Несколько дней назад у фонда «Город без наркотиков» появился новый первый вице-президент — Тимофей Жуков, создатель детской футбольной команды и инициатор раздачи горячего питания бездомным. Президент фонда Андрей Кабанов заявил, что готовится передать парню свой пост и всю полноту власти. Что за человек Тима Жуков и как теперь будет развиваться проект, на котором сделал имя и карьеру мэр Екатеринбурга? С Тимой мы встречаемся, разумеется, в офисе фонда «Город без наркотиков». Встречаемся вечером: ни охраны, ни кого-либо еще — в старинном двухэтажном особняке фонда «Город без наркотиков» на улице Белинского в Екатеринбурге пусто. Лишь на втором этаже слышен голос Тимофея. При входе в кабинет президента то же ощущение: ничего не поменялось. Первая же фотография в рамке, которую видит любой входящий — Дюша Кабанов и Евгений Ройзман (оба еще молодые). Несмотря на то, что они сейчас враги, Дюша оставил это фото на стене. Видимо, ностальгия… Договорив по телефону, Тимофей предлагает: «Кофе будете?» Разбавляет его больше чем наполовину взбитым на миксере молоком (по рецепту Дюши Кабанова: «Он у нас гурман!») и с ходу засыпает новостями: про то, как не спал двое суток из-за операции по поимке наркоторговцев, и о встрече с уполномоченным по правам человека в Свердловской области Татьяной Мерзляковой, от которой только что вернулся. «Татьяна Георгиевна посылает меня на форум с 21 по 27 июля на Клязьму, — сообщает Тимофей. — Это типа „Селигера“. Туда приедет президент: будут обсуждать благотворительные организации и молодежные проекты. Я решил, что хорошо бы съездить». За чашкой капучино обсуждаем новость о назначении Тимы первым вице-президентом фонда. «Я сам узнал об этом за несколько дней до этого, — признается он. — Хотя планировали давно, как выяснилось. Прямо здесь, в кабинете, мне и сообщили». — Кто сделал тебе это предложение? — Дюша [Кабанов] с Димой [Павловым]. Вдвоем. Но они выразили общее мнение. Андрей Владимирович мне говорит: «Мы, Тимофей, посоветовались с Димой Павловым и нашими друзьями, которые имеют отношение к фонду, и решили, что мы хотим предложить тебе должность вице-президента, чтобы ты со своей энергией, идеей и честностью поступков мог все это продолжать и развивать». Все ясно и четко. — То есть не губернатор, не друг Артема Бикова Виталий Кочетков? Известно ведь, что он является владельцем фонда? — Владельцев у фонда нет. Есть руководители, которые осуществляют публичные функции и устраивают организацию внутренней работы. — Есть еще учредители… — Кабанов и Крюченков, которые давно уже, с самого создания фонда. Но фонд — это не какая-то группа людей, это народное дело. Губернатор отношения к фонду не имеет. Но относится нормально. Вот это здание отдали в безвозмездное пользование — я думаю, что это показатель отношения и того, что нашу работу видят. Он видит, как может участвовать и помочь фонду, и вот таким способом это делает. — Гордыня не распирает? — Никакой гордыни быть не может: я понимаю, что тут надо работать. На самом деле ничего кардинально не меняется — это просто статус, обозначение моей роли. У меня нет задачи руководить, или повыступать, или громкие речи толкать. Я понимаю, что есть работа, которая организовывалась в течение многих лет: не получится взять и сказать: «Давайте делать как-то иначе». — Как ты вообще попал в фонд «Город без наркотиков»? — Я с фондом с 2012 года, пришел простым волонтером собирать подписи в поддержку фонда, когда его пытались закрыть. Потом начал принимать участие в работе детского реабилитационного центра. Параллельно фонду в 2013 году, когда мне было 19 лет, создал детскую футбольную команду «Юнион», и у меня за короткий промежуток времени собралось порядка 200 детей. Сейчас этот проект живет автономно: сам я сейчас редко провожу тренировки. Летом 2014 я ушел в армию. Служил в стрелковой роте снайперов. Нас, кстати, однажды по тревоге подняли — отправили на усиление границы РФ с Украиной. Мы даже начали грузиться в эшелон, но в итоге обошлось. Из-за армии я на год выпал из всего, что тут происходило, когда вернулся — продолжил взаимодействовать с фондом. А потом мы с друзьями начали помогать бездомным, нуждающимся людям на вокзале — раздавать еду. Сначала один раз в неделю раздавали, сейчас — уже по два. — Этим тоже фонд занимается? — Нет, это мы самостоятельно, но мы всегда находили в фонде поддержку. С руководством у меня сложились настоящие теплые и дружеские отношения, и все начинания они поддерживают. Например, когда мы начинали кормить бездомных, надо было определиться, где это будет происходить, я пришел и рассказал об этом Андрею Владимировичу [Кабанову]. Он говорит: мол, поговорю об этом с Владыкой, можно ли сделать это на территории храма на железнодорожном вокзале. Тогда будет меньше вопросов у