Пандемия коронавируса заставила многих россиян отложить плановое лечение. Это коснулось и онкопациентов, но они, в отличие от других, ждать не могут: часто курс лучевой или химиотерапии для них — единственная возможность выжить, и счет идет на дни. Как пациенты из Екатеринбурга и других городов Урала получали лечение за границей, когда она была закрыта — в интервью представителя турецкого онкогоспиталя «Анадолу» в Екатеринбурге Антон Казарина.  — Антон, что страшнее: рак или коронавирус? — Рак, конечно — достаточно посмотреть на выживаемость при этих диагнозах. При первой и второй стадиях рака даже российская статистика говорит о пятилетней выживаемости (что равно излечению) в 95% случаев. Но, к сожалению, в России пациент редко приходит к доктору с первой-второй стадией, чаще это третья-четвертая, а там цифры совсем другие. Если сравнивать их с данными по коронавирусу, где летальность в районе 1,5 процентов… — Если точнее, 1.67% — по стране, 1, 72% в Москве и чуть более 2% — в Свердловской области… — То лучше коронавирус, чем рак — тьфу-тьфу-тьфу, конечно. — Но ведь одно другого не исключает. Тем более, что онкопациенты — люди, как правило, возрастные, а это как раз группа риска по коронавирусу. Доводилось ли Вам сталкиваться с больными, которые, проходя лечение от рака, заболевали COVID? — В нашем госпитале — нет, но я знаю о таких случаях. Для этих пациентов это очень плохо: представьте, человеку надо получать противоопухолевое лечение, например, очередную химиотерапию, а он заболевает COVID. И онкологи не могут дать ему лечение: оно очень тяжелое, в период острой инфекции это убьет пациента. Приходится откладывать — на две, три недели, месяц и более. А этого тоже нельзя делать, потому что, если мы ранее достигли какого-то результата, надо держать рак под контролем, иначе все лечение насмарку — придется заново достигать этого же результата, и не факт, что это удастся. — Это значит, что онкопациентам еще больше, чем другим, надо беречь себя? — Безусловно: маски, обработка рук, стараться избегать массового скопления людей. Но, как правило, онкопациенты — люди очень дисциплинированные. — А в ваш госпиталь «Анадолу» в Стамбуле попадали такие пациенты? — Мы являемся COVID-free госпиталем: у нас нет коронавирусных больных. Мы очень тщательно следим за этим. В самую горячую пору во время первой волны использовалась целая череда тестов, чтоб не допустить заноса инфекции. Во-первых, мы просили пациентов сдать тест в России. Потом, когда человек прилетал в Турцию, ему чуть ли не в аэропорту делали тест. Потом уже в госпитале ему делали два теста с разницей между ними в два дня — получался четырехдневный карантин в отеле. И только когда второй тест приходил отрицательный, пациента допускали внутрь госпиталя. Также мы ввели ограничения на сопровождающих — один человек, который тоже должен был пройти все эти тесты. Сейчас ситуация упростилась: мы проводим всего один тест, по прибытии (на следующий день человеку уже можно начинать онкодиагностику и лечение) и не требуем тестов из России. Но настоятельно рекомендуем их сдавать, и вот почему. Летом у нас приехали 70-летний мужчина с раком гортани и сопровождающий его сын. Они сделали в России тест (результаты были отрицательные), поехали к нам, но по каким-то причинам задержались на неделю в Москве. По прибытии в госпиталь сделали им тест — у мужчины отрицательный, а у молодого человека — положительный. Ему пришлось собрать вещи и лечь на две недели в турецкую клинику, чтобы вылечить COVID. Лечиться пришлось за свой счет. Вот поэтому мы просим летящих к нам пациентов сдавать тест в России: если он окажется положительным, ты, по крайней мере, не окажешься на больничной койке в чужой стране и избежишь непредвиденных затрат на частное лечение. Хотя формально сейчас ни на российской, ни на