В понедельник, 20 февраля, скончался Виталий Чуркин, постпред России при ООН: он ушел из жизни прямо на рабочем посту в Нью-Йорке. До своего 65-летия Виталий Чуркин не дожил всего один день. О том, как работал один из ярчайших профессионалов отечественного дипломатического корпуса — в колонке руководителя экспертной группы «Крымский проект» Игоря Рябова. В наш прогрессивный век, когда в лидеры отбирают создателей бизнес-инкубаторов и психологических анкет, дипломаты, особенно старой школы, остаются не то чтобы последними из Могикан. Полубоги, живущие на земле, спустившиеся с Олимпа здравомыслия, мудрости, таланта, профессионализма и честного служения Родине. Дипломаты, которые не только умеют защищать позиции, но и добиваться требуемого результата. Виталий Чуркин еще при не самом удачном для России историческом этапе виделся многим журналистам-международникам образцом такого дипломата. Он был доступен, понятлив, весел, информативен. Молодой воспитанник старой советской школы. Многие его видели в том числе и в должности министра иностранных дел. При министре Андрее Козыреве, который всеми последними силами сдерживал наступление НАТО на восток и пал ныне под этим натиском, у российской дипломатии был один непробиваемый никакими силами фронт: фронт урегулирования военного конфликта в Боснии. Чуркин с 1992 по 1994 годы был спецпредставителем президента России на Балканах в ранге замминистра иностранных дел, и его решения, его достижения удивили весь мир. Настолько он эти два года работал поразительно успешно в сравнении с другими нашими направлениями. Экономический кризис, события осени 1993 года, и такие тяжелые, но зримые успехи российской дипломатии на Балканах, вопреки всему. Мира в боснийском конфликте удалось достичь только после вмешательства России. Тогда усилиями Виталия Чуркина Россия не бросила сербов на растерзание международному трибуналу, сохранив за ними тот же равный статус жертв развязанного конфликта, как и за другими его участниками. Именно благодаря Чуркину война, которая длилась практически десятилетие, была закончена. Не из-за ультиматумов НАТО, а именно из-за формулы разделения Боснии и Герцеговины, с которой согласились сербы. Правда потом были бомбардировки Белграда, но и тогда не было никаких переговоров — только жесткое давление одного геополитического игрока, который решил не утруждать себя сражениями на дипломатическом поле с такими оппонентами, как Чуркин. Кстати, именно после блистательных (на то время!) побед российской дипломатии на Балканах Чуркин был практически сослан, отодвинут от перспектив, которые ему прочили, попал на второразрядные должности и был возвращен в большую игру чуть позже, уже как представитель России при ООН. Чуркин для Запада именно с балканского конфликта прослыл крепким орешком. Дипломата, которого отмечал и ценил Генри Киссинджер, не могли расстроить или выбить из седла истерики Саманты Пауэр, символа невежества дипломатии в современном мире. Чуркин же следовал лучшим образцам искусного публичного спора, образцам иронии, создавал впечатление человека со стальными нервами, — сначала один против всех, а сегодня, как и следует победителю, ушедшему непобежденным — уже и не один. Во многом благодаря Чуркину Россия набирает все новых и новых союзников, потому что демонстрирует силу. Конечно, нервы не стальные, и конечно, это смерть на фронте, во время боя. ООН потеряла не просто российского представителя, она потеряла яркую звезду на политическом небосводе. Нам его непросто будет заменить, практически невозможно.