полицейских. Мы получили благословение — и все, занимаемся этим. В эту проблему сразу же вникла Татьяна Георгиевна Мерзлякова; Елизавета Петровна Глинка — она была еще жива, была с нами на связи — много чем помогала. — Получается, ты не из реабилитантов? — Нет. Более того, я вообще никогда не касался наркотиков. До определенного возраста я боялся что-то попробовать — сыграли роль и разговоры с родителями, и моя спортивная жизнь. А потом произошел перелом, и я понял, что это стыдно и недостойно. В моей школе на Сортировке наркотики появились в пятом классе: была возможность попробовать и одноклассники активно их потребляли. Взрослым, конечно, никто не говорил, потому что это как-то стремно — сдавать. Но если бы можно было вернуть то время назад, я бы обязательно сообщил всем, кому можно — это спасло бы несколько жизней: один из тех ребят сошел с ума, а второй просто умер на улице под действием наркотиков. Вот такая фигня. Старый фонд против новых наркотиков — Я слышал, что ты лично принимаешь участие в работе оперативников фонда? — За эту неделю участвовал в двух операциях, одна закончилась сегодня в пять утра, а другая была в понедельник как раз у нас на Сортировке. Помимо того, что мне все это интересно как пацану, это позволяет быть частью дела. Не просто сидеть и говорить всем, что наркотики — это плохо и не надо их употреблять, а показывать своим примером. Последний видеоотчет ФГБН — за март — апрель 2017-го — То есть лично кладешь барыг «мордой в пол»? — Нет, так нельзя… Это делают правоохранительные органы, а мы просто принимаем участие. — Фонд и силовики одно время тесно взаимодействовали, потом было время, когда полиция дистанцировалась от фонда, сейчас, я так понимаю, опять дружба? — Мне сложно судить, почему это вообще происходило. Я думаю, что во многом — из-за личных конфликтов руководителя фонда с правоохранительными органами. — А сейчас? — Когда Андрей Владимирович стал руководить фондом, он пришел к руководству разных ведомств и договорился о честной работе, просто, по-мужски. Они договорились о том, чтобы взаимодействовать, чтобы было эффективно. И о том, что, если кто-то будет работать нечестно, то об этом можно будет сказать вслух. Так все и продолжается: нет никаких претензий по работе, все находятся в состоянии мира, все работают. Я считаю, что любое дело нужно стараться делать в мире и дружбе — только тогда будет толк. Если находиться в постоянной ссоре и конфликтах, то это, конечно, хороший инфоповод и возможность выстроить имидж свой и сделать из себя мученика и человека, которого притесняют, но это все сказывается на работе. Нельзя ставить под угрозу работу из-за каких-то личных амбиций. — Я посмотрел несколько видеоотчетов о работе фонда, и у меня такое ощущение, что за эти годы ничего не поменялось: ни методы, ни стиль работы. Но наркотики сейчас другие, технологии продаж — тоже: их в основном заказывают по интернету и забирают в закладках. Как вы при этом ловите барыг? — Закладчиков видно, и бдительность неравнодушных людей очень часто помогает работе фонда. Это опять же подтверждает, что фонд — это народное дело и любой может принять участие даже простым звонком. Звонят и сообщают, что у них в подъезде часто какие-то люди что-то прячут. И мы берем на контроль и начинаем отрабатывать заявку. Клубок начинает распутываться, когда задерживается какой-то один человек. Например, в Нижнем Тагиле в эти выходные прошла серьезная операция: человек делал закладки, а дома у него был склад и они с мамой смешивали компоненты. Фамилия у него Путилов. Видимо, какой-то такой знаменитый парень. У них дома нашли прямо какое-то невероятное количество наркотика. Фонд и его бывший руководитель — Разговаривая про фонд, невозможно не вспомнить про Ройзмана. Сегодня, входя в этот кабинет, поймал себя на ощущении, что сейчас сюда зайдет Женя. У тебя нет такого ощущения? — Нет, потому что фонд — это что-то общее. Была история, что человек возглавлял его, потом не захотел возглавлять — вышел. У меня есть своя позиция и свое отношение к Ройзману, но я его публично не озвучиваю. — Можно предположить, что она отлична от позиции Дюши, который в глазах многих — враг Ройзмана? — У них это личное, и мне непонятно, почему многие считают, что это не конфликт Андрея Кабанова и Евгения Ройзмана, а конфликт фонда с ним. У меня свои вопросы к Евгению Вадимовичу и свои взгляды. Я тоже был с ним близок, но отошел в силу своих убеждений и обстоятельств. — Ты не единственный: мы все прекрасно помним, как от Ройзмана отвернулись многие бывшие его единомышленники: Настя Удеревская, Дюша Кабанов, Егор Бычков. Почему они все отвернулись? — У каждого свои мотивы, свои я предпочитаю не озвучивать: это опять будет воспринято так, что кругом все предатели, бедного Женьку обижают. Я ни на кого не нападаю — просто делаю свое. Я пришел к нему и честно, глядя в глаза сказал, что не буду его поддерживать. Он пожал мне руку, пожелал удачи, обнял… через некоторое время «забанил» во всех своих соцсетях, а его близкий круг стал называть предателем. В общем разошлись пути, не общаемся, но при случайной встрече он подает руку. — Тебя провозгласили будущим руководителем фонда, Мерзлякова уже отправляет тебя на форум с участием президента. — Не хочу ни с кем ассоциироваться. Я делаю свое, и люди берутся помогать, потому что видят честную нормальную работу. И я хочу, чтобы это продолжалось так же. Я постараюсь не меняться и не терять энергию, которая сейчас есть во мне и в моих друзьях. — Но «честная работа» приносит и некие дивиденды: фонд уже не раз становился площадкой, плацдармом для старта в политику. А применительно к тебе? — Дела делаются не ради получения дивидендов, славы и всего остального. Если об этом пишут, то это просто приятно. И хорошо, когда другие могут прийти и тоже принять участие — попробовать помочь бездомным или бороться с наркотиками. Если когда-то поступит какое-то предложение о выборах, о каком-то участии в политике, я подумаю об этом несколько раз, посоветуюсь со многими людьми, и если я пойму, что я действительно смогу там на что-то влиять, приносить какую-то пользу, то будет принято соответствующее решение. Но сейчас говорить о том, что какие-то мои дела, проекты делаются для того, чтобы пропиариться и заработать себе каких-то очков для каких-то выборов, то это не так. Любое дело может быть плацдармом для чего-то большого, главное — какие цели при этом преследуются: или ты хочешь, чтобы это работало при любых погодных условиях, обстоятельствах, или ты хочешь выжать из этого проекта все, чего можно, добиться своей цели — и все, отпустить его в свободное плавание. Так неправильно, это нечестно. Для чего тогда создавать, если ты в итоге все променяешь на какое-то свое достижение? — Как будет теперь вести себя фонд? При Ройзмане PR-составляющая была очень сильной, при Дюше фонд стал малозаметен. Сейчас ты стал выкладывать в соцсети отчеты фонда… — Они и выкладывались. Мы просто убрали конфликт, не стало постоянных информационных поводов — об обысках, о преследованиях фонда. Понятно, что, когда ты работаешь на свое имя, ты пытаешься задействовать любые площадки, чтобы пропиариться, набрать очков. Но фонд сейчас нацелен на то, чтобы работать эффективно. Все просто честно работают. Я буду вносить какие-то свои вещи в отчеты, в информационную повестку, и это в скором времени уже все увидят, мне дают зеленый свет. Но всегда согласовываю, советуюсь с руководителями фонда. Думаю, будет все так же: будем показывать жизнь изнутри. — Что можешь сказать про организацию «Урал без наркотиков»? — Знаю лишь, что она содержится на бюджетные деньги. Об эффективности не могу ничего сказать, так как не вижу ее работы, отчетов. Заходил как-то к ним на сайт — там стоят очень старые новости. — Унылая картинка? — Ну да. Если и они делают кому-то какое-то благо — хорошо, пусть делают. У нас получается делать это по-своему. — Я смотрю на надписи на стене: Фабричная, 15, Рыбаков, 41 (по этим адресам находятся реабцентры ФГБН — прим. ред) и вспоминаю Сарапулку, приезд туда ОМОНа и «спасение» реабилитантов полицейскими. Основанием для их захода в реабцентры стала смерть реабилитантки, но основное нарушение закона, которое потом вменяли фигурантам уголовных дел — это лишение наркоманов свободы (а когда-то в карантине и наручники применяли). Сегодня вас есть за что зацепить? — Сегодня, если какой-то реабилитант не хочет проходить реабилитацию, он пишет бумагу о том, что добровольно отказывается от прохождения реабилитации, и идет на свободу. У нас даже номер телефона участкового на стене висит, чтобы все знали. И сам он периодически заходит. — Мне кажется, в первые дни пребывания в реабилитационном центре там любой готов такую бумагу написать… — Да, сложности есть, но сейчас и ломок таких нет, какие были при героине. — Поэтому до них легче достучаться? — Не факт: как говорить с человеком, который идет в стену и врезается в нее? Это сложно, это постоянный труд, опыт старших в наших центрах, которые приводят реабилитантов в чувство. — Дюша заявлял, что осенью готов передать тебе всю полноту полномочий… — Если мне предложат такое, я подумаю, согласиться или нет. Пока я вижу, что со своей частью работы буду справляться. — Я это интерпретирую так: всю полноту ответственности за весь фонд я взять пока не готов… — Да, потому что всего я еще не понимаю. Но, даже если я стану президентом, Дюша же никуда не денется, Дима никуда не денется, люди, которые всю жизнь с фондом, — тоже. К ним можно будет всегда прийти за советом, и они также будут принимать участие в жизни фонда. Просто изменится статус.