Алексей Бобров — в информационной повестке гость редкий. Он не комментирует экономическую ситуацию, не делится бизнес-планами, не обсуждает коллег «по цеху». Собственно, и содержимое его «цеха» человек непосвященный сможет описать лишь в общих чертах. В Свердловской области Алексей Бобров известен благодаря тому, что несколько лет занимал пост руководителя МРСК Урала и Волги. Не было бы этого факта — возможно, и имя его по-прежнему знали бы только в узких кругах. А между тем его бизнес-интересы весьма обширны: это и энергетика, и пищепром, и сельское хозяйство, и туризм. А также медиа и спортивный менеджмент — обо всем этом Алексей Бобров рассказал «Деловому кварталу». — Честно — не знаю, какую должность вам приписать. Журналисты называют вас олигархом — с разными добавлениями: хоккейный олигарх, энергоолигарх, любимый олигарх губернатора. Это про вас вообще? — Олигарх — зверь редкий, из Красной книги, надеюсь, все олигархи у руководства страны наперечет. И надеюсь, я в их число не вхожу. — Тогда кто вы? — Я — временно не работающий. В 2009 году успешно завершил работу на государство, с тех пор не могу трудоустроиться. Единственным моим местом работы является хоккейный клуб «Автомобилист», но это, скорее, общественная нагрузка. Больше у меня никаких трудовых отношений ни с кем нет. При этом я получаю очень приличные доходы, честно исполняю свой священный долг перед государством и обществом и плачу большие налоги в Курганской области. Надеюсь, по этому поводу ко мне нареканий нет. — Не можете трудоустроиться — это шутка такая? — Да не то чтобы шутка… Я, конечно, не особо пытался, но этот статус меня вполне устраивает. Не надо никому вредить и отягощать собственным присутствием. С портфелем поручений Первым местом работы Алексея Боброва в большой энергетике был пост заместителя гендиректора АО «Тюменьэнерго» в Сургуте в 1999 г. Закончилась карьера госслужащего спустя десять лет в ОАО «Межрегиональная распределительная сетевая компания Урала и Волги». С тех пор г-н Бобров занимается собственными проектами и категорически не видит себя в госструктурах. — Получается, ваше последнее официальное место работы — государственная компания МРСК. Шесть лет назад вы ушли из нее и как-то сразу стали крупным бизнесменом. Поделитесь, как у госслужащего образуются такие капиталы? — Напомню, что я работал в момент, когда было позволено совмещать должность в государственной структуре и собственный бизнес. За время работы в МРСК скопились некоторые идеи, интересы, возможности, которые мне удалось реализовать после. — Это вы про что? Про акционерные отношения или про человеческие? — Про дружеские, партнерские. — Владельцем каких бизнесов вы сейчас являетесь? — Скорее, я являюсь заинтересованным лицом, бенефициаром в некоторых проектах. Детально их перечислять не имеет смысла. — Это немного непривычная позиция. Сейчас, напротив, многие владельцы разнонаправленных бизнесов стараются сделать свою структуру понятной и прозрачной. А вы не хотите даже основные активы перечислить. — Почему не хочу? Если у кого-то возникает интерес, то мы разговариваем на эту тему. Я что, должен подходить к каждому и говорить, а давайте я расскажу, чем владею? У всех вообще-то свои дела есть. Вся информация открыта, доступна, все органы — подсматривающие, контролирующие, подслушивающие — в курсе. — Энергоактивы какие у вас сейчас? — Перечисление юридических лиц вам, наверное, ничего не даст. Всего у нас порядка 3,5 млн потребителей, электроэнергии продаем на 70 млрд руб. Это достаточно большая компания, в совокупности там трудится 25 тыс. человек. — Если нет смысла перечислять юрлица, назовите тогда любимые детища среди ваших бизнесов. — Мне очень нравится то, чем мы занимаемся в Курганской области — возрождаем старинное старообрядческое село Мальцево. После всех наших перестроек, ускорений там украли почти все. А сегодня мы собираем рекорднейшие урожаи, люди получают зарплату, строятся