Новость об уходе руководителя «КРСУ» Дмитрия Попова с должности директора стала мини-сенсацией свердловской политической повестки в конце 2016 года. Связано ли это со скандалом вокруг федеральной «Корпорации Развития» и арестом ее главы Сергея Маслова, кто сменит Попова на его посту и что полезного сделала для региона его структура после «перезагрузки» — в прощальном интервью директора корпорации специально для «URA.Ru». — Дмитрий, вы уже подтвердили нашему агентству информацию об уходе с поста директора. Почему уходите? — Мой контракт истекает 31 декабря. Для меня как для корпоративного директора это естественно, что мой контракт — срочный. Ротация, обновление кадров — это нормально, это помогает развиваться и менеджеру, и возглавляемому им ведомству, организации. — Кто вас сменит? — Это человек не из корпорации, но и не со стороны. Я не назову его имя, предоставлю министерству инвестиций и развития прокомментировать это. — Появилась информация, что, возможно, новым директором КРСУ станет замминистра строительства Сергей Киселев… — Я рад, что корпорация перейдет в профессиональные руки. Очень надеюсь, что все начатые проекты корпорации будут продолжены и корпорация прирастет новыми проектами. — Куда вы уходите, чем будете заниматься? — Наши договоренности и взаимные стремления с Алексеем Валерьевичем Орловым, который меня изначально нанимал, — продолжить совместную работу. И мы взаимно заинтересованы в том, чтобы я остался в команде и дальше приносил пользу Свердловской области. Но у меня есть одна особенность: я корпоративный директор, а не госслужащий. Я был бы не вполне эффективен в роли госслужащего, потому что весь мой бэкграунд — это корпоративный менеджмент. Так что круг возможных контрактов ограничен. Но такие варианты есть, мы их прорабатываем. Надеюсь, что мой приобретенный на этом поприще колоссальный опыт будет востребован и далее. — Коллеги называют вас одним из самых эффективных директоров «КРСУ», который «поднял ее с колен». Какими успехами можете похвастаться? — Думаю, мне льстят: я самокритичен и критичен к членам команды. Но мы действительно добились определенных успехов. Самый первый — это формирование команды. Как вы знаете, я принял корпорацию в сложном состоянии — и в финансовом плане, и по незавершенным проектам, и в плане репутации. Что скрывать — корпорация была деморализована и стояла перед выбором самоидентификации: кто мы, чем будем сейчас заниматься? Нам удалось найти свой путь: мы вернулись к истокам, к тому, для чего корпорация была создана — это главное инвестиционное агентство Свердловской области. Мы сформировали под это команду и компетенции. Сегодня я могу с гордостью сказать, что корпорация не только наполнена проектами — у нее замечательная команда. Основные усилия этой команды были направлены на продвижение Свердловской области, привлечение и сопровождение инвесторов. Это заявлено как задача №1 и на уровне федерации, это и фокусировка всего правительственного блока региона. Второе, чем мы занимались, это развитие инфраструктуры: инвесторов можно привлекать только куда-то. Надо показывать им готовые решения по местам размещения производств, по их инженерному и ресурсному обеспечению — давать инвестору комплексное бизнес-предложение. В этом направлении корпорация укрепила свои позиции, открыла ряд проектов с хорошим потенциалом. — Можно поподробнее? Ведь наблюдатель всегда оценивает конкретные результаты. — Любой долгосрочный инвестиционный проект измеряется годами. Наш конечный результат — это построенные и работающие заводы. Понятно, что это не год и не два: это время уходит только на принятие инвесторами решения. И мы, и «Титановая долина» не перестаем объяснять это нетерпеливой общественности. Но, с другой стороны, общественности важно понимать, что ожидания и обещания не напрасны и что в итоге все будет хорошо. Почему мы вправе ожидать появления этих новых заводов? Потому что более 50 новых компаний ежемесячно входят в диалог со Свердловской областью о возможности открытия новых производств. Мы понимаем, что не всем им суждено прийти к финишу в виде готового завода, но, не строя эту системную работу с потенциальными инвесторами, не стоит ожидать хорошего результата. Это классическая воронка продаж. Когда я упоминаю этот термин, многих начинает потрясывать: продажи — слово замызганное и порой даже неприличное, но это та важная компетенция, которую нам необходимо наращивать. Мы промышленный край, почивавший на своих лаврах и историческом наследии и упустивший время, проигравший более активным конкурентам в способности продвигать свои интересы за пределами региона