«Больше всего я любила сама вести врачебный прием — уже когда была начмедом и даже главврачом», — признается Щеколдина. Лечить зубы к ней ходили многие свердловские ВИПы. Сегодня Тамаре Элефтеровне 73 года, но она до сих пор лично руководит созданной ей клиникой. Почему на пенсию ее отправили только постановлением правительства области, можно ли лечить детские зубы под наркозом, как сделать, чтобы клиент «расплылся» в кресле и какова главная ошибка, которую совершают многие врачи — в интервью легенды уральской стоматологии для «URA.Ru». Тема разговора — одна из самых интимных сфер нашей жизни: зубы. «Тамара Элефтеровна, еду к вам, но немного опаздываю. Если буду минут на пять позже — не страшно?» — звоню я ей по пути на интервью. «Страшно. Я сама никогда не опаздываю: всегда стараюсь приходить на все встречи за полчаса — 40 минут», — строго отчитывает она. В итоге — опоздание всего на минуту: я прощен. Тамара Щеколдина сменяет гнев на милость и проводит для меня экскурсию по своей клинике. Первое, что бросается в глаза — табличка над рабочим местом администратора: «Создала клинику и руководит ею Заслуженный работник здравоохранения РФ, Отличник здравоохранения СССР, врач-стоматолог высшей категории, организатор здравоохранения высшей категории Тамара Элефтеровна Щеколдина». Правда, сама обладательница всех этих титулов в силу возраста уже не принимает пациентов, но в случае необходимости любой может обратиться к ней. В стоматологическом кабинете — неожиданно яркие цвета: на стенах — цветы, мебель и вовсе оранжевая. «Строители предлагали мне: „Давайте сделаем как обычно в поликлиниках: все серое, зеленое“. Я сказала: „Не надо мне такого“. Сама выбирала цвет краски. Наседала на них, как могла: надо было успеть завершить ремонт, пока сотрудники в отпусках», — рассказывает директор клиники. В центре кабинета — ее любимые установки «Сименс». «Однажды у меня была пациентка с грыжей спинного мозга — я ее лечила, когда уже работала в своей клинике, — вспоминает Щеколдина. — Она лежала в кресле, потому что надо было красиво сделать передние зубы, и когда мы закончили, она говорит: „Дайте мне еще полежать! Так комфортно в этом кресле — никакая вытяжка в травматологическом институте не сравнится“. Немцы в этом плане просто молодцы, я их за это глубоко уважаю». В рентгенкабинете, помимо обычного аппарата, стоит еще и огромное, выше человеческого роста, устройство ОПТГ (ортопантомограмма — снимок «улыбки во весь рот»). Очень дорогой аппарат, он есть далеко не во всех клиниках (даже частных). Щеколдина включает компьютер, проглядывает последние снимки. Беглого взгляда ей хватает, чтобы понять, что за клиент «фотографировался». «Это — пожилой мужчина, но, зубы, кстати, еще ничего, а это — молодая женщина». ИСТОРИИ В ФОТОГРАФИЯХ С фотографий начинается и наш разговор в кабинете: Тамара Элефтеровна достает с полки фотоальбомы. Но вместо снимков людей в них — снимки зубов. Если разглядывать альбом просто так — ничего не понятно: зубы и зубы. Но с комментариями Щеколдиной фотографии зубов превращаются в судьбы людей. В альбоме собраны самые яркие, показательные истории за время ее рекордного рабочего стажа — 50 лет. "Это была молодая высокая девушка, — вспоминает врач. — Зубы у нее крупные, у многих из них — фестончатые, неровные края (быстро откалывается эмаль по краю зуба). Она побывала в нескольких клиниках, везде ей сказали: «Тут ничего держаться не будет — только коронки одевать. Вы представляете, на такие хорошие зубы — и коронки: это же кошмар! А вот второй снимок — это уже после реставрации в нашей клинике: все вычищено, восстановлено, выровнено — форма зуба, режущие края, выпуклости, углы. Вот так надо работать!» Разница между снимками