Количество протестующих на несанкционированных митингах в сквере Екатеринбурга, где планируется построить храм Святой Екатерины, растет с каждой акцией. Очевидцы утверждают, что на третий вечер протеста собралось больше несогласных, чем на второй. Силовики охраняли стройплощадку, выстроив живую цепь в несколько рядов, которую прорвать не удалось. Ситуация крайне опасная, утверждает профессор экономики из Екатеринбурга Евгений Ющук — эксперт по конкурентной разведке. Кроме экономических войн, одна из его любимых тем — цветные революции: он знает, что превратить протест в кровавую бойню просто — для этого существуют специальные технологии манипулирования толпой. И никто не застрахован, что сегодня они не будут применены. — Евгений Леонидович, почему мирная прогулка защитников сквера на набережной превратилась в первую ночь в столкновение со спортсменами, а вторую и третью — с омоновцами? — Потому что полиция бездействовала. В репортажах СМИ видно, что в первый день толпа нагнетала самовозбуждение достаточно долго: сначала погуляли, потом подергали забор, потом поймали кураж, видя, что полиция стоит в роли зевак, и пошли сносить забор. Фактически штурмовавшие взяли власть в свои руки. Полиция могла предупредить это элементарно, если бы встала между враждующими. Но в регионе нет руководителя полиции — есть только исполняющий обязанности, а у него, видимо, не было четких установок, как действовать в этой ситуации. Лишь спустя два часа та сторона, чью площадку заняли, поняв, что полиция будет бездействовать и дальше, вызвала подкрепление. Больше всего возмущения у людей вызвало, что «бойцы РМК» применили силу. Но, давайте признаем, достаточно мягко: если бы бойцы действовали, как они умеют, травматологии были бы забиты людьми, а они всего лишь выдавили их с территории. Дальше пошло привлечение внимания СМИ: о том, что существует проект храма и противостояние ему, узнали многие люди, даже далекие от этого. И на вторую ночь пришло гораздо больше людей: всем было интересно посмотреть, что там будет. К тому времени силовики наконец очнулись и вспомнили, чем они должны заниматься. — Кто протестующие? — Там несколько групп людей: часть хочет самоуважения, считая, что власть их не уважает, другая часть зарабатывает на этом политический капитал, третья аффилирована со структурами, протестующими профессионально — кто-то с несистемной оппозицией, кто-то с зарубежными экологическими организациями. Эти будут протестовать потому, что это где-то их убеждения, а где-то — работа (разделить это бывает сложно). Они будут протестовать и завтра, и послезавтра. Когда закончится строительство храма, займутся следующими объектами. — Вот не согласен: основная часть людей, приходящих в сквер, выступают за справедливость: да, все процедуры пройдены, стройка законна, но большинство-то людей — против храма! Получается, на мнение народа наплевали… — И те, кто за храм, и те, кто против, варятся в своем микросоциуме и уверены, что большинство их поддерживает. Лично мое мнение, что процентам 80 людей вообще наплевать, что там будет. — Демократия — это диктатура большинства. К сожалению, мы не знаем, что думает большинство… — Предположим, что большинство против храма. Что мы видели бы в этом случае? Еженедельные многосотенные, а то и многотысячные митинги. Но ведь ни одного такого митинга не было! У нас 1,5 миллиона жителей. Где значимый процент? Где сто тысяч человек, которые олицетворяют хотя бы 10 процентов населения? Когда объявили аукцион на землю, те, кто был против храма, хотели в нем поучаствовать. Говорили: пусть богатые люди дадут денег — богатые не стали этого делать. Тогда появилась идея сброситься единомышленникам. Каждый сдал бы по 100 рублей, и те 10% населения, о которых я говорю, собрали бы приличную сумму. Но и этого нет. Вот вам социология в рублях! Причем эта социология честная, потому что ее нельзя подтасовать. Безусловно, ошибка властей в том, что людям ничего не объяснили. По своим соцсетям я вижу, что люди, особенно, далекие от Екатеринбурга (да и екатеринбуржцы тоже), вообще не понимают, законно ли там строится храм, они не в курсе, что был аукцион на землю, в котором оппозиция хотела поучаствовать. Думаю, такие объяснения помогли бы снять напряженность. Ведь людей, которые считают, что нужно брать объекты штурмом, не так много. Кстати, я почитал интервью