Экологическая повестка на Южном Урале сейчас определяющая, но до сегодняшнего дня вопросов на эту тему было больше, чем ответов. Вся правда о «таблице Менделеева» в питьевых источниках, пожарах на Коркинском разрезе, последствиях застройки берегов Шершневского водохранилища, скандальном проекте строительства в Челябинском бору и, разумеется, о Томинском ГОКе — в интервью «URA.Ru». — Ирина Александровна, первый вопрос предсказуем: что в Челябинске случилось с воздухом? Или, проще говоря, откуда смог? — У нас сегодня есть две составляющие статистики. Положительная фиксирует снижение выбросов, отрицательная свидетельствует, что качество воздуха в Челябинске ухудшилось. То есть предприятия выбросы снизили, но воздух лучше не стал — ощущения жителей подтверждаются официальными данными. Кроме того, мы имеем дело с действительно новым для Челябинска явлением. Я прожила тут всю жизнь — смога, как такового, мы не наблюдали. А сейчас он бывает! Что делать, кто виноват? Первое, что приходит на ум, — присмотреться к крупным загрязнителям. Челябинск в этом плане уникален: это единственный «миллионник» с таким количеством предприятий в черте города. Более того, по сравнению с другим промышленными центрами он еще и буквально «обложен» во всех направлениях — ЧМК, ЧЭМК, «Мечел-Кокс», «Фортум» и все остальные. А вокруг больших предприятий за последние годы возникло большое количество мелких. Итого — 140 тыс. тонн выбросов в год официально. Из которых на подконтрольные региональной власти малые и средние предприятия (крупные производства контролируют федералы) приходится 2 тыс. тонн. Мизер вроде бы, но вполне способный испортить проживающим поблизости людям жизнь. Не говоря о том, что мы постоянно выявляем расположенные в промзонах предприятия, не уведомляющие о своих выбросах, которых вроде бы и нет в этих официально учтенных тоннах. Там же просто один на другом сидят на арендованных площадках, искренне считая, что никто их не найдет. С начала года мы проверили более 100 предприятий — рейды проводились совместно с прокуратурой и с учетом жалоб, поступающих от жителей. — И когда вы такими темпами пересчитаете всех загрязнителей? — Нескоро, хотя это не означает, что такими проверками не надо заниматься — безнаказанность здесь неприемлема. Проще всего снять с себя ответственность и кивать на Росприроднадзор и крупные металлургические комбинаты. Хотя признаю, что у людей возникает естественное отторжение официальной информации. Им сообщают об очередной оштрафованной «ООО-шке», тут же говорят, что у крупных предприятий нарушений не выявлено. А за окном — смог! Либо все поголовно нарушают… — Либо? — Либо действующие требования таковы, что с нынешним качеством воздуха надо смириться. И тогда никаким госконтролем ситуацию не исправить — надо менять сами требования. Может быть, каждый промышленный гигант и укладывается в нормы, но все вместе, да ещё мелкие загрязнители, да ещё автотранспорт создают такую ситуацию, когда городу уже невозможно развиваться. Чтобы с этим разобраться и говорить доказательно, нужен инструмент. В данном случае — сводный том (или сводный расчет) предельно допустимых выбросов, позволяющий учитывать все источники. Приехала наша передвижная лаборатория по жалобам граждан и обнаружила в конкретной точке превышение по какому-то элементу — сводный расчет ПДВ позволяет сказать, кто вероятный виновник. Выясняется, что законодательно он не виноват: он укладывается в отведенную ему норму по выбросам. Тогда на основании данных сводного расчета ему можно выставить новые требования и нормативы, «поджать» рамки. Необходимость создания и возможность использования свода ПДВ для нормирования предприятий заложена в поручениях прошедшего в Челябинске Совета Безопасности, Совета Федерации и т. д. — После того, как в работу пойдут решения, закрепленные в итоговом документе выездного