Вышедший на свободу после почти двух десятков лет в колонии челябинский авторитет Александр Морозов намерен восстановить прежние связи. Он уверяет, что искупил все грехи и готов начать жизнь с чистого листа. Корреспонденты «URA.Ru» встретились с ним и поговорили о жизни в 90-х. Как Морозов брал под контроль заводы, крышевал рынки, познакомился с Кобзоном и подрался с начальником полиции в его же кабинете — в нашем материале. Александр Морозов освободился 7 мая. И спустя два дня уже вышел в свет на празднование Дня Победы в Златоусте. Вокруг него много людей, которые выглядят довольно грозно. А сам Морозов ходит в сиреневой сутане и говорит о создании монашеского ордена «Братство Златоуста». Некоторые ему верят, другие считают, что преступник даже за долгие годы в изоляции не может изменить свой менталитет и лишь прикидывается законопослушным. Кто-то ждет нового передела в криминальном мире. А силовики пристально наблюдают за его действиями. Мы же встретились с Морозовым на турнире по боксу памяти Хохрякова в Копейске, куда он приехал, чтобы повидаться с учителями и старыми товарищами. «Если бы не вы, я бы не выжил в тюрьме», — говорил он тренерам по боксу. — Вы 19 лет провели в изоляции. Что удивило после выхода на свободу? Что на воле изменилось больше всего? — Все изменилось. Впечатления великолепные! Мои подельники, которые не сидели, и про которых я молчал на следствии, меня тоже про это спрашивают. А я говорю, что рад за ребят. Недвижимость, смотрю, по городу, вся ваша, трехэтажные магазины, гостиницы. Я на самом деле рад, что вы так обжились. И как я могу быть не рад, если вы даете людям работу? Это раньше вы только мое пилили, что я при помощи вас крал с [ликероводочного завода] «Казака-Уральского», а теперь вы добрым делом занялись, бизнесом обросли. Это вы раньше пытались от меня откреститься, а вам все равно никто не верил, что вы все мое не раздербанили. Конечно, я им это в шутку говорю… Они мне говорят, что им же тоже трудно, все время припоминают прошлое. И я говорю, что да, конечно, чего бы в трехэтажном магазине не грустить… А им припоминают, знаете, почему? Потому что я свои грехи осознал и стараюсь искупить, сам исповедовался перед Богом. Я с ним вообще уже напрямую общаюсь. Они мне говорят, что церкви выделяют помощь, попам платят. Я говорю: «Задумайтесь: вы же никакому попу правды не скажете, вы ему врете, вы же не говорите о своих преступлениях. Единственный человек, который про вас знает все, это я». — Эти люди благодарны вам за то, что избежали тюрьмы, легализовали ваши деньги и теперь строят бизнес, считаясь уважаемыми людьми? — Мне их благодарность не нужна. Да и как я за них могу говорить? Когда встретились в Златоусте, говорят, мы тебя оденем, обуем. А зачем мне вообще одеваться? У меня есть личный портной, он шьет сутаны для нас всех. У Папы Римского шьет портной в Ватикане, и у нас тоже будет Ирина Позднякова шить для всех членов нашего братства. — Один из ваших «бывших подельников», ныне бизнесмен Валерий Ульданов, от вас открестился. Вы заявляете, что он забрал ваши деньги после того, как вас посадили, и с ним судитесь. Не пытались встретиться? — Зачем? Кто он такой, чтобы с ним встречаться? Он был простым контролером: собирал взносы с тех, кто работает на рынке. Он для меня никто, нет смысла даже с ним говорить. Он мошенническим путем увел мои деньги и недвижимость при помощи злоупотребления доверием руководителя юридического лица. Причем недвижимость была построена с 1992 по 1995 годы. Например, база в Закаменке. Все было оформлено на ООО «Либел». Соучредителем с 50-процентной долей была Ольга Быковская. Я ее поставил вместо ее мужа, фактически она не участвовала в деятельности фирмы, но была соучредителем. И сейчас просто все это возвращаем через суды. — Если вернете себе имущество, что будете с ним делать? — На ренту от этого имущества буду заниматься правозащитной деятельностью, развивать свои убеждения. Сейчас живу на пожертвования. Жертвуют мои друзья, которые вообще