дома, открываются магазины и село живет. Вот это интересный, красивый, эффектный и эффективный, с моей точки зрения, проект. — Неожиданно. А как к вам этот проект попал? Это бизнес или социальная нагрузка? — В этом селе с 1990-х и вплоть до 2005 г. только крали. А когда стало понятно, что красть больше нечего, жить не на что, в полях вместо хлеба растут березки, Олег Богомолов — на тот момент курганский губернатор — попросил нас вдохнуть жизнь в это прекрасное старинное российское село. Мы с радостью восприняли это предложение, поблагодарили за высокое доверие и честь и взялись за дело. — То есть все же социальная нагрузка. Что вы увидели, когда приехали на место? — Все, что можно увидеть в любом месте, где люди ничего не делали последние 15 лет. Запустение, разруху. Единственное — музей не разворовали. А больше ничего не было. — Что нужно было сделать в первую очередь? — Распахать поля, внести удобрения, купить солярку, посеять, убрать, продать, заплатить зарплату, заплатить налоги, отремонтировать садик, клуб, школу, свет провести на ферму… — Получается, вы вкладываете деньги в развитие села и благополучие жителей. Вам лично что это дает? — Во-первых — моральное удовлетворение, во-вторых, мы не несем финансовых потерь и вообще надеемся, что когда-то эта компания будет приносить прибыль, дивиденды, доходы. — Вы верите, что с сельского хозяйства можно получать дивиденды? — Верю, почему бы и нет? Если заниматься этим профессионально, то это может приносить нормальную прибыль. В позапрошлом году мы собрали рекордный урожай, более 30 центнеров с гектара. — А есть еще проекты, которые греют? — Есть хороший санаторий в Железноводске, красивейшее место, тоже приносит достаточно много радости, очень приятно общаться с людьми, когда они говорят, что реально поправили здоровье, очень хорошо отдохнули, восстановились. И возвращаются к нам вновь. — Говоря про Мальцево, вы сказали, что вас об этом губернатор попросил. Насколько часто подобные просьбы возникают? — Ну, это не совсем просьбы, это нормальный цивилизованный диалог. На самом деле постоянно что-то подобное возникает. Недавно мы стали развивать село Сажино в Артинском районе, там более 2 % пахотных земель Свердловской области. — А как вам поступают такие поручения? На совещаниях? Или по электронной почте? — Нет, я на совещания не ходок. Компьютером тоже пользоваться не умею. Ну, так — чаю выпили, поговорили… Приходишь со своими вопросами, а уходишь с портфелем поручений. Хоккей — не бизнес В марте 2013 г. Алексей Бобров возглавил ХК «Автомобилист». На тот момент клуб находился «на грани клинической смерти» — то есть вылет из КХЛ практически был неизбежен, денег на содержание клуба у областного бюджета не было. И г-н Бобров, как член совета директоров главного спонсора клуба — банка Агропромкредит, стал спасителем большого хоккея в Екатеринбурге. Это обошлось ему почти в 400 млн руб. ежегодно и миллиардные расходы на модернизацию КРК «Уралец». — ХК «Автомобилист» — это из того же портфеля поручений? — Это было взвешенное, тактичное предложение губернатора Куйвашева, которое я не счел нужным отклонять. — А вы все предложения принимаете или что-то отклоняете? — Обычно делают такие предложения, которые не отклоняют. — А от таких предложений есть какие-то эмоции? — Я вообще-то просил художественную гимнастику. А мне дали хоккей. Потому что по художественной гимнастике уже другие люди работают. — Когда вы пришли впервые в «Автомобилист», что увидели? — То же самое, что и в деревне Мальцево — украдено все. — Включая игроков? — Украдена зарплата игроков. — Перед вами стояла задача за короткий срок вывести команду в лидеры. Что было для этого нужно? Деньги? — Деньги, безусловно, необходимы, но главный вопрос — ликвидация разрухи в головах. С моей точки зрения, это первое, что надо делать в любом проекте, и не важно, хлеб надо сеять или в хоккей играть. — Вы профессионально меняете мозги