Екатеринбуржец Станислав Мельниченко — единственный человек, на которого завели уголовное дело после протестов в сквере у драмтеатра Екатеринбурга. 31-однолетнего уральца обвинили в оскорблении полицейского. Следствие завершено, материалы переданы из Следственного комитета в прокуратуру. Обвиняемый ждет суд, он намерен бороться за себя. Корреспонденты «URA.RU» встретились со Станиславом Мельниченко — он объяснил свою позицию, очень любопытную. — Почему вы пошли на акцию протеста в сквер? — Я с детства смотрю новости Шеремета [Иннокентия, известного екатеринбургского тележурналиста, который назвал себя православным и агрессивно вступал в полемику с защитниками сквера]. После сюжетов на канале в поддержку строительства храма я пошел к драмтеатру. Первые три дня я выступал за храм, но все изменилось после провокации. — Что повлияло на ваше мнение? — В тот день, когда меня «приняли», ОМОН всех разгонял. И там был провокатор. Стоят спортивные ребята, и один мне зигу [нацистское приветствие] кидает! Я говорю: «У нас 30 миллионов человек умерло [во время Великой Отечественной войны], ты мне зачем зигу кидаешь?» Скорее всего, это были спортсмены, которые охраняли стройплощадку. Им нужна была драка, кипиш, чтобы поскорее всех разогнать. Я с ним встал в стойку, но никто никого не ударил. Это стало одним из факторов, почему я поменял позицию. Я понял, что они готовы душу дьяволу продать, чтобы храм там построить. Я сам православный! Но чтобы храм построить, надо душу дьяволу продать?! Я видел, как приезжали автобусы с защитниками храма. Я до сих пор за храм, но за свой, маленький, где можно венчаться, помолиться. Такой, который никому не помешает. — Что происходило дальше, сразу ли произошел конфликт с полицейским? — Я считаю, что беспорядки в сквере произошли из-за попустительства полиции. Мусора (это слово эксперты-лингвисты признали неоскорбительным для полицейских) — тормоза: они только на четвертый день сделали неорганизованный митинг организованным: поставили оцепление, с бухлом не пускали и т. д. Если бы с первого дня все было так, много чего не было бы. Но я и защищал полицейских. Наших было три тысячи, но из них я один был за храм, остальные были за сквер. Я с ними разбирался, объяснял, что полицейские при исполнении, их оправдывал. Знаете, почему полицейские вели себя достаточно адекватно в Екатеринбурге относительно силовиков в других городах? Да потому что половина была за сквер, хоть и даже не местных. Я потом уже в отделе провел даже собственный небольшой соцопрос. — Из-за чего произошел конфликт с полицейским? — Я знаю многих журналистов в городе, и когда я просил их не снимать меня, они нормально реагировали. А этот человек в гражданском [сотрудник пресс-группы УМВД Екатеринбурга Евгений Крюков] за оцеплением меня снимал. Это видео все равно выложат, и оно для меня нелицеприятное — я там стою, шатаюсь [доказательств, что Мельниченко был пьян, нет — прим.ред.]. Поэтому сам расскажу, как все было. Я ему говорю: «Эй, слышь, не снимай меня, мусор. Я тебя прошу». А он стоит, ухмыляется. Несколько раз попросил его, потом назвал его … [человеком, совершаюшщим необдуманные поступки] — вот и вся ситуация. — Но теперь вас неизбежно будут снимать все СМИ. — Я уже попадал в кадр. Помните новость, что житель Екатеринбурга обошел полицейских по воде? Это я был, только лица не было видно. Я там в той же куртке, тех же штанах, что сейчас. — Что произошло дальше, после конфликта в сквере, как вас задержали? — Сначала кто-то залез на дерево и сказал, что за забором стоят люди с автоматами. Я тоже полез посмотреть, залез на самую макушку. Мне снизу кричат: «Слезай». Тут я понял, что мне уже пора домой. Слез с дерева и пошел в сторону дома. Уже на улице Ельцина человек в штатском мне кричит: «Стой!» Я побежал от него, но тут мне наперерез кинулись двое полицейских — я остановился. Увели в ПАЗик оформлять. — Как вы намерены защищать себя в суде? — Во время ареста и при разбирательствах с полицией мне помогали правозащитники Сергей Зыков и Ольга Иванцева, спасибо им. Они бесплатно помогали мне, а также познакомили с адвокатом Алексеем Бушмаковым, который сейчас защищает меня. Суда я не боюсь. Но если сейчас меня накроют, то других будут гасить еще жестче.