заседания Совбеза? — Они уже в работе. Область купила расчетный модуль — программу, куда вводятся данные и показатели по всем источникам загрязнения, данные Росгидромета, нашей собственной лаборатории. Заполняем и рассчитываем, что через два года получим базу, позволяющую совместно с Роприроднадзором выходить с предложениями к предприятиям. Это не отдаленная перспектива — достаточно близкая. — Кстати, о лаборатории. Верно ли, что она не прошла аккредитацию и ее данные могут не приниматься во внимание? — Любая лаборатория, начиная работать с нуля, должна пройти аттестацию, аккредитоваться, чтобы ее данные были легитимны для других органов — могли использоваться в судах и т. п. Для этого она должна выполнить определенные условия, касающиеся опыта работы, определенного количества проб и так далее. Мы рассчитываем, что наша лаборатория будет аттестована в конце апреля. — А датчики независимого мониторинга, о которых говорили еще при Юревиче? Которые должны якобы на каждой трубе появиться? — Обязательными они станут только в 2018 году. Сейчас кое-кто ставит добровольно. — Там, где все нормально, да? Какой дурак иначе поставит? — А на конкретной трубе, где стоит датчик, очень даже может быть все нормально. Это за границами санитарной зоны, где мы проводим измерения, все плохо. Тогда предприятие кивает на соседнее и говорит: вон, у него тоже из трубы выбрасывается, скажем, сероводород. Но у соседа тоже все в пределах нормы. У всех норма, только дышать невозможно там, где эти выбросы накладываются друг на друга, и к ним еще добавляются выхлопные газы от проходящей рядом дороги. Поэтому датчики нужны и на трубах, и на границе их санитарно-защитных зон. — А как будут сводиться воедино их данные? — В принципе, они должны автоматически передаваться в государственный дата-центр, где будут доступны Росприроднадзору, Гидрометцентру в рамках сводного тома. Мы готовы этим заниматься и предоставлять информацию в открытом доступе. Проблема в том, что единого протокола передачи и формата данных до сих пор не установлено. Каждое предприятие проектирует соответствующие системы «под себя». И боится, что после установления общих правил придется корректировать свои системы, нести дополнительные затраты. — Что вы скажете про Коркинский угольный разрез? Он в массовом сознании превратился чуть ли не в главный генератор смога? — Объяснение удобное. Но обвинять во всем разрез — это опустить руки, сказать, что мы нашли виновного, сейчас нужны деньги — и все решится. А я не согласна. По моим ощущениям, вклад есть, но разрез всегда был — а смога не было. Возможно, как-то на ситуацию повлияли атмосферные процессы. Мы сейчас просим разобраться метеорологов, они отмечают увеличение количества дней в году с преобладанием ветра южного направления, но с определенностью сказать ничего нельзя. — А что можно? — Мы исходим из задачи, которая сегодня поставлена губернатором Борисом Дубровским. А она сформулирована просто: люди должны почувствовать, что стало лучше. Власть может сколько угодно говорить, что она чем-то занимается. Но результат ее занятий должен быть не только назван жителям, он должен ими ощущаться. Пока люди не увидят, что смоговые явления исчезли, они будут скептически относиться ко всем действиям и заявлениям власти. Поэтому сегодня задача — обеспечить нормальное качество окружающей среды — воздуха, воды и т. д. — Кстати, о воде. Насколько еще хватит запаса прочности источников питьевой воды для Челябинска — в Шершневском и Аргазинском водохранилищах? — Думаю, что не следует испытывать их на прочность — они у нас единственные. Шершни… вы же понимаете, что мы фактически пьем не «воду Шершней». Объема Шершней Челябинску хватит на полгода. Мы пьем из Аргазей, с их почти миллиардным объемом, оттуда вода поступает уже в Шершни. И проблема прежде всего с Аргазями, которые на 80% формируются из того, что