Алтушкина изданию Forbes — он там интересные вещи рассказывает, про которые, видимо, верхи знают и исходят из них, а до нас их никто не доносил. Он выразил важную мысль, что этот храм — это не молельный дом, это культурный объект, претендующий на то, чтобы стать в будущем культурно-историческим объектом. Я вполне допускаю, что когда Нотр-Дам в центре Парижа строили, тоже кто-то за какое-нибудь дерево переживал. Но об этом переживающем сегодня никто не переживает, а Нотр-Дам стоит. И точка зрения Алтушкина, что храм нужно ставить в центре, понятна — а где еще? На Елизавете, что ли? Ну да, молиться там можно, но культурно-историческим объектом это не будет. — Когда протестующие начнут успокаиваться? Постановка забора, вырубка деревьев этому помогут или, напротив, усилят протест? — Протестующие, занимающиеся штурмом, успокоятся тогда, когда их начнут привлекать к ответственности: сначала к административной, потом к уголовной. Ничто другое тех активно протестующих, которые делают ставку на силу, не успокоит никогда. Протестующие, которым платят деньги, не успокоятся, пока им платят. Протестующие, которые ходят, чтобы просто постоять, поглазеть, скоро утомятся. Если только все не начнет развиваться по сценарию цветной революции. — Это как это? С тех пор, как Джин Шарп (идеолог ненасильственных революций) написал свою методичку о цветных революциях, эта технология уже сто раз обкатана. Кстати, Вадим Дубичев, работающий в резиденции свердловского губернатора (замруководителя администрации — прим. ред.) — один из первых отечественных исследователей, который очень четко расписал фазы цветных революций. Первый этап — вывести людей на улицу. Неважно, по какому поводу, лучше всего — по понятному всем, хорошему и доброму. Можно «за сквер» — потянет, главное, чтобы люди оказались на улице. Затем их надо там стабилизировать. Стабилизация достигается двумя способами: либо привозят певцов и еду, либо ставится палаточный лагерь. Вот почему палаточные лагеря сносятся сразу и жестко — везде, во всех странах, неважно, Америка это, или Белоруссия, или у нас. Палаточный лагерь создает круглосуточный центр притяжения, который радикально меняет ситуацию: это уже не просто постояли и разошлись. Его невозможно просто взять и убрать без сноса, так как его начинают защищать. А следующий этап — это сакральная жертва: когда кого-нибудь убивают и говорят: «Это сделали власти». — Людям, которые выходят защитить сквер, обидно слышать, что за этим кто-то стоит (Навальный, Госдеп), что это цветная революция и все проплачено. Люди искренни в своем желании отстоять центр города, какой он сейчас есть… — У меня много знакомых с Украины, и они тоже очень обижались, когда им говорили, что «Майдан» проплачен. Но я им говорил: ваши деньги уже получили десятники и сотники. Не будет массовки — десятникам и сотникам будет не за что получать зарплату. «Майдан» в Киеве ведь не американцы сделали — местные: была местечковая разборка между руководителем администрации президента Януковича [Сергеем Левочкиным] и министром внутренних дел [Виталием Захарченко], который хотел сесть в его кресло. И тогда глава администрации президента договорился с замминистра, и тот отправил местный ОМОН «Беркут» отлупить студентов, которые уже никого не интересовали и вообще уже собирались расходиться. Туда же подтянулись блогеры с фотографами, все узнали о происходящем, и на улицу вышли люди. Потом уже к этому присоединились американцы. У нас многие ребята, которые искренне переживают за деревья, говорят, что они не «навальнята». Может быть, это и так, но лозунги потом поменяют, как это было в Киеве — и понеслась. Там, вспомните, лозунг «Нельзя бить детей» просуществовал недели две — потом про него уже никто не вспоминал. — У нас тоже все начиналось с лозунгов: «Мы за храм», а теперь слышно и «Губернатор в отставку» и про Путина… — Это логика развития таких событий, по-другому не бывает. Лозунги становятся политическими, потом властям говорят: «Вами недовольны — уйдите сами». Дальше, если они не уходят, происходит сакральная жертва. Приходят люди с автоматами, которые вообще никакой идеологией не руководствуются (как снайперы на Майдане). — У нас будет сакральная жертва? — Если дать событиям развиваться по всем этим этапам, то да. Если не дать, то нет: логика должна быть последовательной. Взять и просто кого-то «заколбасить» — это не работает. Перед этим надо сначала вывести людей на улицу, потом стабилизировать их — создать палаточный городок, а потом уже должна пролиться кровь. Поэтому полиция и власти во всем мире пресекают это на ранних стадиях: лучше огрести в общественном мнении за то, что кого-то из активистов в пятый раз арестовали, чем разбираться потом с сакральными жертвами и вводить танки на улицу. Вспомните 1991 год, ГКЧП, когда военную технику вывели на улицу. Тогда ведь тоже были сакральные жертвы. Спасибо нашей армии: она имела права стрелять на поражение сразу, но она этого не делала. Действия спортсменов РМК, которых вывели в ночь 13 мая, похожи на действия армии в 1991 году: они просто вынесли людей за периметр, никого не повредив, хотя могли. — Ночью 14 мая проявления технологии управления толпой были четко видны: это и речевки, лозунги, которые все подхватывают, это и молодчики, которые, как стая собак, выбирают в оцеплении слабое место, набрасываются и выхватывают кусок забора — это же все спланированные приемы… — Это напомнило мне, как на Майдане «боевые двойки» боролись с «Беркутом», когда первый брызгает лаком для волос в забрало омоновцу, тот поднимает забрало, и второй в двойке палкой тычет ему в глаз. Совершенно четкие скоординированные действия, и сотни людей на Майдане ходили и их отрабатывали. У нас координация тоже есть: кто-то подвозит еду, организует концерты. Им сейчас обязательно надо поставить палатку — по-другому не получится перейти ко второму этапу. — У омоновцев тоже есть свои приемы борьбы против толпы, которые вчера ночью тоже можно было наглядно наблюдать — например, как они, взявшись за руки, образовав «живой щит», сдвигали толпу. За три таких «подхода» они вытеснили ее к фонтану, лишив протестующих их пространства. — У спецподразделений есть тактические приемы, есть тренировки по отработке этих навыков. Если вы наберете в YouTube «ОМОН тренировка толпа», то увидите много подобных видео. Задача бойцов — не повредив (по возможности) людям организмы, оттеснить их, в случае сопротивления — подавить возмущение, а зачинщиков задержать. — Кого задерживают? — Тех, кто наиболее активен и раскачивает толпу или совершает откровенно противоправные действия. Причем при грамотных действиях должны задерживать нарушивших закон и с той, и другой стороны, независимо от убеждений и от того, с какой истороны «забора» человек находится. — Что сейчас надо делать властям и силовикам? — Власти должно объяснить людям, почему строительства храма законно и какими законными средствами они могут отстаивать свои права. Причем, как в ситуации до начала строительства (это же не последний объект в городе, который будет строиться — поляризация мнений будет всегда), так и сейчас. Мирные способы есть — санкционированный митинг, где можно будет показывать плакаты и скандировать лозунги. Надо объяснить протестующим, что если ты проиграл законные демократические процедуры, то надо с этим смириться, а не устраивать штурмы. И объяснить тем, кто идет на штурм, что из-за этого бывает и как их будут наказывать. А силовикам надо встать между нападающими и обороняющимися и ни в коем случае не допустить их столкновения. Вычислять активистов и провокаторов с обеих сторон, выдергивать их, увозить и наказывать — штрафовать, арестовывать. — Поможет ли референдум для решения конфликта вокруг «храма у драмы»? — Сейчас, когда вступили в законную силу все решения и когда уже понятно, что оппоненты храма ничего сделать не смогли, референдум уже не нужен. К тому же, зная нашу оппозицию, уверен, что если бы она его проиграла, она сказала бы, что все результаты подтасованы: стереотип «власти врут» живет и он очень силен. К тому же референдум — недешевое удовольствие. Мы потратим весь бюджет, проводя референдумы по каждому поводу. — Зато решение референдума — очень веский документ, опираясь на который, можно «горы свернуть» — вспомните референдумы в Крыму и Донбассе… — Референдум в Крыму был «сильной штукой», потому что решал судьбу целого региона, который становился субъектом РФ. И то, как видите, его вовсю оспаривают на Западе. Мы при этом игнорируем их точку зрения, а они игнорируют нашу, включая нам санкции. Здесь было бы то же самое: оппозиционеры рассказывали бы, что референдум был неправильным. Так что пример Крыма подтверждает скорее бессмысленность этого действия.