ничего от меня никогда не получали. Плюс у меня были ребята, допустим, Валера Быковский. Он помог моими деньгами многим людям. Эти люди знали, что это мои деньги. И сейчас они ко мне подходят и говорят, что перед смертью Валера просил, что если будет возможность, помоги Морозову. Валера не был публичным политиком, он не занимался бизнесом, а просто был человеком. Он раздавал мои деньги, помогал нормальным людям ставить бизнес. Они сейчас сами ко мне подошли и все рассказали, я даже не знал, что Валера кому-то помогал… И на это я и живу. Больше у меня и доходов нет. Да и зачем нужны доходы? Как в Библии написано, одежда есть, накормили сегодня, завтра тоже кто-то накормят. — У вас же была недвижимость в Испании… — Там был офис, мною построенный. Миллион долларов вложил в тот бизнес, фирма была. Руководил ею испанский администратор. Я ему дал 10% с этой фирмы, зарплату нормальную, доверенность. И когда меня посадили, я только в 2012 году уже с ним связался, попросил перевести мне 200 тыс. долларов на юридические расходы. А он отвечает, что я пропал, а моими деньгами он якобы раздал долги. Мы, чтобы сразу все деньги не платить, в лизинг брали машины, в кредит строили офис. Там было покрыто уже 600 тыс. долларов. И тут он говорит, что раздал долги! Конечно, я попросил дать бухгалтерские документы, показать, куда он раздал этот миллион, которым владела фирма. И все, он перестал отвечать. За 15 лет, тем более что он там человек влиятельный, любой грамотный администратор на миллионе долларов должен развивать бизнес. Тем более, если он на 90% принадлежит кому-то другому, этот человек должен ведь как-то увеличивать свой заработок, развиваться. Не знаю, может быть, он вот сейчас пришлет мне этот миллион. Я начал его искать через Интерпол, но они тут не шевелятся чего-то. Но мне же надо все-таки выяснить, где миллион, кто эти долги забрал? Может быть, он неправильно их отдал. — Вы для этого изучали испанский в тюрьме? — Нет, он просто мне нравился. Тем более, у меня дочери живут в Испании. Мне же надо как-то подтягиваться. — Когда вы приехали в Златоуст, вас сразу вызвали к начальнику полиции. О чем говорили? — Хотели выяснить мои планы. Вот вы спрашиваете, как и что вы будете делать, и они тоже. У вас, говорят, завтра будет акция, и мы хотим вас предупредить, что нельзя захватывать администрацию опять, как в 1996 году, нельзя призывать к бунту против правительства. У нас президент, мы до выборов никого не смещаем в России. Выдали предостережение. Это нормальная, законная процедура. Были представитель ГУ МВД области по экстремизму, заместитель начальника уголовного розыска по области… Я им рассказывал, что создаю орден «Братство Златоуста», что собираюсь защищать права граждан. Мы пришли к тому, что надо вместе обеспечивать на параде 9 мая порядок. Обменялись с МВД города координатами. Чтобы у нас была постоянная и прямая связь. Конструктивная беседа, в принципе. — В Златоусте многие опасались, что вы придете и прямо начнете сразу выбивать долги. Вас до сих пор боятся. Можно сказать, что вы стали другим человеком? — Да вы что, конечно! 19 лет! Вы что, смеетесь? Вы послушайте мои речи, я что, дебил что ли? Только дебилы могут не изменяться и стремиться обратно в тюрьму, или те, кто на оперчасть работают. Я ни то, ни другое. — Вы напомнили, как в свое время захватывали администрацию города. Зачем это сделали? — Это было просто хулиганство. Точнее, провокация. Чтобы молодежь пошла во власть. Раньше ведь вообще был бардак полный. Чиновники, правда, считали это не бардаком, а консервативной властью. Но посмотрите, просто коммунисты менялись у власти и все, а молодежи не давали ходу. И я просто для того это сделал, чтобы молодежь посмотрела на меня и поперла во власть. Посмотрела, что может простой пацан из семьи рабочих. И после этого, используя мой опыт и учтя мои ошибки, Юревич кем стал? Губернатором, много принес пользы. Кто сейчас Жилин? Начальник, мэр. Вот мы, кстати, встречались, все это обсудили. Он же тоже мой