впечатляющая. Но я замечаю, что после реставрации зубы почему-то не белые. «Натуральный цвет зубов у каждого человека свой, — объясняет Щеколдина. — А отбеливания у меня в клинике никогда не будет! Что такое отбеливание? Любая методика, какой бы там аппарат ни был, предполагает использование перекисных соединений — это то, чем женщина отбеливает волосы. Но если ей вдруг волосы сожгли, она подстрижётся — и они отрастут заново. А эмаль не отрастет. К нам нередко приходят клиенты, у которых вместо эмали „манная крупа“. И вот тогда без эстетической реставрации зуба не обойтись». К коронкам у заслуженного врача тоже не очень уважительное отношение: она считает, что живые зубы надо беречь до последнего: коронка — это крайняя мера. «Вот пожилой человек, сразу видно, — показывает следующий снимок Тамара Элефтеровна — Все зубы „съедены“, стершиеся. А вот тут золотая коронка сидела — видите пролежни на десне? В результате зуб под ней погиб — нерв просто сгнил! И вот что стало после лечения: все каналы запломбированы, а зуб очень разумно восстановлен — видите режущие края?» Некоторые фотографии — это переснятые рентгеновские снимки, сделанные с разницей в несколько месяцев или даже лет. «В некоторых клиниках при осложненных формах кариеса назначают не менее 12 контрольных снимков. Да боже упаси! Это же облучение, которое накапливается, — говорит врач. — У нас в клинике контрольный снимок делается сразу после лечения и потом — через 6-12 месяцев, чтобы посмотреть результат в динамике: хорошо, если она положительная, но может быть и отрицательной!» Снимки, сделанные через полгода, год, несколько лет наглядно показывают, что происходит в области верхушки корня после лечения зуба. «В 1983 году пришел ко мне на прием сосед, пожаловался, что болит зуб. Оказалось, у него огромная гранулема (воспалительный процесс, по-народному — „флюс“) в области верхушки зуба. Пульпа сгнила, попала инфекция, больно надкусывать, все нагнаивается, болит. Обычно в таких случаях зуб лечат и посылают к хирургу на резекцию корня: делают разрез, долбят кость, добираются до очага воспаления, выскабливают, отпливают ту часть корня зуба, которая торчит в свободном пространстве кисты или гранулемы. Потом все это очень долго заживает, а зуб, оставшийся без 1/3 или ½ корня, может просто выпасть. Я же — сторонница бережного, консервативного лечения. Что я делаю? Вскрываю канал, через него получаю отток гноя, тщательно чищу канал, выпрямляя его, потом пломбирую. Такая операция — самая сложная работа в стоматологии. И смотрите, что происходит: через год полость уже гораздо меньше. А вот снимок через 12 лет: мужчина сам пришел ко мне на прием (сломалась коронка). Посмотрите, костная ткань полностью восстановилась!» Еще на одной серии снимков — судьба женщины, у которой из-за гранулемы начался хронический воспалительный процесс, даже часть кости челюсти рассосалась. Технология та же — вскрытие очага инфекции через канал зуба. «Вот снимок в день обращения, а вот через пять месяцев — мы видим значительное уменьшение очага инфекции. А вот через 11 месяцев — полное восстановление костной ткани». На многих снимках видны белые полоски — это запломбированные каналы (что это такое, хорошо знает каждый, кому когда-нибудь лечили пульпит или периодонтит). По мнению Щеколдиной, то, как они пломбируются — это первый и важнейший показатель мастерства, профессионализма стоматолога. Хороший врач всегда пломбирует канал плотно и до конца. Но больше всего поражает, конечно, искусное восстановление зубов (включая поворот неровно стоящих). Все это — без каких-либо имплантантов и коронок. — Тамара Элефтеровна, у каждого фокусника свои секреты, но все же: как это делается? — Я всегда говорю, что