В год столетия Октябрьской Революции, пока государство формирует свою историческую повестку, эксперты «Вольного исторического общества» (ВОИ) подготовили исследование по заказу Комитета гражданских инициатив (КГИ) Алексея Кудрина. В понедельник, 23 января, они презентовали доклад «Какое прошлое нужно будущему России». По мнению ВОИ, в России сформировались «две исторические памяти», которые существуют параллельно. Одна из них — героизированная, которая «спускается сверху», другая — формируется гражданским обществом и выражается в желании знать историю своей семьи или малой родины. Главное, что замедляет развитие исторической памяти, по мнению авторов доклада, — это «машина государственной пропаганды». Она вбрасывает в медиаполе идеологемы, а после проверяет, как они усваиваются россиянами с помощью опросов общественного мнения, говорится в исследовании. «Государству выгодно сегодня представлять историческое сознание как набор мнений, лишенных всякой глубины и стремительно подстраивающихся под язык власти», — пишут исследователи. В России оформилась двухслойная модель исторического сознания, говорят эксперты. Первая — это государственная память, внедряемая через медиа и официальные праздники. Вторая — соединяющая одного человека с обществом через историю семьи или города, то есть «локальная» память. Сейчас «конфликта памятей» нет, подчеркивают авторы доклада, но есть заметный разрыв. Главный вопрос, который их различает, не «что помнить?», а «как помнить?». «В России в последнее время централизация первой памяти резко усилилась, так что государство практически полностью контролирует установку памятников, сценарии праздников, содержание исторических фильмов и учебников по истории», — отмечается в исследовании. В то же время все чаще стали появляться неподконтрольные государству источники памяти: общедоступные архивы, открытые базы данных, локальные инициативы по открытию памятников или независимых музеев, отмечают эксперты ВОИ. Целый ряд форм «второй памяти» получил широкую известность в последние годы: базы с именами погибших в годы войны и репрессий («Возвращение имён», «Книги памяти»), акция «Бессмертный полк», акция «Последний адрес» с памятными табличками на домах репрессированных, база данных работников НКВД, опубликованная обществом «Мемориал», напоминают авторы исследования КГИ. «В рамках первой памяти целенаправленно стираются границы между исторической работой и мифотворчеством. Ответственные государственные чиновники в своих выступлениях прямо защищают мифы от исторической критики», — отмечают авторы исследования. При этом и мифы, и исторические свидетельства объявляются равноправными элементами исторической памяти. В итоге, истина зависит от соответствия господствующему мифу. Почти все опрошенные (учителя, журналисты-историки, работники музеев и профессиональные историки) воспринимают государство как помеху в своей деятельности. Они назвали основными проблемами: непрофессионализм чиновников и отсутствие ясной политики. «Общий, как говорится, враг и у меня, и у [моих оппонентов], — это страшная чиновная некомпетентность и вообще какое-то непонимание всех этих вещей, процессов. Качество нашей бюрократии ужасно», — приводят слова учителя истории в качестве примера авторы доклада. Исследователи отмечают реальный федерализм, который отражается в восприятии истории. Общенациональная повестка лишь в небольшой степени отражается на территориях за московской МКАД и петербургской КАД. В регионах серьезнее работают над формированием у жителей собственной идентичности, а также встраиванием ее в общенациональную, считают авторы доклада. Кроме того, респонденты рассказали, какова должна быть роль государства в процессе формирования исторической памяти. Ответы обобщили до четырех: «не мешать», «сохранять нейтралитет», «предоставлять общую рамку, которая способствовала бы примирению», «поддержать инициативу снизу». При этом попытки унифицировать историческое образование в школах воспринимаются респондентами как атаки на профессиональные ценности историка и гуманитарного образования. А создание единого учебника истории, по мнению опрошенных, нереализуемая идея, так как «страна слишком разнообразна и велика, чтобы заставить всех учителей преподавать одно и то же». Также эта идея противоречит ряду принятых стандартов в области школьного образования. И это лишь доказывает, по мнению исследователей, что государство не понимает ясно своих собственных целей. Концепция единого учебника, содержащего «правильную» версию истории, отвергается единодушно. Другая тема — введение ЕГЭ по истории, тоже вызвала противоречивую реакцию. С одной стороны, считается, что школьников «натаскивают» на тесты, чтобы добиться высоких оценок. В то же время существует мнение, что ЕГЭ учит выделять в историческом материале главное, а значит аналитическому мышлению. Авторы доклада приходят к выводам, что «вторая память», формирующаяся гражданским обществом, вытесняет традиционную «государственную память». «В случае, если агрессивная государственная политика будет стремиться подавлять вторую память и присваивать ее результаты, развитие сбалансированного исторического сознания будет замедляться», — говорится в выводах доклада и предлагается ряд мер, которые могли бы поддержать развитие «второй памяти» в России. Среди них поддержка объединений для обмена опытом историками, проведение конкурсов и грантовых программ, проекты по формированию новых форм памяти (оцифровка архивов, организация выставок, расширение доступа к историческим данным). Также ВИО предлагает поддерживать развитие критического мышления, а также проводить мониторинг исторической памяти. Авторы резюмируют: «Несмотря на дефицит ресурсов и неудовлетворенность работой чиновников, работники второй памяти говорят о том, что сегодня — благоприятное для них время. Постсоветский период принес с собой новые возможности, новые профессиональные перспективы и новый запрос со стороны населения».