людям? Как психотерапевт? — Да нет… Однажды была история — один начальник РЭСа украл всю электроэнергию. В деревнях обычно как? Кто комбикорм украл, кто электроэнергию, кто бензин — потом поменялись. Ну, я говорю: «Выгоните его с работы!» Он приходит и говорит: «А за что? Мне никто не говорил, что этого нельзя делать!» Вот, собственно, поговорили с ним, сказали, что нельзя. Так и в хоккее: надо коллективно сесть, договориться, для чего мы здесь. — Говорят, что большой спорт — это бизнес. А в чем бизнес? — Я не знаю, кто это говорит. Может, в Канаде, Америке не так затратно быть собственником хоккейного клуба. Но я не думаю, что на этом зарабатывают. Это не бизнес. — А как насчет статуса? Президент хоккейного клуба входит в узкий круг к Тимченко, Роттенбергам, другим уважаемым людям, которых на всю страну 20 человек. — Я готов отдать этот свой статус желающим. Что он такое? Я же уже говорил: у меня статус временного не работающего человека. Вот он мне важен. Кризис — процесс рутинный Алексей Бобров мог бы жить в любой европейской стране. «Многие страны мне близки, и близки по-разному. Климатически, культурно, исторически, ментально, гастрономически», — перечисляет он. Но Россия все-таки ближе — с ней связан не только бизнес, но и семейные корни. При этом перемены, именуемые кризисом, повлиять на смену места жительства никак не могут. К тому же г-н Бобров вообще не верит в то, что кризисы существуют. — Мне говорили, что у вас был период, когда вы уезжали из России с тем, чтобы оставить бизнес на менеджеров и оттуда руководить… Но потом были вынуждены вернуться. — Нет, такого не было. Я не верю в дистанционное ведение бизнеса — по компьютеру, по скайпу и так далее. — А вы бизнесом за границей занимались? — Ну… заниматься бизнесом — это работать, проводить совещания… — Просьбы от губернатора местной территории получали, условно говоря — «колхоз поднять»? — Конечно, а что в этом такого? — По условиям можно сравнить? — В Европе все поменьше. Там очень ценятся маленькие дела. Если с твоей помощью создано 30 рабочих мест, то это огромное событие, тебя там носят на руках! А в остальном все то же самое. — Как в связи с кризисом изменились ваш бизнес, структура доходов, что страдает в первую очередь? — В связи с каким кризисом? — С текущим. — С моей точки зрения, кризис — это перманентное явление. Это все равно, что спросить, ожидается ли выпадение снега в связи с наступившей осенью. Так и здесь: сколько кризисов было? Десять, двадцать? Не думаю, что кризис — событие, на которое нужно как-то особо реагировать и менять целеполагание, представление, концепцию и подходы. Это же процесс, постоянный во всем мире. Кто-то разоряется, кто-то свое дело начинает. Кто-то снижает активность в связи с возрастом или потому что стало неинтересно. Это рутинные процессы, ничего в них неожиданного, сезонного и новостного я не вижу. — Видимо, все-таки вы олигарх, только олигархи не боятся в один момент все потерять. Неужели нет никакой корректировки стратегий, планов? — Я сейчас отвечаю совершенно откровенно, не пытаюсь иронизировать… Корректировка планов идет постоянно, что-то начинаешь, что-то откладываешь. Нет связи между надуманным явлением, о котором вы говорите, и каждодневным трудом, развитием… Хлеб как сеяли, так и сеем, солярку как покупали, так и покупаем, как зарплату платили, так и платим. — На ваших предприятиях работает 25 тысяч человек. И они наверняка страдают от того, что цены выросли… Покупательская способность упала.. — Это эмоциональное нагнетание. Я часто общаюсь с людьми. 