хороший стоматолог — это мануальные способности. Если человек хорошо вяжет, лепит, шьет, то из него можно «вылепить» хорошего стоматолога, который будет вот такие штуки делать. А если руки растут не из того места, то ничего не выйдет. Даже если он красный диплом принесет. — Все привыкли, что стоматолог — тот, кто вылечил кариес или пульпит, поставил пломбу, и все… — Это делает стоматолог-терапевт. Но есть еще детский стоматолог, стоматолог-хирург, стоматолог-ортодонт (исправляет прикус — сейчас это делается в любом возрасте, не только в детстве), стоматолог-ортопед. В моей клинике есть все виды стоматологической помощи. ВСЮ ЖИЗНЬ ЗА БОРМАШИНОЙ — Расскажите, как вы создали свою клинику? — Это долгая история. Хоть я сейчас и в бизнесе, но всю жизнь была «государственница». На пенсию вышла с должности главврача и в 58 лет открыла эту клинику. Дело в том, что я всю жизнь больше всего любила врачебную работу. Когда я была освобожденной заведующей, начмедом, даже главным врачом — все равно вела врачебный прием. — И сейчас ведете? — Сейчас уже нет, работать не могу: спина, шея, руки не могут. В 62 года я еще делала косметику, но в какой-то момент заметила: результат уже не тот. Пациент этого не увидел, для него все было хорошо, но мне-то уже было ясно, что получается не так, как мне хотелось. — А как стали главврачом? — Никогда ни на какие должности не претендовала сама. Но жизнь сложилась так: когда работала в 3-й поликлинике, искали завотделением, я отказалась. Мне тогда сказали: «Чего вы ломаетесь? У нас 90 врачей, всего 6 стоматологов, и из них только у вас первая категория. Кого ставить заведовать?» Еще через год назначили начмедом. А спустя лет 5-6 вызывают в облздравотдел и говорят: "Выручайте, в областной детской стоматологии нужно срочно заменить главного врача: коллектив пишет жалобы в обком партии, в облисполком — если мы срочно не сделаем этого, полетят наши головы. Но даже будучи главным врачом, я все равно продолжала через день вести врачебный прием. — Кого-нибудь из ВИПов лечили — известных людей, чиновников? — Телеведущая одна постоянно ко мне обращалась. Когда заведовала областной детской — у нас лечились не только дети сотрудников облздравотдела, но и сами сотрудники. До этого работала в специализированной больнице (была такая для высокого начальства), там было стоматологическое отделение. Когда я им заведовала, лечила молодого Ельцица, Бориса Николаевича. Помню, он тогда был худой и длинный, работал инструктором обкома партии. — Вас в основном помнят как главного врача областной детской стоматологической поликлиники и одновременно — главного внештатного детского стоматолога Свердловской области… — Это был важный период в моей жизни — той клиникой на 8 Марта я руководила 12 лет. В 90-х за счет платных услуг сделала из нее передовую клинику: уже тогда у меня стояли «Сименсы». Когда немцы из московского представительства к нам приезжали, одна женщина из их делегации шепнула мне: «Такой клиники нет даже в Москве. Ни одной — я вам клянусь!» Правда, с тех пор я ненавижу работу со строителями. — Почему? — Это такой народ: чтобы добиться результата, на них надо насесть с кнутом. И разговаривать надо матом, чего я никогда не умела. Обычно надо было управиться с ремонтом за два месяца, пока кафедра детской стоматологии ходила летом в отпуск. За это время надо было вынести все из кабинетов, поменять полы, трубы проржавевшие — все заменить, отремонтировать и поставить новое оборудование. Но результат того стоил: директор департамента здравоохранения области Руслан Хальфин на совещании главврачей сказал: «Вот вы, мужики, сидите, жалуетесь, что денег нет, а она взяла и все отремонтировала! Тамара Элефтеровна, дайте я вашу