Со среды, 21 августа, дирижер с мировым именем Теодор Курентзис официально не является худруком Пермского театра оперы и балета. Он работал в Перми с тремя губернаторами, но ни с одним так и не смог наладить отношения. Все о них знает театральный режиссер, создатель фестиваля «Золотая маска», худрук МХАТ им. Горького и один из культурных деятелей, стоявших у истоков пермской «культурной революции» Эдуард Бояков. Он рассказал «URA.RU», зачем музыкант приехал в Пермь и почему оказался не нужен власти. — Кто посоветовал прежнему губернатору Олегу Чиркунову пригласить в Пермь Теодора Курентзиса?  — С Курентзисом про Пермь я разговаривал первым. Рассказывал о том, какое хозяйство оставляет после себя Исаакян (Георгий, бывший худрук Пермского театра оперы и балета, который уехал работать режиссером Московского академического детского музыкального театра — ред.) и в целом о пермском культурном проекте. Он очень живо интересовался, потому что к моменту нашего разговора, непосредственно перед переездом, им уже было принято решение уехать из Новосибирска. Его никто не переманивал. Скандала в Новосибирске с его уходом, насколько мне известно, не было. — Как проходили переговоры? Ездил ли Курентзис «на смотрины» в Пермь или представители Чиркунова общались с дирижером в Новосибирске?  — Разговаривали в Москве, несколько раз встречались у меня и у него дома. А дальше уже Мильграм (Борис, экс-министр культуры Пермского края — ред.), который с ним знаком не был, начал обсуждать с Теодором конкретные планы работы в Перми, решать все финансовые вопросы. Мильграм летал, кажется, чуть ли не в Зальцбург и Баден-Баден, где у Теодора был концерт с MusicAeterna.  — На каких условиях Теодор согласился на переезд?  — Теодор говорил, что главное его условие — чтобы был приглашен не только он, но и его оркестр.  — Насколько Чиркунов вообще интересовался судьбой оперного театра, как часто он посещал концерты Курентзиса? — Мне кажется, это был дежурный интерес. Я не думаю, что Чиркунов особо интересовался симфонической музыкой и знает, чем Курентзис отличается от Юровского (Владимира, дирижера Государственного симфонического оркестра РФ — ред.). Собственно, губернатору это и не нужно знать. Но Мильграм, Гельман (Марат Гельман, галерист, автор пермского культурного проекта — ред.), которые были близки к губернатору, его в хорошем смысле слова «накачивали» этой идеей. Позже мы с Курензисом обсуждали и идею уникального творческого вуза в Перми. — Какие ожидания были у Чиркунова в отношении Курентзиса, когда он его приглашал? Оправдал ли их музыкант?  — Эти ожидания, как мне кажется, все-таки были связаны в целом, с проектом («Пермь — культурная столица Европы» — ред.). Чиркунов не приглашал Курентзиса как отдельного музыканта. Он понимал, что нужно создать некую новую среду, в которой Гельман, [дизайнер Артемий] Лебедев, Бояков, Курентзис оказывались бы самостоятельными игроками, но работали бы на проект в целом. — Когда Теодор понял, что ни новую сцену оперного, ни консерваторию, которые местные власти обещали в Перми, он не увидит, был ли у него с губернатором серьезный разговор?  — Подробности я не знаю. Но Теодор говорил неоднократно, что возникла ситуация «прокрутки», когда бюрократический механизм по строительству новой сцены запускался, но потом вновь все тормозилось. Басаргин (Виктор, экс-губернатор Прикамья, — ред.) тоже попытался запустить эту историю, но опять не получилось.  — Насколько важен был Курентзис для Басаргина? Какие гарантии давал, чтобы музыкант остался в Перми?  — Когда Басаргин пришел, у Теодора было катастрофическое настроение в отношении проекта. Я несколько раз слышал от Теодора, что, мол, совсем плохо, совсем чужие люди, ведь он связывал свое будущее с Чиркуновым. Но потом ситуация вроде бы стабилизировалась, и «новая метла» выпроводила только Гельмана и Лебедева из Перми. И я перестал ездить в Пермь. Думаю, что и Курентзис чувствовал, что опасность существует и для него, но власть сделала мудрый выбор. — То есть эти «жертвы» были выбраны властью в пользу дирижера?  — Я не думаю, что выбор в пользу Курентзиса — эстетические предпочтения Басаргина. Гельман — более «скандальный» художник. В подавляющем большинстве, он делал акцент на бессодержательное западное искусство. Тогда как для погружения в среду, пермское пространство, в эти города, поселки ничего не делалось. Тем не менее, когда Марат уехал, можно было подхватить знамя проекта, немножко перенастроить его с учетом особенностей уральского кластера. Но Басаргин не сообразил. Он просто стал бороться с фантомами Гельмана, и все начало деградировать и превращаться в провинцию. В этом отношении Курентзис держался, сколько мог.  — При нынешнем губернаторе Максиме Решетникове вы уже не работали, но на ваш взгляд, почему у него не сложились отношения с Курентзисом, ведь губернатор не отказался о идеи построить новую сцену?  — Пермские руководители после Чиркунова, к сожалению, совершенно не понимают значение креативных индустрий и символического поля. Курентзис уезжает в Санкт-Петербург не потому, что его позвали на более выгодные условия, не потому что он с кем-то не договорился. А потому что среда испортилась. Пермь перестала быть культурной столицей, а шанс был: Пермь одно время задавала тон. — Курентзис уехал, но продолжает оказывать на пермского губернатора давление. Он ставит свои условия по своей работе над Дягилевским фестивалем. Как должен поступить Решетников?  — Упрашивать Курентзиса вернуться, если, конечно, Решетников хочет выбраться из провинциальной ямы, в которой Пермь оказывается. Курентзис не будет делать плохой фестиваль из мести пермякам. Теодор очень страстный художник, истовый и честный. А пермяки все переводят в какую-то политику — «наше — не наше».