В Екатеринбурге свел счеты с жизнью бывший заместитель начальника Свердловской железной дороги Иван Каменев, не выдержавший боли при онкозаболевании. Трагедия произошла два года назад, но только сейчас родственники решились рассказать о ней СМИ. Незадолго до смерти Каменева, в декабре 2014-го, в России был принят закон, призванный облегчить доступ к сильнодействующим препаратам нуждающимся пациентам. Закон получил имя Вячеслава Апанасенко — российского контр-адмирала, покончившего с собой в феврале 2014 года из-за отсутствия обезболивающих. Но новый закон не помог «железнодорожному генералу», а также многим другим больным, которые вынуждены терпеть боль. Иван Каменев всю свою трудовую жизнь посвятил железной дороге. Он начал карьеру в 17 лет: после техникума пошел работать простым смотрителем вагонов и, постепенно пройдя всю служебную лестницу, стал в 80-е годы заместителем начальника Свердловской железной дороги. Каменев руководил пассажирской службой (в советские годы эта должность приравнивалась к званию военного генерала), а также был секретарем парторганизации. Закончил трудовую деятельность уже на пенсии — в 76 лет. Как железнодорожник, Иван Григорьевич наблюдался в Дорожной больнице Екатеринбурга: в последние годы были проблемы с легкими, с сердцем. К сожалению, рак легкого медики диагностировали очень поздно — на 3-4 стадии, когда оказать эффективную помощь уже сложно. В операции было отказано. Каменева открепили от Дорожной больницы и перевели в ЦГКБ №3. «В этой больнице онколог смотрел папу всего раз, все назначения делал терапевт, — вспоминает дочь Каменева Марина Уженцева. — Жалобы на невыносимую боль врачами не принимались — терапевт назначал минимальную дозу наркотических средств, которые не снимали болей: 25, потом 50 мкг пластыря „Фентанил“ (синтетический наркотик — прим. ред.). Мы, родственники, постоянно просили повысить дозу, но нам отказывали». Майские праздники 2015-го стали кошмаром для семьи. Накануне, 30 апреля, родные Каменева вызвали доктора на дом (хотя, по их словам, врач сам обязан ходить к онкобольному раз в 10 дней). «Терапевт довел больного человека до сердечного приступа, отказав в повышении дозы и даже в выписке лекарств», — рассказывает Марина. Поход в больницу к другому врачу тоже ничем не помог. «9 мая папе стало невыносимо больно и плохо, — вспоминает дочь Ивана Каменева. — Мы вызывали скорую помощь, неотложку, но они отказались к нам ехать, пояснив, что к раковым больным не выезжают. Звонили в Москву на горячую линию — там посоветовали обратиться в хосписы, но был праздник и хосписы не работали. В государстве, где медпомощь прописана в Конституции и распоряжениях Минздрава, никто ее не оказал». Переживший лишения войны не выдержал боли Вечером 9 Мая, в День победы, Иван Каменев, переживший голод войны и немецкую оккупацию, не смог больше терпеть боль от рака: он попытался покончить с собой. С проникающим ранением в область живота его доставили в ГКБ №24. Врачи сделали ему операцию и перевели в реанимацию. А дальше началось невообразимое. «Мы с документами оформили поступление в больницу и находились там до тех пор, пока папу не отвезли в реанимацию, но дальше нас не пустили — намекали на деньги, — рассказывает Марина — Мы звонили и приезжали каждый день, но нас ни разу не пропустили. Дежурные в реанимации вымогали с нас деньги за наркотики. Сказали, что переведут его в обычную палату — оказалось, это обычная шутка у реаниматологов про тех, кто не жилец». Иван Григорьевич Каменев скончался 12 мая, в 3 часа ночи. Заслуженного железнодорожника похоронили на Лесном кладбище Екатеринбурга. «Мой отец не хотел мучиться в страшных муках, не хотел умирать в больнице и тем более быть неопознанным, — говорит его дочь. — Но нам не дали никакого выбора: наркотики не купишь в аптеке и вообще нигде — это уголовная ответственность». Слова из предсмертной папиной записки до сих пор у нее перед глазами: «Дорогие мои и любимые! Простите меня, но я более не могу терпеть нечеловеческих болей. Ваш муж, отец и дедушка». Никто не наказан Оправившись от трагедии, родные попытались разобраться с врачами, которые не помогли их отцу. «Мы считаем виновными пульмонолога дорожной больницы Папилину, которая не выявила рак