руку пожму. Зайдите в отдел кадров: мы готовим документы в Москву на представление вас к званию Заслуженного работника здравоохранения РФ». — Почему ушли оттуда? — Уволилась, когда областную детскую стоматологию объединили со взрослой в 1999 году. — Помнится, там было какое-то уголовное дело, связанной с ее главврачом Калачевой… — Да, в связи с хищениями в особо крупном размере. В общем, решили объединить поликлиники. Причем я получила об этом даже не приказ нашего областного министра здравоохранения Скляра, а постановление правительства области, подписанное Воробьевым. Формулировка была такая: «с целью экономии на административно-управленческом аппарате». Я пыталась отстаивать свою поликлинику, но на прием ни к Росселю, ни к его советнику по медицине не попала. Попала к Данилову (он был первым замом Воробьева). Он мне говорит: «Помню это совещание, сам удивился: зачем объединять две поликлиники по разным адресам?» Экономисты посчитали, что экономия будет 2,5 процента — так она вся ушла на переделывание бумаг. Я ему сказала, что готова уйти по собственному желанию — только пусть не трогают детскую поликлинику, она должна быть независимой. Напомнила, что за 12 лет до этого еще в СССР специально разъединили взрослую службу с детской, потому что «детство» в медицине всегда финансировалось по остаточному принципу. После объединения мне предложили остаться в поликлинике простым врачом — я отказалась и ушла. Дома дочь моя разревелась (она тоже стоматолог, работала вместе со мной в клинике): «Мама, за что они так с тобой?» А я ей говорю: «Юля, что ты плачешь? Видишь, я из сарая сделала дворец! Мне стыдиться нечего!» Пришла в службу занятости, а там девушки говорят: "Главный врач? Ничего себе! Как мы вас трудоустроим? Там вся служба на ушах стояла, когда узнала историю о моем увольнении! Правда, новую работу я нашла без них — она сама меня нашла. — Каким образом? — В частной клинике «Урсула» работала моя ученица, она еще в 3-й стоматологии была у меня интерном. Звонит, спрашивает: «Так и будете сидеть на пенсии?» Я говорю: «Конечно, не усижу. Вот отдохну немного и…» А в «Урсуле» тогда было восемь филиалов — и ни одного заведующего. Там решили завести должность начмеда, и ученица попросила меня выручить. Я отбивалась, как могла, но мне позвонил их главный врач: «Ну хоть познакомиться с вами можно?» — и присылают за мной машину. Я тогда вообще не жаловала платную стоматологию — туда шли, прямо скажем, не лучшие кадры. Часто вообще не медики создавали клиники. В итоге согласилась поработать заместителем главного врача по лечебной работе. Знакомство свое с «Урсулой» я начала с карточек больных: попросила по 8 историй болезней из каждого филиала и по рентгенограммам провела конференцию. Просто показывала врачам их же снимки — как они, например, «распахали» канал в погоне за тем, чтобы вычистить и выпрямить его, так что от стенок корня ничего не оставалось. Имен я не называла, но у них у всех был шок: слушали с открытыми ртами. Там я проработала шесть месяцев. В какой-то момент поняла: надо делать свою клинику. — А «ЮТЭЛИ» когда появилась? — В 2001 году. Клиника тогда была совсем маленькая, одно кресло, но это было кресло фирмы «Сименс». Поскольку я всю жизнь вела прием, за мной сразу пришли мои клиенты. Клинику я раскрутила за полгода. — Есть такое предубеждение против частных клиник: многие считают, что в муниципальной специалисты лучше, потому что у них поток и «рука набита» лучше… — Утверждение и верное, и нет. То, что рука должна быть набита, это точно. Брать на работу молодого специалиста — пустой номер: за ними все приходится переделывать, причем бесплатно — по гарантии. Раньше в поликлиниках обучали интернов, а сейчас это за деньги