Президент России Владимир Путин посоветовал для разрешения протестов в Екатеринбурге провести опрос местных жителей о судьбе сквера на Октябрьской площади. Однако, считает екатеринбургский пиарщик Платон Маматов, даже с опросом есть риск повторения нынешней патовой ситуации (уступать не хочет ни одна сторона). Ведь проект храма в сквере уже проходил публичные слушания. Как город пришел к конфликту и как из него выйти — в колонке пиарщика Маматова. Я по-прежнему ни за храм, ни за сквер — пытаюсь держать нейтралитет, но с каждым днем это все труднее. В понедельник я был на митинге. Забор не ломал — просто стоял на тротуаре, наблюдал. Подошли боевики РМК и казачок в папахе, попытались меня прогнать. Мы поговорили, выяснили, что они не сотрудники правоохранительных органов, и все остались при своих. Весь вторник я читал Владимира Соловьева и прочую пропаганду про себя, своих друзей и свой город. В среду я уже не мог пройти по набережной, потому что там стояли «космонавты» с собакой. Если в четверг, пятницу и выходные все продолжится в том же духе, от моего нейтралитета останется примерно столько же, сколько осталось от репутации губернатора Свердловской области и мэра Екатеринбурга. Дело не в храме, просто берега видеть надо. Как мы знаем из учебников по театральному искусству, конфликт — это основа драматургии. Пока стоял вопрос «храм или сквер», этот был спор двух узких групп людей. Одна хотела храм и приводила аргументы: мы хотим его здесь, потому-то и потому-то. Другая ходила на «обнимашки» — все эти урбанисты, участники группы «Скверы и парки» и прочие, говорившие: «Мы не хотим здесь храм, потому что это общественное пространство». У обеих сторон были понятные позиции, аргументы, дискуссия шла с переменным успехом. Вся эта история закончилась в понедельник, когда поставили забор. Когда человек видит забор там, где он привык ходить, первое желание, которое у него возникает — этот забор сломать. Конфликт может развиваться в две стороны: если забор убрать, отыграть ситуацию назад и пойти на уступки, то конфликт исчерпает сам себя. Если бы в понедельник не прислали боксеров, а убрали забор, история бы на этом завершилась. Не было бы ни столкновений с ОМОН, ни задержаний — ничего. Конечно, стройка без забора невозможна. Но для начала нужно провести максимально широкие общественные слушания или референдум по этому вопросу. Общественные слушания в мэрии Екатеринбурга проходили, но сомневаюсь, что все горожане, которые выходят сегодня на Октябрьскую площадь, о них знали. Требуются максимальная огласка и авторитетный надзор за ходом волеизъявления горожан. Понятно, что профессиональные оппозиционеры, радикалы и городские сумасшедшие могут продолжить бузить и после такого референдума. Такие деятели живут на дивиденды с протеста. Но без массовой поддержки обычных горожан радикалы ничего сделать не смогут. Если они останутся в одиночестве, то их можно будет «вывести за скобки» десятком разных способов, от игнорирования до высмеивания. Но пока этого не происходит. Есть хорошее выражение московского политолога о том, что Антимайдан — это половина Майдана. Для любого конфликта нужны две стороны, невозможно драться с самим собой. Что ты будешь делать, когда выйдешь в сквер, а «врага» нет? Воздух руками молотить? Селфи на фоне березок? Даже если люди продолжили бы ходить «по инерции», долго бы это не продлилось: у всех есть свои дела, работа. Весь протест рассосался бы за день, максимум два: нет забора — нет протеста. Вместо этого ставят забор. Его ломают — поднимают, приезжают боевики-казаки — начинается эскалация конфликта: взаимные оскорбления, насилие. И все больше люди начинают в это втягиваться (во вторник их было больше, чем в понедельник, а в среду больше, чем во вторник). Почему — понятно: люди смотрят трансляцию, кто-то обиделся, что друга стукнули, кто-то подумал: «Да что они себе позволяют — все эти быки, казаки и олигархи?» кто-то вспомнил, что гулял в этом сквере с девушкой. Во вторник появились ОМОновцы, и конфликт еще