ровесник. Мы с детства друг друга знаем, у нас когда были споры на улице, мы всегда пытались один на один в драке разбираться. Из-за чего мы дрались, я умолчу, но честно в борьбе всегда отношения выясняли. Подрались, руки пожали другу, остались друзьями. Это ведь один город, 200 тысяч человек. Как я могу на кого-то злиться? Если кто-то недостойный поступок сделал, так я сейчас и не общаюсь с людьми, которые делают недостойные поступки. А Жилин — достойный человек. — Говорят, в 1990-е он торговал водкой у проходной ЗМЗ? — Не знаю, нет. Но то, что мы дрались — это я вам могу сказать. Он ведет себя достойно и в драке, и после нее. Благодаря этому он стал потом моим помощником как депутата, на выборах мне помогал, учился на моих ошибках и стал уважаемым человеком. А насчет бизнеса… Может быть, он и владел какими-то ларьками, потому что у меня полгорода на водке жили, деньги зарабатывали. Одни работали, другие дивиденды получали. В каждой семье кто-то на водке работал. Поэтому не исключаю, что и Жилин этим занимался, но точно не знаю. — С водочным бизнесом связана практически вся ваша деятельность в Златоусте в 1990-х. С чего все начиналось? — В 1990 году я вернулся из армии из группы советских войск в Германии. Вернулся, выиграл турнир по боксу сразу же, стал мастером спорта. В Златоусте был такой бизнесмен Голышев. Тогда коммерция только начиналась. Через моих знакомых боксеров Голышев предложил торговать арбузами, которые на КамАЗах сюда возят. Они привозят, а мы будем им находить торговцев и гарантировать, что хулиганье их не грабит. И они нам за то, что мы им организуем фактически реализацию, отдавали 15% с объема. У меня появились первые деньги. Осенью это закончилось, и ко мне подъехали те же самые, кто с нами работал от Голышева. Тогда в Москве была фирма «Аленький цветочек», которая назначала администраторов Киркорову, Долиной, организовывала концерты другим певцам. А я отвечал, чтобы их не прижал Игорь Малахов, который Талькова убил. Он их просто рэкетировал, и они его боялись. А мы помогали им бизнес строить, за них заступались. А занимался «Аленьким цветочком» Геннадий Снустиков. Это слепой полковник, воевал в Афганистане, потерял зрение, но обладает феноменальной памятью и организаторскими способностями, в Калининграде сейчас живет. Мы постоянно связь поддерживаем. Он бизнес вел. Тогда была проблема с сигаретами, и самолетами из Америки их возили, и видиками всякими занимались. Я тогда учился у него масштабно мыслить. Внутри фирмы произошел небольшой конфликт, я ушел из нашего златоустовского филиала «Аленького цветочка» и решил создать свою фирму. Собрал тех, кого знал, с кем тренировался. Начали обсуждать, каким бизнесом заняться. Игорь Гельманов в газете вычитал статью, что златоустовская фирма примет зерно, а выдаст водку. — Это местный филиал «Казака-Уральского»? — Да. Тогда они так работали: сдаешь тонну зерна, тебе выдают 20 ящиков дешевой водки. Продаешь водку, получаешь в два раза больше прибыли. Водка продается буквально за один день, и 100% прибыли у тебя. И вот мои ребята увезли 10 тонн утром по этой схеме на спиртзавод, а после обеда мне привезли машину водки. И все. Я понял, что это такое. Была только одна проблема — где зерно брать? Его везли из Казахстана по трассе. Машину отправляли на трассу, разворачивали и предлагали прямо на месте купить зерно за наличку. На следующий день уже три машины зерна купили, потом пять. Прибыль начала расти просто в геометрической прогрессии. На эти деньги я начал привлекать молодежь, которая шлялась в Златоусте без работы, возить зерно, сдавать и продавать потом водку. Когда мы завод завалили уже зерном, я к ним приехал, и директор говорит, что не может ее больше у нас зерно принимать, потому что мы ему все объемы закрыли. Я говорю, давайте, предлагайте, куда можно. Он посоветовал ехать на комбинат [«Казак-Уральский»]. Я приехал в Челябинск, зашел в кабинет директора, а там на него орет мужик, который привез зерно. Я просто взял за рукав мужика и