться отписками. После сигнала в прессе все необходимые процессуальные действия по сбору доказательств будут выполнены очень быстро и оперативно. Зачастую — в ущерб иным делам. Кстати, раскрою маленькую тайну: лучше всего мониторинг, по моему личному мнению, поставлен в полиции. И связано это с тем, что данная служба может выделить большее количество штатных единиц на этот фронт работы. Скорость работы сотрудников пресс-службы того же Следственного комитета или прокуратуры не умаляется. Их — объективно — все же меньше. А фээсбэшники вообще живут в режиме «подвига», так как их меньше всех, а про «черные-пречерные козни кровавой ГеБни» постоянно пишут всякие маргиналы. Как и в СМИ, так и в соцсетях. И все это, не скрою, отрабатывается. Как правило, в «резонансных» делах СМИ применяется и в случае, если есть подозрения в коррупционной составляющей у ряда «ответственных» сотрудников. О коррупции, естественно, мы можем говорить только в прошедшем времени — сначала нужен суд. В постперестроечное время — в связи с разгулом демократии, либерализма в умах — о роли СМИ малость подзабыли. Но в последние лет десять СМИ как инструмент давления на силовиков стали использоваться очень активно. Очень часто для грамотного формирования информационной повестки в имущественном конфликте закладываются (читатели — знайте!) и соответствующие бюджеты. И тогда откровенные рейдеры выступают в образе «белых рыцарей, спасающих коллективы от проворовавшихся красных директоров». Естественно, силовики и судейские, читая материалы дел и исследуя доказательства, скрипят зубами от такой наглости, но в России главное не справедливость, а законность. И полиция, и эскаэровцы, отказывающие в возбуждении уголовных дел, выглядят явным мошенникам. Впрочем, бывает и наоборот, когда силовики, имея «свой интерес» (не удивляйтесь — даже законный), все же помогали восстановить справедливость. И пресса часто помогала. Но в последнее время «что-то пошло не так». Как пример, возьмем разгорающийся конфликт по Борису Малафееву в Свердловской области. Что мы знаем из СМИ? Что какой-то молодой человек неэтично повел себя с девушкой на улице. Кто-то кого-то как-то подрезал на дороге. Есть ли у нас в наличии акты медицинского освидетельствования потерпевшей, заявляющей о нанесении телесных повреждений? А степень причиненного насилия — какова: тяжкий вред, средний или просто моральный? Кто беременный, от кого беременный? Вопросов, формулируемых законом, масса. Но словно в ответ на них есть уже сформированный большим «пулом» СМИ подход к ситуации, в которой Малафеев — преступник. Имеет ли это место на самом деле? Не знаю. В данной ситуации профессионал запросит документы (справки из больницы, документы об освидетельствовании), проверит объяснения участников конфликта и т. д. А разного рода воспоминания о прошлом Малафеева хорошо формируют общественное мнение, но не имеют никакого отношения к недавним событиям. Сразу предупрежу уважаемых читателей: лично у меня нет мнения по данной ситуации. Я привык работать с доказательствами, документами, лично встречаться с участниками конфликта и т. д. Только на основании большого количества доказательств можно будет что-то сказать о происходящем. И только так, ибо за свои слова о виновности или невиновности определенного человека надо будет отвечать. И самое главное — перед самим собой, а не перед судом. Но что же происходит? Наша доблестная полиция ведет себя непривычно: как только появилась видеозапись, появляется и пресс-релиз. А в нем формулировка, которая содержит «выводы, дающие основания полагать», что есть признаки преступления, ответственность за которые предусмотрена ч. 2 ст 116 УК РФ. Нет, как профессиональный адвокат и честный человек, я бы хотел мечтать, чтобы за несколько часов сотрудники полиции провернули многодневную работу. То есть нашли и опросили участников конфликта, направили потенциальную потерпевшую на освидетельствование, дали ей «вылежаться 21 день» в больнице, нашли хулиганский мотив в действиях Малафеева и т. д. Но я знаю, что это физически невозможно. Сотрудники полиции, будучи нормальными живыми людьми, весь этот комплекс мероприятий в состоянии физически «отработать» за 3-4 дня. Понятно, что эти самые 3-4 дня полиция должна не только делать «умное лицо под фуражкой» перед софитами телекамер, но и давать какие-то факты разгневанным горожанам. Всем прекрасно понятно, что говорить что-то надо. Но все же правда бывает всякой — и не столь однозначной, как ее нам преподносят в СМИ. Так же надо «кинуть камень в огород» Следственного комитета. Что за скоростное возбуждение по ребенку, выгуливаемому на поводке? Товарищи следователи, если для вас неоднозначная видеозапись стала являться достаточным основанием для возбуждения уголовного дела, то «что-то не так стало в королевстве». Завтра в СМИ появится информация, что «всенародный» мэр «бабушку топором убил» — вы возбудите уголовное дело в отношении топора, так как мэра привлечь довольно сложно? Да и у нас уже есть примеры, когда участник «Битвы экстрасенсов» из Богдановича «раскрыл» преступление. И только суд Свердловской области вынес оправдательный приговор Андрею Рыжову 12 мая 2015 года. Хорошо, что хоть служители Фемиды проверяют факты и доводы. Но они это и так делают в силу служебных обязанностей.   Таким образом, медиазависимость силовиков от СМИ и общественного мнения — дело нужное. Иногда даже полезное. Иногда даже используемое в благих целях. Но все же сотрудники пресс-служб силовиков не должны подменять собой реальное дознание и предварительное следствие по делам, где есть признаки совершения уголовных преступлений. А то выглядит это немножечко непрофессионально.