и РФ. — Из 50 инвесторов, которые приходят ежемесячно, сколько доходят до финиша — запуска завода? — Не стоит ждать одного открывшегося завода, если не будет проведено 80 предварительных переговоров, если не будет привлечено 20 инвесторов с визитом в область. Если не будет сотрудников, которые понимают эти задачи и ежедневно отрабатывают их. Если не будет проработано, куда приходить инвестору. Важно, что корпорации удалось нащупать ряд инвестиционных ниш. Мы никогда не добьемся успеха, если не будем трезво и правильно понимать свои сильные стороны, свое положение в межрегиональной и межстрановой кооперации. Действительно ли это промышленное машиностроение или об этом стоит забыть и полагаться на ту инфраструктуру, которая тут уже создана, на тот человеческий потенциал, который есть, на то, в чем мы действительно лучшие? Эта информация есть у отраслевых экспертов, у менеджмента компаний. В этом пресловутом импортозамещении профессионалы понимают, что действительно целесообразно создавать в Свердловской области, на каких направлениях корпорации стоит сосредоточить усилия. — И что это за направления? — Химия, машиностроение, металлургия — по ряду продуктов. В последнее время мы очень активно занимаемся лесной отраслью — это то, что в Свердловской области исторически получало меньшее внимание. В цифрах этой отрасли практически не существует — она мизерна в региональном валовом продукте. Но у нее огромный потенциал в виде ресурсов, кадров, которые остались еще с советских времен, научно-образовательной школы, которая была одна из сильнейших в СССР. Нам она особо интересна в контексте задач, которые стоят перед нами на севере Свердловской области — по развитию Краснотурьинского индустриального парка. Именно северный куст — самый благоприятный для создания лесопромышленного хаба: там будет готовая площадка со всеми сетями для промышленного кластера. И, пожалуй, никакая другая отрасль не имеет столь быстрого и мощного потенциала по созданию рабочих мест. Она может быть локомотивом по созданию рабочих мест и в Краснотурьинске, и вообще на севере. — Поскольку доски уральских лесопилок вагонами продаются на экспорт, спрос на эту продукцию, я так понимаю, есть? — Экспортный спрос растет. Существенно возрос спрос со стороны Китая: в этой стране ограничена промышленная рубка леса, поэтому они ищут ресурсы здесь. Но мы для себя определили, что наши ресурсы не предназначены для экспорта в виде сырья, а подлежат глубокой переработке. Специалисты корпорации ведут переговоры с несколькими десятками предприятий — лидерами российского рынка деревообработки, а также мировыми лидерами. И у нас уже есть несколько крупных инвестиционных запросов. Обнародовать названия компаний пока преждевременно, но могу назвать порядок потенциальных инвестиций: две российские компании заявили о готовности создания предприятий по лесопереработке на уровне 2 миллионов кубометров в год — подобных комбинатов в Свердловской области даже близко нет. — Был крупный лесопромышленный комбинат в Лобве… — Он перерабатывал порядка 700 тысяч кубометров в год, масштаба 1,5 — 2 миллиона не было даже в советские времена, хотя Лобва и была крупнейшей площадкой. К сожалению, ей не повезло с приватизацией: собственники, которые ее получили, не смогли сохранить это богатство — сейчас комбинат полностью остановлен, растерял кадры, люди покинули территорию. Но Лобва остается площадкой с огромным потенциалом: она имеет уникальное расположение на Серовском тракте, обеспечена всеми ресурсами, объектами недвижимости. Лобва — это жемчужина, которая получит в качестве инвестора мировых лидеров. Но это инвесторы не первой очереди. Сейчас надо решить базовые системные вопросы, дать отрасли долгосрочное планирование, сделать ее прозрачной — это тот недостаток, из-за которого нет внешних инвесторов. — Вы верите в это? Участники этого рынка признают, что большая часть древесины (до 80 процентов) — это ворованный лес… — Это очевидно, когда на заборах вокруг строек мы видим деловую древесину. Это парадокс! Мы взялись за эту отрасль с комсомольским задором и несколько наивным оптимизмом, веря официальным цифрам: из 24 миллионов расчетной лесосеки заготавливаются только шесть. Огромные лесные ресурсы не используются — налетай! Конечно, все оказалось сложнее: большие лесные ресурсы фактически недоступны, есть проблема лесных дорог. Отрасль закрытая, непрозрачная, требуется наведение элементарного порядка в управлении лесными ресурсами. Но внутри отрасли успешно росли несколько региональных предпринимателей. К сожалению, в нее не пришли новые технологии и крупные игроки — это сейчас