вывел. Директору говорю, что он может успокоиться, никто на него больше орать не будет. Рассказал, кто я, что приехал из Златоуста и поставлю зерна, сколько надо, но общаться надо только со мной. Директор говорит, что им надо 48 тыс. тонн в год, взамен может дать 18 ящиков водки за тонну. А они делают из тонны 23 ящика дешевой водки. Попросил себе кабинет на директорском этаже. Он дал стол, стул, сейф мне и двум парням, которые со мной были — Алексей Склянов и Андрей Шикунов. Повесили табличку «Прием зерна». Велели никого больше не пускать дальше по коридору к директору. Договорились, что чем меньше дешевой водки дадим поставщикам, тем больше у нас будет прибыли. Примерно по 8 ящиков за тонну выдавали, нам оставалось остальное. Два человека сидели, выписывали накладные. Мы начали поставлять 48 тыс. тонн. Представляете, какие деньги появились! И вот зачем мне надо было с таким заниматься преступностью? — И зачем? — Тогда Георгий Подшивалов [директор «Казака-Уральского»] начал меня толкать на это. Он предложил убить Дятлова, директора тюбукского спиртзавода. Подшивалов хотел проучить всех остальных директоров филиалов «Казака-Уральского». Чтобы они не вздумали приватизировать заводы и не развалили комбинат. У меня тогда никого не было никого, кто мог бы отговорить. Мне было 23-24 года. И тут приходит человек, от которого весь мой бизнес зависит, и говорит дать таких людей, которые бы сделали это. И вот результат… — Вам вменялось в вину создание фонда «Терек», который лечил чеченских боевиков в челябинских санаториях. У вас другая версия? — Ситуация была следующая. Мы создали фонд, чтобы спасать ребят, захваченных в плен чеченами. Встречались с администрацией президента, с комиссией по интернированным. Они сказали, что не могут с боевиками напрямую завязывать отношения, предложили спасать наших ребят через фонд. Наш фонд в этих схемах участвовал, чтобы администрация президента там не светилась, что они ведут переговоры. По сути, они всю эту переговорную часть вели, до так называемого «спасения». А мы просто как общественная организация пленного забирали. — То есть никого не выкупали? — Нет, конечно. Мы предлагали: вот у вас раненые дети 12-13 лет, после войны им нужна реабилитация, давайте мы им организуем лечение в наших санаториях в области. Оплачивали дорогу и расселяли в санатории на Увильдах. Дети отдыхали, а чеченцы уже на сходках начинали требовать от боевиков (они же там все родственники), чтоб нам отдавали солтатиков. Но по инициативе [главы МВД Анатолия] Куликова представили, что якобы это было лечение боевиков. Хотели на меня оказать давление. Ведь тогда сотрудники правоохранительных органов постоянно ездили туда воевать, все злые были. А я, с его слов, с этими боевиками сотрудничаю и буквально их деятельность финансирую. — Почему администрация президента за вас не заступились? — Да какое там! Я преступником был уже, это уже все понимали. Как они могут? Что они, будут против Куликова что-то делать, если я уже преступник, пусть и по другим преступлениям. — Вы успели к тому времени выиграть выборы депутата Заксобрания области. Легко тогда победили? — Сейчас я не имею права заниматься политикой до 75 лет и не хочу. А тогда легко выиграл, народ меня поддерживал, потому что я лучший. Когда в 27 лет стал депутатом, подумал, что чего там, так можно и президентом стать [смеется]. Просто надо было подождать еще восемь лет, до 35 лет. — Нам рассказывали, что когда денег не было на зарплату бюджетникам, вы привезли два чемодана наличных в администрацию, чтобы рассчитаться с учителями и врачами. Это правда? — Не было двух чемоданов. Просто мэр [Василий Мальцев] называл цифру, когда просил деньги на зарплату бюджетникам, и мы перечисляли деньги на счет администрации. Потому что наши родители работали учителями и врачами, а за это им зарплаты не платили! — Из-за чего началась ваша ссора с тогдашним губернатором Вадимом Соловьевым, завершившаяся перестрелкой с ОМОНом на открытии больницы? — На базе лаборатории