стекает с окружающей территории. Поэтому главная задача сегодня — предотвратить вынос загрязнений с Карабаша, прекратить загрязнение Миасса выше Челябинска. — Это тоже обсуждалось на Совбезе? — Чтобы получить федеральное финансирование, мы должны разработать проект и получить заключение экспертизы. Работу начали в прошлом году, в этом рассчитываем закончить. Собственно, проектов два: отвод русла речки Сак-Элга в сторону от сформировавшихся за век загрязнений медеплавильного производства и строительство дамбы, препятствующей выносу загрязнений дождевыми и ливневыми стоками. Это первоочередные мероприятия, которые позволят прекратить подпитку Аргазей отравленным стоком. Стоить это будет не миллиарды, там не надо рыть гигантский канал. — Вернемся к Шершням. Говорят, что вода в них ухудшается год от года? — Роспотребнадзор говорит: то, что мы пьем, пить можно. Вопрос — в застройке берегов водохранилища, формирующей загрязненный сток. У нас ведь там еще и водозабор на западной стороне. То есть это потенциальная угроза водохранилищу, и ее надо однозначно ликвидировать. Построить ливневку, канализацию. Вообще говоря, это можно было учесть и реализовать еще при проектировании. Швейцарцы живут по берегам Женевского озера и пьют из него. — В чем разошлись министерство экологии с Народным фронтом по вопросу о строительства стадиона в Челябинском бору? — Этот участок сейчас к бору —памятнику природы — не относится. Но раньше он был в охранной зоне бора, в свое время его оттуда вывели. А когда мы решили вернуть ему охранный статус, стали говорить, что это нужно, чтоб построить там коттеджи. Какая-то извращенная логика. Проекта стадиона как такового нет. Точнее, его предполагалось построить на том «кусочке» земли возле Монахов (возвышенности на территории бора — прим. ред.). Но что такое стадион? К нему нужны коммуникации, дороги, парковки… и все это пойдет через бор. Там для них нет места. Второй момент — эти красивые лыжные и роллерные трассы на картинке — они все асфальтированные. Одну такую трассу уже проложили от лыжной базы к «Ашану» вместо тропы, по которой всегда гуляли пенсионеры и мамы с колясками. Теперь там тренируются лыжники, велосипедисты, катаются на роликах. А все, кто там гулял, идут рядом, расширяя тем самым вытоптанную зону. Предположим, что лыжные и лыжероллерные трассы пройдут по существующим тропам — тогда где пойдут те, кто привык по ним гулять? Они проложат тропы рядом. Бор у нас один, и его хочется сохранить. Он долгое время был лишен надлежащего ухода, горел, не восстанавливался… Губернатор выделил деньги лесникам, чтобы они в этом году занялись им как следует. Давайте сначала приведем в порядок то, что есть, и посмотрим — стоит ли там что-то менять? Тем более для стадиона город предлагает другое место. — Вот об инвестпроектах. Какие законы сегодня нарушает или не нарушает РМК? — Нарушение закона — это вопрос к суду и прокуратуре. Губернатор обеспокоенность граждан понимает, есть понимание, что законодательство несовершенно, не отвечает интересам жителей, ведет к потерям инвесторов. Законодательство дает возможность рассматривать проект «по кусочкам»: вот отвалы, вот хвостохранилище — и т. д. И предметное «общение с населением» начинается, когда инвестор уже порядком вложился в разработку. И тут он сталкивается с тем, что граждане не готовы смириться ни с одним новым инвестпроектом, поскольку им хватает уже накопленного экологического ущерба, уже имеющихся проблем. Так возникает конфликт. Предложения правительства Челябинской области по изменениям законодательства прозвучали в рамках Дней Челябинской области в Совете Федерации, обсуждались на выездном совещании Совета безопасности при полномочном представителе президента. Но пока они не приняты, проведение комплексной оценки по поручению губернатора организует министерство. Другого варианта пока нет.