95 % ходят в магазин, чтобы купить хлеб. А хлеб не подорожал в два раза. Да, наверное, подорожало шампанское «Кристаль», дизайнерская одежда… Но 95 % населения это не касается. Они говорят: «У меня и долларов-то нет, да они мне и не нужны». Я не говорю, что приветствую валютные скачки. Да, это эмоционально плохо, неприятно, кто-то отложил свой отпуск, не поехал в Турцию, а поехал в Крым. Но не надо сводить эту проблематику к людям, которые живут в пределах Бульварного кольца. — Часто говорят, что кризис — это не только негатив, но и время возможностей. Вы видите какие-то возможности для расширения вашего бизнеса? — Вы опять же исходите из пиар-кампании под названием «Кризис». Никаких новых возможностей я не вижу. Возможности всегда были. Ну кто мешал делать те же самолеты? Вот в кампанейщину — про импортозамещение — я не верю. А в реальное развитие, в то, что нужно развивать, вкладывать — конечно, верю. Но это опять же не про кризис. — Понятно, вам не нравится слово «кризис». Но скажем так, сейчас возникли новые обстоятельства, политические факторы, которые позволяют купить новый бизнес, колхоз какой-нибудь или подстанцию… — Мы на это смотрим постоянно, вне зависимости от происходящего. Нет же никаких застывших систем. Любой проект должен развиваться. Если появляется возможность что-то улучшить, изменить, прикупить какие-то активы, то этим, конечно, надо пользоваться. — Вы чуть ранее сказали, что не верите в импортозамещение. — Я сказал, что не верю в пиар, эмоциональную истерию вокруг этого слова. Безусловно, многие вещи нужно делать у себя. Все, что производится здесь, должно быть конкурентоспособным. Нам нужно развитие национальной промышленности, национального капитала, национальной культуры, национальных финансов. Национальной мощи страны. Собственно, этим надо заниматься системно, десятилетиями, столетиями. Это поступательная, содержательная, тяжелая, творческая работа. — В своих проектах вы готовы этим заниматься? — По мере сил мы этим занимаемся. Мы хотим стать лидерами отрасли, создавать вещи, которые бы заимствовали у нас. — Вы перечисляете очевидные вещи, и, тем не менее, в последние десятилетия Россия в этом плане не развивается. Как думаете, в чем ее беда? — Почему беда? Беда — это когда война. Я не вижу здесь беды. Просто Россия развивается не теми темпами. Почему? Только по одной причине. Главный враг, который стоит у тебя на пути, это ты сам. Все от нашего неверия в себя, неумения себя преодолеть, побороть. Для этого никакие возможности не нужны дополнительные. Мы сами все способны делать. Талантливые люди же! Не хотим! Ну что нам мешает выучить английский язык, например? Возможностей — масса. Книжек — полно, компьютеров — завались, в школах эти бедные учителя учат детей поколениями. И все равно знание языка — нулевое. — А у вас какое? — Нулевое. Я же учился в спортивной школе. В общем, резюмируя, я не считаю, что Россия не развивается. И нет никаких конспирологических причин или заговоров. Вопрос — в себе. Когда человек что-то хочет делать, он делает. И не вижу никаких особых причин в России, которые были бы хуже, чем в какой-то другой стране. Иллюзии и крестьянские гены Идею, что кто-то возьмет и кого-то облагодетельствует, г-н Бобров считает сказкой. Именно поэтому он предпочитает не обсуждать события, связанные с Украиной: «Помните, как Остап Бендер рассказывал про Нью-Васюки? Когда человек начинает в это верить, и финал должен быть такой, как у Бендера. Если ты позволяешь себе верить, что кто-то — Европа или Америка — придет и тебя осчастливит, а не ты сам своим трудом чего-то добьешься, то рано или поздно придется расставаться с этой иллюзией. А нет ничего страшнее, чем расставаться с иллюзиями. Это тяжело, больно». — У вас не было иллюзий? — Особо нет. Так исторически сложилось, что у меня несколько крестьянский взгляд на вещи. Житейский, простой. Крестьянам же не свойственны иллюзорные увлечения, им свойственны простые, понятные вещи, простой труд. — Откуда у вас это крестьянское? По происхождению? — Да, по маминой линии предки с севера Свердловской области — село Пряничниково рядом с Верхотурьем. А по папиной — север Пермской области. Все дома даже сохранились, которые большевики отобрали. — Мне кажется, вы лукавите про крестьянство, потому что вы ведь в Свердловске родились. — Да, но