Института нейрохирургии известный врач Арнольд Козель изобрел метод лечения с помощью лазера опухолей головного мозга, невралгии тройничного нерва, ишемических болезней сердца. Но, чтобы патенты получить и все это довести до ума, необходимы были лаборатории и решить организационные вопросы. Я давал деньги на закупку лазеров, испытания, опыты. Когда это все было создано, Козель обращался к губернатору Соловьеву с просьбой помочь создать государственный институт. Губернатор отказывался. Когда мы при помощи труда академиков и врачей достигли результата, который просто нельзя было игнорировать, лаборатория получила патенты на свои операции и об этом уже стал весь мир знать, тут уже у губернатора выхода не было. Он учредил институт и посчитал это своей заслугой. Такой он человек был. На открытии института, действительно, был конфликт. Потом мы на банкет поехали, СОБР приехал врачей перепугал. Представляете? Этот вот сумасшедший губернатор и сумасшедший СОБР. — А зачем вы ударили начальника челябинской полиции Игоря Лесняка у него же в кабинете? — Такого не было. Он на меня кинулся. Его зам меня сзади держал, схватил за руки, а Лесняк мне дал две пощечины. Видит, что я не отвечаю, начал с себя рубашку срывать, галстук, смел компьютер со стола и говорит, что я отсюда больше не выйду. Вызвал своего оператора, начал рассказывать, снимать, что это я якобы этот бардак устроил. А я дактилоскописту, который отпечатки с компьютера снимал, говорю: «Вы сбоку отпечатки снимите, он это сам сделал». Тот давай снимать. В результате отпечатки Лесняка обнаружили. Делу не дали хода, иначе меня приговорили бы на 100% за насилие. — Если он вас так подставить хотел, почему приехали к нему? — Поговорить позвали. Оснований арестовать не было. Получилось, что пригласили поговорить и замотали на 19 лет. То есть замотали потом, конечно, по-другому, но их было не остановить. Я же в ЗСО создавал комиссию по борьбе с коррупцией в правоохранительных органах, в то время это еще не модно было. Мне Лесняк прямо орал: «Ты решил бороться с нами, с коррупцией?» Представляете, прямым текстом. — А зачем было бороться с коррупцией, если тогда была очень слабая милиция, ФСБ и другие силовые структуры? Говорят, некоторые бизнесмены их просто «кормили» и «покупали» безнаказанность? — Зачем покупать-то? Я хотел наоборот, чтобы перестали. Я не сторонник покупать кого-то, не хочу даже на эту тему разговаривать. Мы все должны против этого бороться. И они со мной боролись. Если я сейчас буду незаконные методы применять, вы должны бороться со мной, вот и все. Я буду следить за вами, и вы за мной. И все споры и проблемы будем решать в суде. Будем друг друга ловить и сажать. — При задержании у вас в машине нашли оружие, зачем оно вам, если вы собирались бороться законными методами? — Лежало и лежало. Мальчишка, что вы хотите. Нравилось оружие, вот и лежало. — Кобзон передавал вам в тюрьму книгу мемуаров с автографом и подписью «Саша, держись!» По «Аленькому цветочку» знакомы? — Нет. Сначала врач Козель меня познакомил меня с его сестрой. Потом мы с Козелем в Испании встретили случайно Кобзона в ресторане. Подошли, поздоровались. Сказали, что у него есть опыт, а у нас молодость и стремление, попросили помочь — жизни поучить. Не знаю, почему он с нами заговорил, может понравился ему, как человек. На следующий день созвонились и подъехали к нему, поболтали, посидели. Много общались потом. Я у него в офисе в гостинице «Интурист» одно время месяц жил. Кобзон — безотказный человек, всем помогает. Его постоянно склоняют за то, за это, а он не может отказать человеку. Это просто национальное достояние! Сколько он песен для страны записал, патриотизм в нас воспитывает, и как он скажет после того, чтобы мы шли подальше? Я же такой же россиянин и по натуре тоже патриот. — Вы заезжали в областной суд и заявили, что включитесь в разбирательство о пытках в копейской ИК-6, где произошел бунт. Вам зачем это? — Я сам лично был свидетелем всего. 