наша задача. Есть механизмы государственно-частного партнерства. Инвесторы готовы вкладываться в инфраструктуру взамен долгосрочных гарантий и возможностей развития бизнеса: инвестор построит лесную дорогу, если будет понимать, что это даст ему доступ к лесу и он будет получать его на льготных условиях. Чем хороша эта отрасль: создается крупный деревообрабатывающий комбинат, под него — лесобиржа, это торговая площадка для заготовителей, то есть организованный рынок. Крупный ДОК и биржа будут неизбежно выводить этот сектор из тени, делать рынок легальным, с нормальным ценообразованием и логистикой — можно будет консолидировать груз, контактировать с железной дорогой, где есть проблема отсутствия специализированного парка вагонов для лесной отрасли. Деревообработка — это всегда проблема утилизации отходов. Для ДОКа опилки — это «зло», но малый бизнес готов подобрать эти отходы и перерабатывать их с прибылью. Одна из компаний, с которой ведутся переговоры, уже имеет такой реализованный проект: она вложила порядка 600 миллионов долларов в заводы в России, один из которых — по производству пеллет. Со сбытом никаких проблем: все это уходит на экспорт в Прибалтику и Германию, где на пеллетах работают целые ТЭЦ. Такие попутные бизнесы по производству альтернативных видов топлива имеют огромную потенциальную синергию с выходом на сферу ЖКХ: тянуть газ не везде экономически оправданно и у нас до сих есть котельные, которые работают на каменном угле! Потенциал очевиден. Сфера ЖКХ сможет дать заказ на производство пеллетных котлов, а мы уже провели переговоры со свердловскими предприятиями, которые готовы эти котлы изготавливать. Но все это не реализуется, пока не будет крупного комбината, который будет стабильно и в больших объемах поставлять опил. Эта задача может быть решена с учетом тех конкретных инвестиционных заявок, которые имеет корпорация. Сегодня нам даже Богословского индустриального парка не хватает: поступающие заявки вдвое превосходят его возможности. — Какова сегодня ситуация в Богословском? — Там остались и развиваются якорные резиденты — это наш соратник и акционер ГК «Энергия», которая на днях получила статус резидента по двум проектам. Первый (компания «Эпсилон») — это металлообработка с ориентацией на авиакосмическую отрасль, где сейчас огромный дефицит мощностей по металлообработке: инвестиции в первую очередь завода составили 1,2 млрд, создается 55 рабочих мест, во вторую очередь — 4,8 млрд (до 500 рабочих мест). Второй их проект — завод «Уралтрубмаш» — производство гибких труб для нефтегазовой отрасли (объем инвестиций — 2,3 млрд. руб.). Это в чистом виде импортозамещение, это огромный российский рынок сбыта и очень сильные производственные компетенции. К проектированию площадки приступила компания «Инферком-Урал», которая будет заниматься переработкой бедных марганцевых руд с месторождения в поселке Полуночное (объем инвестиций составит 1,7 млрд руб.). Это тоже в чистом виде импортозамещение, потому что Россия импортирует металлический марганец, потребляя его в больших количествах. ГК «Меноба» (производство шприцов и одноразовых материалов для медицины) также приступила к проектированию (инвестиции — более 300 млн руб.). Екатеринбургская компания «Сибэкс», занимающаяся капитальным ремонтом нефтегазового оборудования — их выбор Краснотурьинска тоже очевиден: они приближаются к своим потребителям (инвестиции — 100 млн. руб.). Кроме этого, мы готовимся к старту малых производственных компаний. Это компании «Палитра» (производство пигментов, инвестиции — 30 млн. руб.), «ЭКО Трейд» (производство почвенных кондиционеров и сорбентов, инвестиции — 10 млн руб.) и компания «Сорбент К» (производство минеральной подкормки для сельского хозяйства и минеральных сорбентов для очистки сточных вод, инвестиции — 30 млн. руб.) Последняя будет заниматься переработкой техногенных отходов, что также является одним из стратегических ориентиров индустриального парка. Это была наша мечта — реализовать в Краснотурьинске экономически эффективную переработку красных шламов [отходов глиноземного производства Богословского алюминиевого завода]. Все это предприятия, которые уже имеют технологию и в малых масштабах создают свой продукт, а в индустриальном парке они масштабируют его, выходя на новый уровень. Чтобы принять эти компании, корпорация приступила к созданию бизнес-инкубатора. Спрос на него есть — несколько десятков компаний заявили о желании вести бизнес на территории индустриального парка. Первый корпус бизнес-инкубатора корпорация планирует создать за счет собственных средств — правительство области приняло