турецкой границе тесты не нужны. — А как российские пациенты попадали в «Анадолу», когда Россия и Турция закрыли границы? — Мы не переставали летать даже при закрытых границах. Во-первых, оставалась частная санитарная авиация, и в экстренных случаях мы организовывали такие перелеты. Из Екатеринбурга улететь в Турцию санитарной авиацией стоит порядка 20-25 тысяч евро за чарт, но потом «протоптали дорожку» через Краснодар: там стоимость — порядка 9,5 тысяч евро, и лететь всего 40 минут. Конечно, в пандемию все усложнилось: если раньше авиаброкеру на получение разрешения на такой полет требовалось пару часов, то в пандемию это занимало до двух дней, и каждый рейс согласовывался на уровне замминистра транспорта РФ. Потом были рейсы Аэрофлота. Вообще, у меня ощущение, что в разгар пандемии существовало две параллельных реальности: одна — в телевизоре, где всеобщий масочный режим, границы закрыты, Россия остановила авиасообщение, билетов нет. Но ты заходишь на сайт «Аэрофлота» — и каждую неделю появляются рейсы в Стамбул, на которые можно попасть, если есть приглашение из клиники. Их называли то санитарными, то гуманитарными, то вывозными, и наши пациенты летали этими непонятными рейсами. Некоторые добиралась автотранспортом через Беларусь. Формально граница была закрыта, и через КПП просто так было не проехать. Но у нас же с Белоруссией общее пространство, и пациенты находили проводников, которые вели их «лесными тропами» мимо КПП, довозили до Минска, после чего человек улетал в Стамбул. Так же осуществлялся и обратный «трансфер». Некоторые ездили через Молдову. А с 1 августа, когда снова все полетело, снова стали пользоваться рейсами «Турецких авиалиний». Правда, прямых рейсов из Екатеринбурга пока нет, но открыты Москва, Санкт-Петербург, Ростов, Казань. — Не боитесь, что границы снова закроют? — Мы часто слышим такие вопросы от наших пациентов. Я думаю, второго локдауна не будет — судя по той риторике, которая идет из стран Европы. Если это и начнется, то начнется из наиболее страдающих сейчас стран, но даже от Меркель и Макрона мы слышим, что этого не будет. Я буду очень сильно удивлен, если Россия в одностороннем порядке закроет границы. Во-первых, у нас в стране ситуация с коронавирусом все-таки находится под контролем (особенно если смотреть на печальный опыт европейских стран); во-вторых, мне кажется, экономика второго локдауна уже не выдержит. Но некоторая паника у пациентов есть. Особенно сильной она была во время первой волны. Еще в марте мы видели, как страны Европы одна за другой закрывали границы, и понимали, что закрытие российских границ — лишь вопрос времени. Честно говоря, я думал, будет полный локдаун: избушку на клюшку, работать не будем. Пациенты тоже все это видели, понимали, что границы закроют, и стремились всеми правдами и неправдами успеть уехать в Стамбул. Мы буквально ночевали в офисе, готовя документы. Все это напоминало бегство белогвардейцев из Крыма: успеть на последний пароход, запрыгнуть в последний вагон. Было огромное количество пациентов, которые успели уехать в Стамбул перед закрытием границ. — Зачем? Почему они так вели себя? — Потому что это онкология, и лечение часто не терпит отлагательств. И потому что плановая медицинская помощь в России в период пандемии стала гораздо менее доступной — она была практически остановлена: людям предлагали дожидаться операций или курсов лечения по два, три месяца. Причем, это касалось не только онкопациентов: например, у меня мама, которой была назначена плановая операция на руке, была вынуждена дожидаться ее несколько месяцев. Я хорошо помню эту ситуацию — бессмысленные попытки дозвониться до больницы, постоянно откладывание сроков. А «плановая медицина» — это такое условное понятие… Когда у тебя рука не двигается или ты ждешь курса химиотерапии — это плановое