18 сентября 2008 года прибыл в ИК-6. Впереди меня выходили 20 заключенных, их сразу заставили сесть на корточки с руками за затылком, как у них называется «посадка лосиком». Я отказался. На меня сразу напали, начали пинать начальник отдела безопасности и другой сотрудник колонии. Когда я попытался возбудить уголовное дело о незаконном применении физической силы и спецсредств, следователи СКР по Копейску не выясняли данные заключенных, которые прибыли со мной, не опрашивали их. Сотрудники колонии под копирку по составленному следователями образцу написали объяснения. У меня забрали все документы, судебные ответы, ручки, бумагу. Оставили одни трусы и их обувь. Ни переписку, ни устные жалобы не принимали. И безнаказанность продолжалась на протяжении 4 лет, именно до этой акции протеста осужденных 26-27.11.2012 года. Я рассказывал другим осужденным, как в ИК-2 мы с ребятами заставили сотрудников разговаривать на «вы» с нами. Как мне там три года добавили из-за того, что на меня трое дневальных напали, сломали ребро, а я защищался. Ко мне приезжали начальник психологической службы ГУФСИН Челябинской области, начальник психологической службы ИК-2 и еще какой-то психолог. Они втроем выясняли, сколько я еще смогу выжить, не отказываясь от своих прав. А я говорю, что у меня было все, а сейчас нет ничего. Мать и брата я потерял в автокатастрофе. То, ради чего я жил, потерял. Меня обокрали при помощи сотрудников правоохранительных органов. У меня ничего нет, кроме чувства собственного достоинства. Этого меня не лишить, можно только убить. Сам [на тот момент начальник ГУ ФСИН региона] генерал Жидков признавался, что немногие такое выдержали — 27 человек из 27 тыс. — Как вы не свихнулись в тюрьме за 19 лет? — Я начал изучать религии, историю создания религиозных учений. Посмотрел, кто такой Моисей. Он своим людям говорил убить близких, своих друзей. И 3 тыс. людей убили только за то, что они думали, не как Моисей. Нетронутых девушек брали себе в наложницы, а ему приносили золото, ткани и шерсть. Кто Моисей, если взять юридический термин? Он просто человек, который творил геноцид. И вот я посмотрел, как создавалась религия, и понял, что ужасный преступник Моисей создал религию для евреев. Павел — тот же преступник — создал религию для христиан. И почему бы мне не сделать то же самое? Ведь я-то за свои грехи заплатил! Мне сам Бог велел создать религию, которая будет проповедовать добро. Вот Путин говорит про патриотизм, национальную идею, он это черпает из трудов Ивана Ильина. Что жить стоит только тем, за что стоит бороться, за что стоит умереть. А умереть стоит за Бога, за Веру, за свободу, за честь, Родину, судьбу, за свой народ, за национальную культуру, на национальное достояние, за национального вождя. Если проповедовать такую общенациональную идею, она должна быть удобоваримой, необходимой каждому из нас. Такая только одна — правозащитная. Например, мы донорское движение заключенных организуем. Из этого одни плюсы: УДО, людей элементарно нельзя бить! Мы прекратим пытки заключенных. — На все нужны деньги. Где их берете? — Бизнес будем вести. Я вот сейчас фермерское хозяйство регистрирую в Златоусте. Оно у меня с 1993 года условно зарегистрировано. Выращивать что-нибудь станем. Сейчас подумаем, что выгоднее. Я не просто ведь фермерское хозяйство создам, а ассоциацию фермеров и предпринимателей. Братство фермеров и потребителей города Златоуста. Будем оказывать юридические услуги членам этой ассоциации. — Откуда у вас такое масштабное мышление: если заниматься фермерством — то ассоциацию, если создавать организацию, то международную? — А это еще когда занимался с «Аленьким цветочком» бизнесом, смотрел, как они занимаются. Там у меня появился опыт масштабно мыслить. И плюс я еще прочитал Вальда Ральфа Эмерсона, который сказал, что одна единственная идея может стоить больше, чем труд всех животных, машин и людей в течение столетия. А одну идею может родить единственный человек, и все, все начали работать в этом направлении. По этому принципу и живу.