на ранней стадии, терапевта ЦГКБ №3 Савинцеву, которая отказалась выписывать папе обезболивающее, диспетчеров скорой помощи, которые отказались отправлять к нам бригаду, службу неотложной помощи ЦГБ №3, которая также не приехала к нам, главного врача ЦГБ №3 Александра Гальперина, которому мы жаловались на организацию помощи онкобольным и на работу неотложки, но он не предпринял никаких мер», — перечисляет Марина Уженцева. Однако все попытки найти управу на указанных лиц оказались напрасными: следственные органы не нашли состава преступления в их действиях, а руководство горздрава и надзорные органы (Росздравнадзор) заявляют, что дисциплинарная ответственность — это прерогатива самих медучреждений, которые самостоятельны в кадровой политике (в редакции есть копии ответов из различных ведомств). Последняя надежда родных Каменева — возбудить хотя бы административное производство в отношении указанных лиц, однако за два года этого сделать не удалось. И, скорее всего, никогда и не удастся: 9 мая истекает 2 года — срок привлечения к административной ответственности. Случившееся заставило родных Каменева пересмотреть свое отношение и к здравоохранению, и к стране, в которой творятся такие вещи. «От рака не застрахован никто — это может случиться с кем угодно, — говорит Марина Уженцева. — И о чем здесь говорить? О профессионализме врачей, которые не могут диагностировать болезнь на первой стадии? О положении человека, заболевшего раком, у которого нет никакого выбора — врача, больницы, как лечиться? О бездушии врачей, когда ты не нужен никому и только родственники борются за жизнь своих любимых? Наконец, это просто унизительно — не получить укол морфина, чтобы достойно уйти человеку, который всю свою жизнь отдал службе государству, пережил Великую Отечественную, заслужил орден Ленина и к которому в День Победы не приехали ни скорая, ни неотложка…». «Все задокументировано» «URA.RU» направило запрос с просьбой прокомментировать историю Ивана Каменева в самые разные медицинские ведомства. Главный врач ЦГБ №3 Александр Гальперин на запрос агентства не ответил. Помощник главного онколога Свердловской области — главврача Свердловского областного онкодиспансера Вячеслава Шаманского — сообщил, что тот находится в командировке и не может прокомментировать ситуацию. В министерстве здравоохранения Свердловской области сообщили, что жалоб на неоказание медпомощи онкобольным, в том числе медикаментозной, не поступало. При этом в ведомстве отметили, что история с пациентом случилась в учреждениях, подведомственных Управлению здравоохранения Екатеринбурга, и порекомендовали обратиться за комментарием туда. «В связи с многочисленными обращениями родственников пациента Каменева И. Г. проводились проверки качества и своевременности оказанной ему медицинской помощи, — сообщили „URA.RU“ в пресс-службе екатеринбургского горздрава. — В частности, проверку проводили прокуратура сразу нескольких районов города Екатеринбурга, Министерство здравоохранения Свердловской области, управление здравоохранения администрации города Екатеринбурга, страховая медицинская компании „Астрамед-МС“. В результате всех этих проверок действия медицинских работников были признаны законными и обоснованными». По словам источника в медицинском сообществе, описанная родными Каменева история «имеет мало отношения к реальности»: «Есть все записи разговоров „скорой“ с родственниками, все пошагово задокументировано», — поясняет источник. По его мнению, все дело в поведении самих родственников Каменева: от медработников поступали жалобы на их хамское отношение к врачам, а дочь погибшего некоторые медики за глаза называют «неадекватной». Тем не менее факт остается фактом: «железнодорожный генерал» пытался покончить с собой из-за сильных болей. Предъявить доказательства того, что помощь Каменеву действительно оказана в нужном объеме, в горздраве Екатеринбурга не смогли. «Управление здравоохранения не уполномочено законными представителями пациента, если таковые имеются, разглашать и детализировать информацию о вызовах скорой медицинской помощи и других медицинских служб к данному пациенту», — пояснили в пресс-службе горздрава, ссылаясь на врачебную тайну, разглашение которой «является основанием