лечение? Формально да, но откладывать его нельзя. Поэтому пациенты и стремились туда, где им могли помочь. — И потом застревали в Турции и получали огромные счета за лечение и проживание… — Не совсем так. Были истории, когда люди были вынуждены остаться в Турции на месяц, два и больше. Но, получив лечение в госпитале, они, как правило, жили потом в отелях, а турецкий отель за 30 евро в сутки — не такие уж огромные деньги, при этом стоимость жизни в Турции почти не отличается от российской, а уровень сервиса гораздо выше. Конечно, до пандемии многие пациенты, получив план лечения, предпочитали продолжать его в России. Тут ситуация была как раз обратная: все стремились прилететь в Турцию и там остаться. — У российских пациентов, выезжающих в «Анадолу», всегда были востребованы так называемые чекапы — комплексные тесты на рак. А сейчас едут за чекапами? — Едут, и в последнее время мы фиксируем все большее количество обращений от пациентов, которым требуется диагностика и, возможно, лечение от постковидных осложнений. На днях я говорил с молодым человеком из Казани, чья супруга лечилась здесь, в Екатеринбурге, от пневмонии (тесты на коронавирус сперва были отрицательные, но потом все же показали COVID). И сейчас, после этого есть серьезные проблемы с желудочно-кишечным трактом — бесконечные боли, и люди хотят пройти у нас обследование. — Почему даже за диагностикой едут к Вам? Нельзя сделать этого в России? — Потому что у нас люди получают качественную медпомощь при онкологии и диагностику, выполненную по международным стандартам, очень быстро: даже полный цикл обследований — это максимум 3-4 дня, начиная от забора крови и заканчивая планом лечения или назначенной операцией. В российских реалиях это, к сожалению, невозможно: только биопсию и иммуногистохимию (ИХГ) будут делать неделю-две. Я не хочу сказать ничего плохого про российскую медицину, на нее сейчас огромная нагрузка. Но сроки — это самое больное для пациентов, они все об этом говорят. — Во многих екатеринбургских больницах происходили вспышки COVID: заражались и медицинский персонал, и пациенты. А у вас не было случаев заноса коронавирусной инфекции? — Ни одного! Хотя мы, конечно, были и остаемся в группе риска, поскольку к нам едут международные пациенты, из всех стран. Но пока что тьфу-тьфу-тьфу… Наша клиника ни одного дня не стояла без работы — пациенты были всегда, все дни пандемии. — В мире сейчас — не только вторая волна коронавируса, но и война в Нагорном Карабахе, за которой, как считают эксперты, стоит Турция. Учитывая ее помощь Азербайджану и заявления турецких чиновников о том, что это турецкая территория, отношения России и Турции сильно осложнились. Как все это сказывается на российских пациентах, выезжающих в «Анадолу»? — Никак не сказывается. Помните, когда в 2015 в Сирии турки сбили российского летчика Олега Пешкова? Тогда я был поражен отношением профессоров и всего персонала госпиталя к русским пациентам — насколько оно стало еще более теплым! Я бы не сказал, что они извинялись за этот инцидент, но…. Поймите: отношение простых турецких граждан к России, к русским никогда не было плохим — что уж говорить о медицинской элите, о докторах с мировым именем. Оно, наоборот, стало еще лучше. Скорее, было и есть опасение со стороны россиян: «а вдруг там турки будут кидать в нас камнями?» Ничего подобного. Надо разделять государственную политику и мнение простых людей. — Как изменит вторая волна коронавируса попадание российских пациентов в «Анадолу»? — Мы пока не ужесточаем режим, но я не исключаю, что какие-то меры все же введем. Например, вернемся к четырехдневному карантину и двум тестам на COVID с периодом в два дня для пациентов, прибывших из-за рубежа. В этот нелегкий период пандемии самое главное для нас — продолжать лечение онкологических пациентов.