делает мединститут. Когда я работала, у нас постоянно были интерны, по 10-12 человек. И с ними надо было раз в две недели проводить семинар, смотреть за их практической деятельностью, консультировать. Помню, пришла одна: три года не могла сдать экзамен за интернатуру. А руки великолепные! Она прямо ходила за мной по пятам, постоянно все спрашивала. В итоге из нее вышел прекрасный врач. А бывает, что заканчивает человек с отличием, а ты из него врача при всем желании сделать не можешь. Если руки «не умеют». ВРАЧ ДОЛЖЕН БЫТЬ С ХАРИЗМОЙ — Есть и другой стереотип: «в частных клиниках дорого». При этом в муниципальных поликлиниках тоже есть платные услуги, и сделать нормально зубы там совсем даже недешево! — Знаете, в чем беда? Почему во всех муниципальных поликлиниках, несмотря на бедность, везде камеры? Бывает, даже сумки проверяют у сотрудников… Потому что, когда пациент садится, врач иногда сам предлагает ему вылечить зуб за 50 процентов стоимости, но неофициально, «мимо кассы». И это становится выгодно и врачу, и пациенту. Даже если там цена, как в частной клинике, то в частной вам, извините, никто скидку в 50 % не сделает. А врачу никакая поликлиника никогда 50 % от выручки не заплатит. При этом расходы у стоматологии колоссальные: материалы, дорогое оборудование, обслуживающие компании, договоры с которыми надо оплачивать. И зарплаты надо платить не только врачам, но и всем сотрудникам. Поэтому хорошего врача из муниципальной клиники в платную ни за что не переманишь. Мне одна тут сказала: "Тамара Элефтеровна, я вас очень уважаю, но ни за что к вам не приду, потому что зарплата тут у меня маленькая, но не было и дня, чтобы я 3-5 тысяч себе в карман не положила. А это было 14 лет назад, когда я только открывалась. — В частной клинике такое невозможно? — Хотелось бы так думать… У меня, кстати, ни одной камеры внутри клиники нет. — Вы доверяете своим врачам? — Доверяю. Все знают, что я строгая — надеюсь на это. И потом, у меня тут работает дочь главным врачом — есть «живые глаза». Да и сотрудники все уже по много лет трудятся. — Но для пациента важнее, доверяет ли он врачу. Я, например, не люблю медиков, которые не объясняют, что они делают… — Врачу важно иметь харизму. Посадил человека в кресло — и обязательно разговариваешь, объясняешь. Это ведь та же самая продажа услуг. А то некоторые начинают работать, а потом человек выходит из кабинета — и у него непонимание: «За что? А где расценки?» И обязательно надо иметь подход к людям — врач должен быть психологом. Вот заходит ко мне мужчина, солидный такой, в костюме, но боится жутко — я это вижу. Подхожу к нему, нагрудничек кладу на плечи (медсестра знала, что я сама это делаю) и тихонько ему один раз по плечам и рукам провожу. Сняла все напряжение и говорю: «Не волнуйтесь, я аккуратно, вы совершенно ничего не почувствуете!» И он весь «расплылся» в кресле. Вот и все чудеса. — Я вообще считаю, что наши российские стоматологи круче западных: там любой пульпит — это обязательно консилиум, и мало кто возьмется его делать, а у нас в любой районной поликлинике их в день по несколько штук лечат… — За границей профилактика настолько развита, что там пульпит — действительно редкость. Из 10 клиник девять занимаются кариесами, отбеливанием, гигиеной и только одна — эндодонтическая (работает с каналами). — Что порекомендуете? Как часто имеет смысл посещать к стоматолога? — Минимум два раза в год. Это экономически выгоднее самим пациентам, потому что грамотный стоматолог заметит то, что вы увидите только тогда, когда у вас будет дырка и зуб заболит. А специалист обнаружит поверхностный кариес — в стадии пятна, самое начало. Есть много методик, которые помогут остановить процесс и восстановить