для привлечения виновных лиц к уголовной, административной, гражданско-правовой и дисциплинарной ответственности». «Это государственный садизм» О том, как обстоит ситуация с сильнодействующими лекарствами для онкобольных, «URA.RU» сообщили врачи, работающие в этой сфере. «По своим пациентам я какой-то напряженности не вижу: в последние годы ситуация стала гораздо лучше, — считает врач-онколог частной клиники „ООО Городская больница №41“ Константин Шкерт. — Хотя бывают какие-то задержки препаратов, иногда пациентам необходима большая дозировка». По его словам, пациентам, нуждающимся в сильном обезболивании, выписывают либо опиоидные анальгетики, либо трансдермальные пластыри, которые сегодня считаются наиболее удобной формой препаратов. «Если даже имеется сильно выраженный болевой синдром, мы стараемся комбинировать лекарства, то есть все равно стараемся помочь, — говорит врач. — Чтобы кому-то отказали или кто-то вообще не получал помощи — я с таким не сталкивался». Между тем на условиях анонимности врачи говорят другое. «Историй, подобных описанной, было множество, скажу больше: они массовые, — говорит доктор, работающий в муниципальной медицине. — Но люди никуда не обращаются, потому что, во-первых, бесполезно, во-вторых, боятся, что их самих обвинят». Как пояснил врач, вся эта сфера регулируется даже не законом Апанасенко, а постановлением правительства РФ «О порядке хранения наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров». «Редакций этого постановления было несколько, каждое последующее еще больше „закручивало гайки“ — пациентов фактически отстраняли от получения нормальной человеческой помощи. Это видно даже на примере простых таблеток: например, исчезли из оборота кодеинсодержащие препараты типа коделака, которые эффективно подавляли сухой надсадный кашель. Кодеина там — крупица, но купить его теперь нельзя», — говорит собеседник. Назначение и получение препаратов, содержащих опиаты (например, морфин), по его словам, явление сегодня вообще из ряда вон выходящее. «Декларативно все разрешено, но инструкции по этим препаратам настолько жесткие! Назначение каждой инъекции заверяется целой комиссией, надо сделать миллион записей в различные документы, которые потом проверят и, если, не дай бог, найдут поставленную не в том месте запятую, мало не покажется. Сама инъекция напоминает полицейскую историю: медсестра должна вводить его в присутствии врача и свидетеля-понятого, шприц и ампула потом специальным образом утилизируются», — рассказывает медик. По его словам, в такое положение попали не только наркотические вещества, но и препараты с седативным эффектом, и огромное количество людей с невротическими состояниями оказалось перед проблемой: чем снимать эти состояния? (отсюда — уход в «боярышники»). «В итоге все медики, которые имеют отношение к этим препаратам, бегут от этого, как черт от ладана, потому что в случае малейшего нарушения так прилетит, что мама не горюй — там сразу 228-я статья УК РФ [хранение и распространение наркотиков] в разных вариациях», — поясняет врач. Он вспоминает историю осужденного в 2012 году ветеринара Шпака, применявшего кетамин при операциях над животными (ему дали восемь лет лишения свободы). «Объясняется все это борьбой с незаконным оборотом наркотиков, но на самом деле доля лекарственных препаратов в общей проблеме наркомании ничтожна: основную статистику делает все что угодно — та же китайская «синтетика», но никак не лекарственные препараты, — говорит доктор. — С точки зрения распространения наркомании как социального явления эти лекарства вообще не играют никакой роли, но такова сегодня политика государства». Доктор считает, что родственникам раковых больных не стоит винить медиков. «Поймите, мы поставлены в такие условия — иначе сами попадем под статью, — объясняет доктор. — Все боятся, поэтому в жертву и приносятся пациенты, которым нужно обезболивание: пусть лучше они умрут от боли! Зачастую в стационаре после операции людей не обезболивают! Сейчас даже инъекция анальгина (это последнее „достижение“) — это тоже целая процедура при свидетелях. Все доведено до полного абсурда — вот корни проблемы. Этот государственный садизм, который проник во все сферы жизни, и он беспощаден».