Будет ли Руслан Соколовский обжаловать свой приговор, пойдет ли еще когда-нибудь в Храм на Крови и чем планирует заняться в ближайшее время — в первом интервью, сразу после вынесения ему условного срока. «Всем огромное спасибо за поддержку. Если бы не поддержка журналистов, я сел бы на реальный срок», — заявил блогер Руслан Соколовский в зале суда, когда услышал решение по своему делу. Чуть позже, давая интервью журналистам, он еще раз поблагодарил всех, кто его поддерживал. — Всем огромное спасибо, кто приходил на суд, он длился очень долго, но некоторые были стойкими и ходили на каждое заседание. Считаю, что именно благодаря тому, что суд открытый, наказание не столь суровое, каким оно могло бы быть. — Ты согласен с обвинительным приговором? — Я и не надеялся на оправдательный приговор, потому что у моего судьи Шопоняк нет ни одного оправдательного приговора за всю историю ее работы. Как, впрочем, во всей России огромнейшая проблема с оправдательными приговорами: у нас всего лишь 1 процент приговоров от общей массы — оправдательные. Для сравнения: в царской России половина приговоров была таковой. Но на данный момент я очень доволен тем, что я на свободе: у меня хотя бы есть возможность не сидеть в темнице сырой и погибать от туберкулеза, а заниматься чем-то интересным и при этом полезным. Например, Ройзман мне предлагал поучаствовать в его социальных инициативах по типу того, как он сейчас хосписы строит. Мне все это интересно. Дело в том, что я сейчас в огромном долгу перед всеми вами: огромное количество блогеров, журналистов, верующих в том числе, оказали мне большое доверие, благодаря чему я и не сел. Безусловно, это доверие нужно оправдывать, так что я постараюсь быть чем-то полезным для общества. Медийность я явно приобрел очень большую — постараюсь воспользоваться этим во благо. — Будешь еще спорить с церковью, поднимать какие-то такие темы? — В первую очередь я буду заниматься каким-то полезными социальными инициативами. И буду очень спокоен и тих, потому что меня могут догнать и уже посадить на реальный срок. — А ролики снимать будешь? — На данный момент точно нет. Что будет в будущем, я не знаю. — Сегодня чем будешь заниматься? — Увижусь с девушкой, с которой мне запрещали видеться восемь месяцев — почти год, пообщаюсь со своей матерью, разберусь со своими делами — решу, где мне жить, потому что, когда в сентябре ко мне ввалились омоновцы, жилья я лишился, и теперь мне даже жить негде. Сейчас я поеду на квартиру к своему адвокату, например, и какое-то время проведу у него. Что буду делать дальше — решу. Надо сказать, что все эти события меня изрядно разорили. Прокурор там говорил про то, что нужно, чтобы была социальная справедливость. Она явно есть: я потерял все свои деньги, огромное количество времени, так что в принципе социальная справедливость, видимо, восстановлена. — Что за социальные инициативы, о которых ты упоминал. — Я приводил примеры. Например, Ройзман строит хосписы. Это то, что явно предоставляет собой благо, и я бы поучаствовал. А так, я думаю, предложений будет еще много. Мне за сегодня поступила куча предложений по интервью, по разным делам, так что много всего. И я даже не знаю, чем точно буду заниматься в будущем, но постараюсь сделать что-то хорошее. — А не боишься, что сейчас те верующие, которые будут не согласны с приговором, тебя подкараулят и могут что-то плохое тебе сделать? — К счастью, у меня есть перцовый баллончик, у меня его изъяли, но мне его вернут скоро. Надеюсь, он мне поможет. — Дальше по инстанциям пойдете? — Подавать дальнейшие апелляции? На данный момент мы приговор еще не получили, поэтому мы сначала получим приговор, обсудим все, а потом уже решим. Сейчас я ничего по этому поводу сказать не могу. — Ты все-таки считаешь себя невиновным? — Я не экстремист — это на сто процентов. Кто-то мог оскорбиться — ок. Но дело в том, что у нас 148-я статья или 282-я статья — они даже в УК РФ прописаны как-то неправильно, им не должно быть там место. Это преступления формальные, и это означает, что любой человек, который просто написал комментарий в интернете, может сесть, причем на срок от 2 до 5 лет. Это абсолютно неправильная ситуация, и я считаю по-прежнему, что данным законам в УК РФ нет места и их нужно пересматривать. Раньше статья 148 представляла из себя нечто совершенно другое. Можно было понести наказание по этой статье, только если ты, например, конкретно срывал богослужение. А это вполне логично и обоснованно. Но до трех лет за всего лишь комментарий в интернете — это абсолютно ненормально и неправильно. — Когда появится новый ролик? — Видимо, нескоро. Очень нескоро, потому что, как я уже сказал, догонят, и… и еще один ролик дадут сделать, но скорее в местах не столь отдаленных, а потом за это посадят в карцер. — То есть ролики не планируешь? — На данный момент — нет, как я уже сказал. А потом посмотрим. — Но ролики же можно делать разные? О котиках, песиках… — Безусловно. Можно сделать очень много хороших и полезных роликов. Но посмотрим. Я сейчас открыт для предложений по сотрудничеству. Быть просто блогером, который выкладывает все под свою ответственность — это довольно сложно, и это как раз приводит к подобным ситуациям, когда я получил 3,5 года. Возможно, когда мне поступит какое-то адекватное предложение, я займусь производством видеоконтента на более легитимной и профессиональной основе. Тем более что медийность у меня для