зуб. И это будут копейки. — То есть кариес вылечить дешевле, чем, скажем, пульпит? — В разы. И безболезненнее, и надежнее, и зубу лучше. Потому что как бы мы тщательно ни пломбировали каналы, мертвый зуб — это уже не живой, он очень хрупкий. Это надо помнить, как Отче наш. Есть еще одна очень важная процедура — профессиональная чистка зубов. Ее делает гигиенист (специально обученный зубной врач, фельдшер или медсестра). Ведь зубная щетка прочищает и снимает только мягкий налет, а он может быть твердым, пигментированным, может быть зубной камень — такое можно снять только специальным оборудованием. Это колоссальная профилактика заболеваний десен и самого зуба, потому что когда все очищено, то на гладкой поверхности никакого кариеса возникнуть не может. И вот это и отбеливает зубы, так как они будут очищены до собственной гладкой блестящей эмали. Как правило, после «гигиены» отбелить зубы уже никто не просит. — А детям с какой частотой лучше ходить к стоматологу? И надо ли вообще? Все равно молочные зубы у них сами выпадут… — Это самое распространенное заблуждение родителей. Детям надо ходить к стоматологу даже чаще, чем взрослым — не реже, чем раз в три месяца. В 2,5 года молочный прикус уже на месте, где-то в 4-6 лет лезет первая «шестерка», потом — в 6-8 лет — меняются передние зубы и т. д. То есть весь этот период может занимать до 11-13 лет, а у некоторых еще дольше И пока молочные зубы выпадут, если их не лечить, сколько слез они принесут ребенку! А родителям — бессонных ночей! ПОЛНАЯ САНАЦИЯ ПОЛОСТИ РТА — ВО СНЕ! Но лечить надо без боли — чтобы не наносить ребенку травму! Под наркозом можно и нужно полностью санировать все зубы. Зато когда ребенок придет к стоматологу во второй раз на осмотр, он абсолютно спокоен. И в последующие регулярные посещения все делается без криков и слез, потому что все «главное», больное было сделано под наркозом. Правда, здесь очень много зависит от квалификации анестезиолога. Скажем, у нас в детской стоматологии работал вот такой специалист (показывает большой палец) — врач высшей категории. По 1200 наркозов в год делали. Но недавно я смотрела по телевизору передачу про девочку, которая в результате неудачного наркоза уже 10 месяцев лежит в коме. Журналисты заявили, что родители потеряли ребенка из-за зубов. Не из-за зубов, а из-за некомпетентности анестезиолога. В нашей клинике, чтобы максимально обезопасить пациентов даже от возможности чего-то подобного, используется самый новейший аппарат для наркоза, который с помощью ингаляции вводит пациента в легкий медикаментозный сон. Стоматолог совершенно спокойно может делать все, что необходимо. Но анестезиолог в это время все равно внимательно следит за всеми параметрами — пульсом, давлением, дыханием, глубиной наркоза. — Ваша самая главная рекомендация родителям? — Если до 18 лет родители постоянно водят ребенка к детскому стоматологу, не пропускают посещения, постоянно пролечивают зубы, то во взрослой жизни его не ждут ни удаление постоянных зубов, ни протезирование, ни имплантанты. Все просто — надо только это выполнять. — А для взрослых? — Грянул очередной кризис — и что люди бросились делать с деньгами? Покупать машины, телевизоры. А деньги надо вкладывать в здоровье! Не только в зубы — в принципе в здоровье. В жизни нет ничего важнее здоровья: болен человек — и ему уже ничего не нужно, одна мечта — выздороветь. При этом, в отличие от других специалистов, в стоматологе нуждается 100 % населения. Скажем, если у меня язва желудка, я села на диету, и она зарубцевалась. А в зубе никогда и ничего само собой не зарубцуется. Выход один — ходить к стоматологу, и чем чаще, тем в итоге дешевле оказывается лечение и приятнее общение с врачом.