Совет Федерации намерен добиваться предоставления россиянам старше 40 лет дополнительного оплачиваемого выходного дня ежегодно для прохождения диспансеризации. С такой инициативой выступила спикер верхней палаты парламента Валентина Матвиенко. По ее словам, для этого потребуется внести изменения в Трудовой кодекс. Накануне стало известно, что в ближайшие два года планируется провести полную диспансеризацию россиян, чтобы понимать базовый уровень здоровья жителей. Для каждого человека определят группу здоровья: если выяснится, что у пациента имеется хроническое заболевание, его поставят на диспансерное наблюдение. Это означает регулярное обследование не реже одного-двух раз в год. О том, почему диспансеризация в России, скорее всего, не будет работать, а опасные заболевания продолжат диагностировать лишь на последних стадиях, «URA.RU» рассказал врач-онколог Даниил Щепеляев. Одна из ключевых проблем — кого и каким образом будет охватывать диспансеризация. Если в советские времена обязательные медообследования были завязаны на работодателей, предприятия, то сегодня непонятно, как организовать людей. Добровольно идти в поликлиники, как показывает практика, россияне не хотят. Диспансеризация, как и вакцинация, имеет смысл при массовом охвате населения. У нас же получается так: кто захотел — тот пошел. Хорошо еще, если захотели 15 процентов населения, 5 процентов отправятся к врачам в рамках добровольного медстрахования и еще 5-7 процентов придут в поликлиники, поскольку работают в полувоенных организациях. А остальные вообще никуда не пойдут. При этом следует понимать, что работодатели сегодня абсолютно не заинтересованы в диспансеризации своих сотрудников — зачем им оплачивать время, которое люди тратят, когда идут к врачам?! К тому же, если у сотрудника вполне работоспособного возраста находят хроническое заболевание, от него, скорее всего, захотят избавиться. Даже если он очень ценный специалист. Деньги важнее, и тратить их на его лечение никто не хочет. Стоит также внимательно посмотреть на саму программу диспансеризации — например, она предусматривает прохождение раз в два года флюорографии грудной клетки. Спрашивается — зачем? Это исследование не дает исчерпывающей картины, оно позволяет обнаружить лишь далеко запущенный рак легкого, не более того. Нужны более дорогостоящие технологии — например, цифровая рентгенография. Другая элементарная вещь — анализ кала на скрытую кровь. Этот анализ надо сдавать не реже, чем раз в полгода, а большинству — раз в три месяца. Но вы посмотрите — разве этот анализ включен в программу диспансеризации? Нет. При этом сейчас стали «модными» онкомаркеры — их включают в обязательную диспансеризацию. Однако надо понимать, что онкомаркер за редким исключением способен сказать лишь о том, что конкретная опухоль выделяет определенные молекулы. Онкомаркеры в диагностике злокачественных опухолей имеют почти нулевой эффект. Непонятно, почему у нас не включают в программу диспансеризации расширенный биохимический анализ крови — он очень о многом может сказать. Делать его надо не реже, чем раз в полгода, причем доктор должен сравнивать новый анализ с предыдущим — смотреть на результаты в динамике. В идеале — это должен быть один и тот же доктор. Вы можете себе это представить даже в Москве? У диспансеризации должно быть несколько целей: это и диагностика заболеваний на ранних стадиях, а также разработка для хронических больных системы наблюдения и лечения. Но эффект от диспансеризации в нынешнем виде, к сожалению, окажется нулевым. Думаю, никакой реальной пользы она не принесет. При этом приписки никто не отменял — кого якобы обследовали и вылечили. Это, увы, стало нормой жизни, бюджеты ведь надо в обязательном порядке освоить. Между тем существует успешный мировой опыт диспансеризации. Например, в Японии распространен рак пищевода и желудка. Поэтому каждый японец раз в полгода, а некоторые группы населения и чаще проходят за государственный счет гастроскопию с детальным осмотром и биопсией из всех подозрительных узлов. Японские хирурги-онкологи, с которыми мне доводилось общаться, были в шоке от того, насколько запущенный у большинства наших больных рак. Они просто не понимают, как это вообще можно оперировать. На что мы им отвечаем — у нас таких 80 процентов! Они таких случаев практически не видят.