решение выделить корпорации деньги, чтобы малый бизнес смог начать работать в парке уже в 17 году. А уже в 2018 и последующих годах мы пойдем по программе субсидирования минэкономразвития, где до 80% затрат на создание бизнес-инкубаторов можно будет получить от федерации. — Как это будет выглядеть? Офисное «общежитие»? Производственный корпус, поделенный на сектора? — У нас уже есть позитивный опыт — в Заречном. Там — классический бизнес-инкубатор, где 80% площадей — это производственные площади, поделенные на отдельные сегменты, при этом есть общая инфраструктура, например, для выполнения погрузки-разгрузки, технического обслуживания. Только в Заречном этот проект исторически реализовался наоборот — сначала в виде производственного бизнес-инкубатора, а затем, когда выросшим там резидентам стало тесно, город пришел к созданию индустриального парка. В 2016 году эта заявка была включена в программу федерального софинансирования, и парк в Заречном скоро начнет строиться. В Краснотурьинске перед проектированием бизнес-инкубатора мы посоветовалась с предпринимателями — провели форум. Нам важно было знать, чего хочет малый бизнес, какие меры поддержки востребованы. Для получения налоговых льгот есть два основных критерия — объем инвестиций от 5 миллионов рублей и количество вновь созданных рабочих мест от 20. Но это уже не микробизнес, а малая производственная компания. А наши заявители — это компании по 5-10 человек: обработка камня, производство металлоконструкций, ритуальных товаров, слесарные мастерские. Как раз для них будут строиться быстровозводимые модули: производственный корпус на 1500 м гибко делится на сектора, где каждый резидент имеет свой доступ, свои ворота. — Столь мелкие компании интересны корпорации? — Очень. Если говорить о KPI индустриального парка, есть два основных показателя, которые губернатор и Свердловская область приняли на себя взамен федерального софинансирования. Это количество рабочих мест — 2149 новых единиц, не связанных с Богословским алюминиевым заводом (т.е. принципиально новые производства), и объем инвестиций — 12 миллиардов от тех резидентов, которые там эти производства создадут. Крупный и средний бизнес, который туда приходит — это высокотехнологичные производства с почти полной автоматизацией. Такие производства создают объем инвестиций, но относительно мало рабочих мест. А рабочие места создает как раз сфера малого бизнеса, где все основано человеческом труде. Этот производитель живет в Краснотурьинске, хорошо знает своих покупателей, создает под них продукт. Малый бизнес создает ту занятость, которая нужна в Краснотурьинске, где модернизация БАЗа приводит к высвобождению кадров. Что касается крупного бизнеса, то, помимо уже названных компаний, есть несколько сильных игроков, которые к нам присматриваются. Китайцы приходят к нам с запросом на производство мебельной продукции — в диалоге с корпорацией сейчас находится китайская компания — крупнейший поставщик ИКЕА. Они заинтересованы здесь в производственной площадке. Причем мы понимаем, что инвесторы первой волны будут «прицеливаться» — они будут воздерживаться от капиталоемких производств. Они приходят сюда и делают сначала заготовку, которую везут и доводят до готового продукта на своей территории. Это экономит их инвестиции, ограничивает их риски, оберегает их ноу-хау. На данном этапе это соответствует и нашим запросам. Но есть и те, кто уже готов разместить в Свердловской области конечное производство. Например, мы сопровождаем сейчас в Краснотурьинске две интересных китайских компании по производству палочек для мороженого. На бытовом уровне даже не догадываешься, что это может быть большой бизнес. Они поставляют палочки крупнейшим производителям мороженого, в их числе «Юнилевер». Одна из компаний ориентируются на 50-70 тысяч м3 древесины в год — это 500 млн рублей в год. И это только их первый, осторожный этап. Вторая компания — тоже производство палочек, но не только для мороженого. Обе компании были заинтересованы в том, чтобы начать бизнес как можно быстрее: у них контракты, но они ограничены по ресурсам в Китае, и им нужно срочно замещать их. Это те два пионера, которые не смогли дождаться появления у нас индустриального парка, поэтому мы нашли для них простаивающие площади в Краснотурьинске. Один из объектов — это бывший механический цех Богословского алюминиевого завода. БАЗ гостеприимно согласился принять китайскую компанию, договор — в стадии подписания. Обе компании сейчас находятся в стадии запуска производств. — Китай так часто звучит! Это какая-то переориентация в международном сотрудничестве? — У России