больше усилился, особенно когда они начали людей «винтить». Все это формирует у людей«негатив»: со соцсетям я вижу, что те, кто еще в понедельник были настроены на диалог, хотели с кем-то о чем-то договариваться, сейчас уже не хотят. О чем можно договариваться с ОМОНовцем? Он на работе: пришел, чтобы хватать, не пущать и разгонять, договариваться с ним не о чем. Защитники сквера через личные контакты мобилизуют все больше людей, с другой стороны подтягивают ОМОН и спецназ из Челябинска и Тагила. Число нейтральных уменьшается стремительно. Для меня показательными стали два момента, первый — включение в историю драматурга Николая Коляды. Он всегда был бесконечно далек от политики, жил в своем театральном мире и нос оттуда не показывал, но и он уже говорит, что он за сквер, потому что иначе перед людьми стыдно. Вторая точка — «Золотое яблоко» (парфюмерный супермаркет): когда в конфликт включается бизнес, не зависящий от власти (в отличие от металлургов, шахтеров и пр.), это значит, что протест стал всенародным. Это уже не костер, это лесной пожар. История будет развиваться по нарастающей. Дальше должна случиться одна из двух вещей: либо кто-то отыграет назад («все успокоились — убираем забор и начинаем договариваться»), либо все это доходит до какой-то кризисной точки с покалеченными, массовыми задержаниями, после чего ситуация будет остановлена сверху: разруливать ее будет уже не Екатеринбург, а Москва. Обвинять в чем-либо силовиков нельзя: в компетенцию силовиков разруливание конфликтов вообще не входит, они этого делать не умеют и не должны. Вся эта ситуация должна была управляться с самого начала властью — города Екатеринбурга и Свердловской области. Это власть должна говорить с людьми, находить компромиссы и вести разъяснительную работу. Это она еще на старте должна была объяснять людям, что это за храм, кому он нужен, зачем, и работать на примирение сторон. Вместо этого еще в начале истории власть работала на нагнетание конфликта, заявляя, что верующих — сторонников храма больше (хотя это не факт), а раз их больше, то надо строить храм, а всем, кто против — заткнуться (позиция абсолютно неправильная, потому что мнение меньшинства тоже должно учитываться). Вместо примирения выпускают безумного Кешу Шеремета, и начинается в духе: «Храм — это наше все, а все остальные — дьяволопоклонники и агенты Госдепа». Естественно, все это вызывает негативную реакцию у людей. Власть своими руками создала «антимайдан» — половинку будущего «майдана» в Екатеринбурге. Еще год — полгода назад можно было сделать все путем: есть и механизм общественных слушаний (который подменили интернетным фейком), есть и общественные палаты, и референдум, наконец. Ни один из этих легальных механизмов задействован не был — все это привело к тому, что мы имеем. Вести примирительную, разъяснительную работу сейчас очень сложно, почти невозможно: ситуация очень быстро движется к точке невозврата. В этой кризисной ситуации власть от проблемы самоустранилась: у губернатора — футбол, он не делает никаких публичных заявлений (нельзя же считать заявлением слова в духе «все законно, а всех несогласных будем хватать»), а мэр Екатеринбурга Александр Высокинский через [вице-мэра Екатерину] Куземку передал, что у него совещание. Это как вообще? Ты плывешь на «Титанике», у тебя в борту дыра, вода в нее хлещет, корабль кренится на борт и скоро перевернется, а у тебя банкет в кают-компании, с которого ты не можешь уйти. Но это же бред! К региональной власти, которая довела эту ситуацию до кризиса и не хочет этот кризис никак разруливать, возникает только один вопрос: насколько люди соответствуют занимаемым должностям? Предполагаю, что какие-то выводы из всего этого последуют. Сейчас власти надо включить задний ход. В первую очередь остановить насилие, которое продолжается уже четвертый день. Для этого убрать забор, убрать ОМОН, после чего включить механизмы обсуждения (слушания, референдум). И уже с их помощью решать, что делать дальше — стоить или не строить, и где.