воспитание — это одно, а происхождение — другое. И я вообще скептически отношусь к людям, которые имеют диплом о высшем образовании и ставят знак равенства между высшим образованием, аристократизмом и прочим. Я этого не делаю. Да, я родился в Свердловске, окончил тут институт, но восприятие мира во многом оттуда — от бабушки-дедушки, от родителей, которые тоже несли это восприятие. — А почему у вас юридическое образование? Почему не истфак или металлургический? — Я закончил спортивную школу, и у меня в аттестате нет ни одной четверки или пятерки. За месяц до окончания школы меня выгнали, и аттестат вообще случайно дали — директор помог… В такой ситуации о каком УПИ может идти речь? Слава богу, что хоть в армию взяли. А в армии уже времени было достаточно, и за два года я все, что можно было прочитать, прочитал. И потом поступил уже на юридический. — Получается, вы хотели на юридический поступить. Но зачем? Преступников ловить? — Мама говорила: «Давай в юридический. Если не попадешься на взятке, не сопьешься, не залетишь на бабах, то у тебя все будет в жизни нормально». Подразумевалось, что я пойду потом в органы. Ну, и мне было на кого смотреть. У меня мама училась в том же юридическом на одном курсе со многими руководителями правоохранительных органов — как страны, так и регионов. И я всех их видел, поэтому перспектива была совершенно понятна. — А вы с кем учились? — Опять же — кто не спился, не попался, не залетел, те судьи и прокуроры. Есть прокуроры субъектов, есть председатели судов. — Вы сравниваете свою карьеру с их? Кто круче? — Нет, не сравниваю. Мы видимся, с удовольствием болтаем, помогаем друг другу, перезваниваемся иногда. — Как вы, выпускник юридического, оказались в энергетике? — Мы дружили с института с Артемом Биковым, были партнерами по консалтинговому бизнесу, ну, и вообще у нас с ним схожие взгляды на жизнь и развитие событий. И когда у него был призыв поехать в Сургут, он меня позвал с собой. — А если бы он поехал в Норильск или на КамАЗ, то делом жизни стало бы что-то другое, не энергетика? — Да, вполне может быть. — Какой должен быть посыл, чтобы вы решили: да, я буду этим заниматься? — Это должно быть интересно — раз. Это должен быть хороший коллектив — два. Пусть это прозвучит эгоистично, но я в первую очередь думаю о собственном комфорте. А комфорт — это право выбирать людей, с которыми ты хочешь общаться, получать радость творчества, удовольствие от реализации проектов. Для меня материальные блага далеко не на первом месте. Они, конечно, важны, и нечего тут лукавить, но главное все же — удовольствие. А если все делаешь с душой, интересно и весело, то, как правило, и деньги приходят. — Как вы дистанционно умудряетесь управлять многочисленными проектами? Тем более если интернетом не владеете? — А я дистанционно и не управляю. Я разговариваю с людьми. Они ко мне приезжают, я к ним приезжаю. А по поводу интернета у меня своя точка зрения. Я убежден, что интернет не расширяет мир для человека, а, напротив, сужает возможности человеческого мозга. Интернет — очень хороший полезный инструментарий, но надо использовать его в мирных целях. — У вас масса проектов, которые вы вытаскивали из ситуации, когда все разворовано и развалено. Вас с таким талантом на госслужбу не звали? — Я поклялся супруге, что не буду больше никогда трудиться на государство. И хотелось бы это слово сдержать. — А если глобально — зачем вот это все? Зачем приросты новых сетей, новые магазины, парки в Европе? Просто чтобы не скучать? Или вы строите базис, чтобы дети жили хорошо? — Я искренне убежден, что мужчина должен воевать или строить. Возраст у меня уже не для войны, поэтому строю. А чем еще заниматься? Спорт, чтение — это все есть, но невозможно жить этим 24 часа. Коллекционирование марок меня не привлекает. Телевизор я не смотрю, интернетом не владею. Собственно говоря, для меня бизнес — это не работа, это нормальное жизненное состояние.