есть несколько стратегических внешнеэкономических векторов — там, где создан межправительственный режим взаимодействия и максимально комфортный климат для взаимосвязей бизнеса. Руководители государств и регионов ведь не зря ездят, налаживают эти контакты, но они всего лишь готовят плацдарм для развития бизнеса. Мы являемся лишь проводником этих бизнес-контактов. У Свердловской области также несколько четких векторов. Какие это страны, видно по передвижениям руководителя нашего региона. Это Китай, это Чехия, Италия, Германия, с которой есть некоторый период охлаждения, но взаимный интерес бизнеса и предпосылки для сотрудничества никуда не делись. Время санкций и ограничений — это шанс для проработки взаимных проектов. Представим: завтра руководители государств договорились, а у нас не проработано ни одного проекта! В санкционный период есть уникальная возможность не просто не потерять внешнеэкономические связи, но и укрепить их. И на американском направлении, кстати, тоже. Мы работаем с американской торговой палатой, недавно довели до них информацию о возможностях нашего лесопромышленного комплекса — они этого не знали и были очень удивлены. Активно работаем с финско-российской торговой палатой — готовимся к финской бизнес-миссии в Екатеринбург. Как известно, финны — эксперты в бережной деревообработке, когда каждое деревце не просто переработано, а восстановлено. Они приедут в следующем году, и я убежден, что появятся совместные проекты. Что касается Китая, то наш подход очень партнерский: мы ждем сюда технологичный бизнес, те технологии, которых у нас нет, которые не порождают конкуренцию внутри региона, а усиливают региональные компетенции. И когда мы создаем совместные проекты, то сразу ориентируем китайцев на создание рабочих мест для россиян, для местных граждан. На территории опережающего развития в проекте должно быть не более 25 процентов иностранных граждан — по уже имеющемуся опыту мы стараемся ограничиться 15 процентами. Понимая при этом, что это команда запуска, это инженеры, неважно, кто инвестор — китаец или москвич. Наша задача подготовить кадры, заместить и отпустить этих экспатов к себе на родину. Китайских компаний не надо опасаться, если изначально вести именно такой диалог: вы приходите сюда, получаете инфраструктуру и меры поддержки, но с условием: вы соблюдаете российские законы (и в части миграционной политики, и в части экологии — не как с производством огурцов в теплицах), создаете рабочие места, привозите инвестиции. На этих условиях мы вас поддерживаем. Вы имеете те же самые гарантии, что и российские компании и будете вести здесь бизнес долго. Такой опыт появился — это компания «Хайлонг», которая открыла производство на площадке Невьянского машиностроительного завода. Она приобрела лицензию на разработку недр в районе Кировграда — будет перерабатывать руду из сложного месторождения, за которое не взялись наши горнодобывающие компании. У китайцев такая технология есть. Уже проинвестировано 350 млн, компания приступила к проектированию комбината. Она будет работать тесной кооперации с УГМК. Есть и малые китайские предприятия, например, мы поддерживаем пл китайскую фирму по производству обуви на территории бывшего фарфорового завода в Богдановиче. — Раз речь зашла про фарфоровый завод — какова судьба «Сысертского фарфора?» Была информация, что пакет из 50% акций передан «КРСУ» и готовится к продаже… — Действительно прорабатывалась возможность передачи корпорации пакета акций, находящегося у распорядительной дирекции МУГИСО с тем, чтобы «КРСУ» продолжила инвестирование и развитие завода. Но завод находится в сложном финансовом положении, поэтому мы разделили задачи. Для руководства региона приоритетная задача — сохранить уникальный народный промысел. Это фактически единственный такой завод, восточнее уже ничего подобного нет (есть в Москве, Питере и Башкирии). Это завод, имеющий свою узнаваемую художественную школу. В конце концов, это рабочие места. Для правительства области приоритет — сохранение культурной традиции и туристического потенциала: ежедневно детские и взрослые группы посещают это предприятие. Второй вопрос — что делать с существующим юридическим лицом, которое обременено значительными долгами. Первостепенный антикризисный план будет развернут силами распорядительной дирекции МУГИСО, а корпорация будет участвовать в виде поиска и привлечения стратегического инвестора. Сделать предприятие не только важным с культурной точки зрения, но и коммерчески эффективным сможет только частный инвестор. Недавно мы возили туда китайского производителя фарфора и нашли с ним