В России уже три месяца действует новый закон о занятии высшего положения в преступной иерархии. За это время правоохранители возбудили лишь одно уголовное дело по новой статье. Для чего появилась новая законодательная норма, против кого она будет работать, и почему воры в законе откажутся покидать страну даже под угрозой тюремного заключения — «URA.RU» рассказал адвокат, писатель, автор книги «Замурованные» Иван Миронов. — Иван Борисович, некоторые сомневаются, что этот закон окажется эффективным. Как вы считаете, будет ли он работать? — К сожалению, новый закон может трактоваться очень широко, очень вольно, в этом заключается его ключевая проблема. Закон при желании правоохранительных органов можно подвести практически к любому: больше трех собрались, якобы о чем-то поговорили, все — считай, состоялась сходка. Состав преступления сразу же найдется. — Каким образом найдется? — Все отработано. На сегодняшний день у нас сформирован институт секретных свидетелей, причем практически по всем категориям уголовных дел. Это означает, что берется любой гражданин, следователь засекречивает его данные, ему присваивается псевдоним, и он вправе давать в суде показания с измененным голосом — самого человека никто не видит. Однако достоверность данных, которые предоставляет такой свидетель, проверить невозможно. И никто не может знать, откуда тот или иной гражданин обладает информацией. Между тем, секретные свидетели используются сейчас во многих делах — для усиления доказательной базы. Более того, подчас дела полностью строятся на таких показаниях. Засекреченный свидетель может быть не один. Это абсолютно непрозрачный инструмент — ведь зачастую подобные показания пишутся под диктовку следователя, но оспорить их в суде, как правило, невозможно. Поэтому сфабриковать дело, впаять человеку обвинение в том, что он занимает высокий пост в преступной иерархии — не так и сложно, как кому-то может показаться. — Для чего же принимался этот закон? — Он принимался не для того, чтобы избавить общество от криминальных авторитетов, а для того, чтобы заставить их идти на более тесное сотрудничество — под угрозой уголовного преследования. Поэтому сейчас правоохранители некоторых [воров в законе] начнут выжимать из России, некоторые пойдут на сотрудничество, ну, а кто-то — будет мужественно нести этот крест через долгое тюремное заключение, не желая сотрудничать с силовиками. Они не захотят быть добровольной агентурой. Надо понимать, что нормы законы распространяются не только на воров, но и на тех, кто возглавляет так называемые преступные сообщества. А мы прекрасно знаем, что такое «преступное сообщество» можно легко выдумать — это позволяет делать размытость формулировок. Таким образом, закон закладывает почву для вымогательства взяток со стороны следователей и оперативников. Они всегда могут сказать: есть закон, мы можем его применить, а можем — не применить. Это к вопросу о вольности трактовок. — В криминальном мире между собой новый закон не будет использоваться — например, для сведения счетов? — Да, эту норму вполне могут использовать как инструмент конкурентной борьбы между различными группировками. Почему нет? — А вор в законе вправе сотрудничать с правоохранительными органами? — Сотрудничество сотрудничеству рознь, оно бывает разным. Одно дело — находить какие-то точки соприкосновения, а совсем другое — когда ты начинаешь сдавать коллег по цеху. Такое не любят. — В Грузии, насколько известно, более 10 лет существует схожий принятому в России закон. Он работает? — Для Грузии закон оказался достаточно эффективным — почти все воры уехали из страны, многие — в Россию и Израиль. Но здесь есть момент: грузинский закон был более конкретным, чем наш. Кроме того, наши воры никуда не поедут по одной простой причине — почти никто не знает английского языка или какого-либо другого. К тому же, у них совсем иная ментальность, они не готовы к эмиграции подобного рода. Большинство, скорее, предпочтут сесть в тюрьму, нежели уехать в другую страну из России.