этого есть. — А если случится чудо и 148-ю и 282-ю отменят, ты будешь продолжать делать ролики? — Безусловно, потому что тогда это будет возможно. — А если ты считаешь себя невиновным, может, стоит сейчас подать апелляции, добиваться признания невиновности? Потому что судимость есть судимость… — Добиваться правды в любом случае стоит, как я считаю. Потому что я боролся, доказывал свою невиновность, пытался доказать, что я не экстремист. И как видите, у меня это во многом получилось — очень многие люди по этой статье реально сидят в тюрьме пять лет. Из-за того, что кто-то сказал, что эти люди — националисты, хотя они сами даже националистами никогда не являлись и ни в каких организациях не состояли. Я напомню, что мне, например, говорили, что я якобы на почве националистических взглядов. Я ни разу не состоял ни в какой националистической организации! Это просто абсурднейшее обвинение, которое можно считать чуть ли не оскорблением. Все ужасно абсурдно и незаконно. Так что да, отстаивать свои права — это очень полезно. И это нужно. — Евгения Чудновец также села в тюрьму, там была похожая ситуация, но она как раз высказывалась против твоего освобождения… — Я в курсе ее выступлений. Она говорила что-то в духе: «Бог его посадит в тюрьму, если он не станет православным». Я не понимаю. Получается, что мусульмане или атеисты, которые не являются православными, по логике Чудновец, должны сидеть в тюрьме? С ее стороны это какая-то дискриминация по отношению к другим конфессиям и по отношению к людям, у которых вообще никаких конфессий нет. — Не собираешь мстить, как она? Она пишет заявления на судей за незаконное осуждение. — В этом плане я предпочту быть как можно более адекватным. И именно поэтому я буду советоваться с адвокатами и делать все, как скажут они. А они, в отличие от меня, не безалаберные блогеры, которые только и способны на то, чтобы видяшки снимать в интернете, а все-таки юристы. Так что, думаю, они в этом разберутся лучше. И еще один важный момент. Мне Ройзман советовал получать высшее образование, когда я окажусь на свободе. Вот, пожалуй, этим я и займусь. У меня целых 3 с половиной года, когда я обязан ходить по струнке, иначе меня посадят. Буду учиться. — На кого? — Я сейчас нахожусь на юридическом факультете, и, честно говоря, мне не особо нравится. И я решаю. Может быть, пойду на журналистский, как вы все, тут находящиеся. Станем коллегами. — Не хочешь ли поехать за границу? — Возможно. Я планировал обратиться к своим друзьям за рубежом, которых теперь стало еще больше, и если мне это позволит ФСИН, то это состоится. Я знаю, что Навальный, например, летает в Испанию. У него, конечно, уважительная причина в виде пиратского глаза, но, может быть, меня тоже отпустят. — А на постоянное место жительства? — Возможно. Сейчас я не знаю точно. — Представители духовенства сказали, что увидели в твоем условном приговоре руку Божию, Христос помог… Ты сам когда-нибудь еще зайдешь в Храм на Крови? — Пожалуй, нет, а то боюсь, что меня посадят. Это мое отношение к РПЦ, что можно туда зайти, а меня за это посадят, оно, видимо, останется со мной на всю жизнь. И к этому привели сами представители РПЦ и законники, которые ввели такую статью. Я считаю, что это плохо. За рубежом и даже у нас в России есть разного рода конфессии, которые все-таки в этом плане более лояльны к людям. Например, в синагоге раздавали вино за то, что человек пришел и словил покемона. Если ты словил — вот бутылка вина, кошерного причем. Я думаю, что тогда к РПЦ тоже относились бы намного лучше. То же самое происходило и в католической церкви. Когда религия идет навстречу людям, это замечательно и хорошо. Именно поэтому больше всего я выражаю уважение к тем людям, верующим, которые пришли и меня поддержали. Они просто замечательные. В момент интервью к Соколовскому подошел человек в костюме Пикачу. «Давай с тобой сфоткаемся, что ли», — предложил Руслан. — Ты же теперь святой! — сообщил ему Пикачу. — А, кстати, постафорианская церковь признала меня святым, — вспомнил блогер. — Я теперь наравне с Невзоровым святой постафорианской церкви — это круто. — В СИЗО тебя никак не трогали, не избивали? — Администрация там боится трогать людей. Шрамы — это от стресса, они появились по всему телу. Я занимался фехтованием, мне в 15 лет сделали шрам на ноге, и буквально пару дней назад от открылся. Стресс все-таки жуткий, когда тебя могут посадить на несколько лет вперед. — Как другие заключенные в СИЗО реагировали? — Нормально, адекватно. Я получал какие-то угрозы, которые находились от меня далеко — в других блоках, даже вообще в других заведениях. Это все приходит через мульки — систему связи у арестантов, я все это имел возможность лицезреть. — Что писали? — Что-то в духе того, что меня могут изнасиловать, если я попаду в места не столь отдаленные. Потом я общался с одним оскорбленным верующим, который пришел в качестве свидетеля и говорил, что дядечки православные там [в колонии] меня перевоспитают. Я ему заметил, что эти самые дядечки меня пообещали изнасиловать — он завис на пару секунд: «Вот и перевоспитают!» В каком ключе перевоспитают? Я не активист ЛГБТ*, не хочу вступать в эти ряды, хотя, безусловно, считаю, что этих людей у нас тоже ущемляют. Еще я знаю, что Дадин, как только вышел, сразу устроил пикет и снова сел. — Поехали, храм недалеко! — Дайте телефон — я хочу снять ролик! *запрещенная в России экстремистская организация