взаимные интересы. — Вы рассказали об успехах «КРСУ» под вашим руководством. Не жалко уходить? — Горизонтальные ротации и «освежение крови» — это очень позитивно, они предотвращают «застой» — и менеджерский, и внутрикорпоративный. Мы видим, что и в правительстве произошли такие ротации, и такая практика будет продолжаться. К тому же, в инвестиционной сфере все проекты — длинные, в какой бы момент менеджер не ушел, он оставит незавершенные проекты. По-человечески конечно я буду болеть за начатые проекты, наблюдать за ними и по мере своих сил всячески содействовать их продвижению. Конечно, остается команда соратников, и есть некая грусть, но в целом эти перемены позитивные. — Вопрос, который стоило бы задать в самом начале: конец уходящего года ознаменовался скандалом с «Корпорацией Развития», арестом ее главы Сергея Маслова и его заместителя. Свердловские политики и бизнесмены знают, что «Корпорация развития Среднего Урала» не связана с «КР», но в глазах обычного человека из-за схожести названий происходит наложение образов. Все-таки есть что-то общее между масловской корпорацией и «КРСУ»? — Это совершенно разные, никак не связанные вещи. Подобные институты развития, как наша «КРСУ», существуют сейчас почти в каждом регионе, все они, как правило, называются «Корпорация развития такой-то области», порой — инвестиционное агентство такой-то области или республики. Занимаются они одним и тем же — привлечением и сопровождением инвесторов и развитием инфраструктуры для них на территории своего региона. Есть позитивный опыт в разных регионах, в том числе и у нас. Наша корпорация прошла непростой путь, но сегодня мы подошли к пониманию, что она должна быть по-настоящему востребована и задействована как ключевой институт развития региона. Она может сыграть очень важную роль в экономическом рывке региона и должна быть инструментом первых лиц, фронт-командой, которая работает на передовой, продвигая интересы региона. — Все эти красивые слова разбиваются о стереотипы обывателя: там, у Маслова, яхты и имение — и здесь наверняка тоже «пилят»! — Это понятно, и понятен этот нигилизм в восприятии власти — она, наверное, заслужила эту частичную утрату доверия. Но сейчас госвласть восстанавливает доверие своих граждан. Как лучше всего этого достичь? Быть полностью информационно открытыми — это основополагающий принцип, который мы приняли для себя, перезапуская корпорацию. Мы очень тесно взаимодействуем с общественностью, у нас есть общественный совет. Те проекты, которые мы ведем, это не наше порождение, это востребованность, которую мы получаем от бизнеса, от общественности. Но ничто так не укрепляет репутацию, как принесенная польза — это реализованные проекты. В этом плане мы тоже были активны — старались рассказывать о том, чем мы занимаемся, о тех интересных компаниях, которые приходят в регион: мы даем все больше позитивных поводов. В этот психологически сложный для страны период крайне важно рассказывать о том, что происходит внутри экономики. Что региональные предприятия не вывозят капиталы за рубеж, а вкладывают колоссальные средства в модернизацию производств, создавая рабочие места. Об иностранных компаниях, которые, несмотря ни на что, готовы приходить и пробовать совместные проекты. Наша основная функция — это инвестиционное агентство, это роль коммуникатора, площадки, объединяющей инвестора и местный бизнес. Эта роль не связана с освоением и расходованием бюджетных денег. Более того, мы очень четко представляем, как развивать территорию за счет частных денег, как поддерживать частные индустриальные парки (таких, кстати, большинство). Они создают за свои деньги инфраструктуру, но они не имеют таких возможностей, как правительство области, по привлечению инвесторов — в этом мы можем помочь частнику. И тогда не нужны бюджетные деньги — все сделают Уралмаш, Уралхиммаш, Уралэлектротяжмаш. Большинство этих исторических площадок имеют свободные площади, и мы можем их заполнять, параллельно, конечно же, развивая новые индустриальные площадки там, где это обоснованно, как в случае с Краснотурьинском и «Титановой долиной» (подобный кластер, сами понимаете, невозможно создать на Химмаше). Корпорация развития региона — это в первую очередь инвестиционное агентство, привлекающее инвесторов, сопровождающее их, коммуникатор между инвестиционным рынком и местным бизнесом. В наших силах создать прозрачную отрасль государственно-частного партнерства, чтобы там появлялись крупные профессиональные инвесторы. Корпорация должна развиваться именно как институт развития Свердловской области, неразрывно связанный с правительством области.