Фотограф Дмитрий Лошагин был известен как профессионал не только в Екатеринбурге, но и за его пределами. Он успешно развивал карьеру в Европе, снимал самых красивых девушек столицы Урала и был любимчиком светских тусовок. Однако в 2013 году жизнь мужчины перевернулась: его обвинили в убийство жены — фотомодели Юлии Прокопьевой, и приговорили к 10 годам колонии. 23 августа 2022 года Свердловский областной суд постановил освободить фотографа Дмитрия Лошагина условно-досрочно. О том, как оставаться собой даже за решеткой, почему фотограф хранил молчание два месяца после освобождения и легко ли возвращаться в профессию спустя восемь лет — в эксклюзивном интервью URA.RU. — Коллеги-журналисты помнят, как 25 декабря 2014 года судья Октябрьского районного суда Екатеринбурга оправдал вас, и вы выходили счастливым из судебного зала с директором конкурса красоты «Мисс Екатеринбург» Светланой Петраковой. Почему вы тогда не уехали из страны? — Не уехал, потому что чувствовал за собой правду, но немножко ошибся, был наивен. Ну дурачок, дурачок. Потом второй суд начался, адвокаты мне говорили: «Все, Дима, наверное, надо валить, потому что суд идет очень плохо, судья пляшет от прокурора, заслушиваются явные лжесвидетели, подготовленные операми». Система у нас не умеет заднюю сдавать, не умеет извиняться. Дело было громкое, решили додавить. Но мне все говорили: «Дима, уезжай!» Но я-то понимал, что правда на моей стороне, зачем мне бегать, если я в себе уверен? Я и сейчас бы не хотел уезжать. Чувствую, что я пока буду полезен в этом городе, это мой город, и я буду здесь жить. Хотя я прожил два года в центре Праги, у меня были там контракты, я летал по всей Европе на съемки. — В феврале 2015 года вам все же отменили оправдательный приговор и дали 10 лет колонии строгого режима. Насколько я знаю, вы и там занимались фотографией. Как вам удавалось снимать в колонии? — Заключенные приходили ко мне на портретные съемки. Я туда привез студию из лофта — оборудования больше чем на миллион рублей: свет, камеру, Macintosh. Оказал лагерю гуманитарную помощь. Оборудование сразу на баланс поставили, ребятки там сейчас и дальше снимают. ­— Часто ли к вам приходили сниматься? И влияло ли это как-то на жизнь заключенных? — Ко мне по воскресеньям выстраивалась очередь по 120 человек — просто сделать портрет. Лагерь вспыхнул социальной жизнью, потому что заключенные начали получать свои пусть и распечатанные на принтере, но классные фотки. Мне каждый первый говорил: «Дима, у меня никогда таких фотографий в жизни не было». И пошла социальная движуха — люди начали посылать свои фотографии родным, знакомиться с девчонками, письмообмен возрос в разы. Пошло общение у людей — начали девушки приезжать на свидания. Это было в Новой Ляле. А потом ваши коллеги выпускают статью, что я на зэках по 100 тысяч в месяц зарабатываю, чуть ли не с телефоном хожу по лагерю. Бред полнейший: там фотография стоила 30 рублей, и то заключенные оплачивали ее со своих лицевых счетов бухгалтерии лагеря. Я к деньгам отношения не имел, просто делал людям хорошо, чтобы облегчить их условия, дать им какую-то радость. ­— 23 августа 2022 года Свердловский областной суд согласился с Чкаловским райсудом и постановил освободить вас условно-досрочно. Расскажите, что чувствовали в тот день? — Все так стихийно произошло: я позвонил адвокату, он сказал, что суд на нашей стороне. Я его спросил, сегодня ли он привезет постановление суда, он сказал, что завезет завтра. Я пошел в цех, что-то там строгал, пилил. Тут мне из штаба звонят и говорят: «Срочно на освобождение». Я в чем был [в тюремной робе], просто полоски срезал со штанов, бирку обстриг, обдулся компрессором, чтобы стряхнуть с себя стружку, и пошел. Бирку на память не оставил, выкинул: да нафиг она нужна — такая память. Потом прибежал сотрудник, говорит, что там куча прессы. У меня не было настроения общаться, поэтому спросил: есть ли какая-то другая возможность покинуть колонию. Мне предложили выехать [на «Ниве»]. — Сейчас прошло уже два с половиной месяца, как вас выпустили по УДО, но впервые вас увидели на публике лишь на выставке Who guess Игоря Усенкова Teatro Veneziano в конце октября. Почему вы решили стать частью публики спустя столько месяцев молчания? — Игорь Усенко пригласил меня на свое открытие, я пошел, чтобы его поддержать. Я появляюсь на таких мероприятиях, коих я не любитель. Я хожу, чтобы поддержать друзей, никакой другой цели у меня нет. Это был первый раз, когда я вышел в свет в Екатеринбурге. — А не было ли боязни, что будут шептаться за спиной? Что будете ловить косые взгляды? — Я уже давно ничего не стесняюсь. Для меня это [косые взгляды] не имеет значения. Я-то знаю, кто я, поэтому для меня важно только мнение дорогих мне людей. А все остальные шушуканья… Я очень много лет говорил фразу, которая стала для меня одним из тезисов жизни: «Собаки лают — караван идет». — В целом часто ли вы выходите в свет или предпочитаете проводить время с семьей? — Я предпочитаю проводить время с собой. Я живу самостоятельно, я уже большой мальчик. В лофте я работаю — это мой первый дом, здесь я провожу большую часть времени, чем где бы то ни было. Я планирую проводить выставку, но я смотрю для этих целей галереи. Не хочу в лофте большого скопления людей, я только-только привел его в порядок после чудо-арендаторов, которые его «подубили». Сделал ремонт, и сейчас очень бережно отношусь к свежепокрашенным стенам. — Можно ли сказать, что вы уже прошли адаптацию и вернулись к обычной жизни? — Я смогу ответить на этот вопрос через год. Прошло всего два месяца, и я думаю, что до сих пор нахожусь в процессе адаптации. Я каждый день узнаю что-то новое об этом чудно изменившемся мире. Я осваиваю новые профессиональные фотографические программы. Заметил, что очень стало все удобно на «Госуслугах» — я очень быстро заменил водительские права, зарегистрировался как самозанятый и теперь быстро плачу налоги. Меня все это удивило, вызвало недоумение и порадовало. — Не так давно ваш адвокат Сергей Лашин опубликовал фото, где вы проводите съемки в лофте. Также в начале ноября вы опубликовали прайс, где указано, что персональная съемка в полтора часа обойдется человеку в 30 тысяч рублей. Как думаете, екатеринбуржцам не покажется это дорогим удовольствием? — Если бы я думал, о том, что дорого для екатеринбуржцев или недорого, я бы никогда не заработал на этот лофт. Я выставил очень скромную для себя цену — это цена 2012 года. Как вы понимаете, жизнь сильно поменяла свою стоимость, и получается, что я раза в два продешевил. Но я для этого года определил такие расценки, многим они очень нравятся, потому что ко мне идут не только новые клиенты, но и постоянные, и они ожидали другого уровня цен — гораздо выше, исходя из того качества, которое я им предлагаю, и тех эмоций, которые они получают. — Во время нахождения в колонии вы немного занимались репортажной съемкой. Не думаете на нее переключиться и в дальнейшем? — Я «репортажки» никогда особо не снимал. Я умею хорошо ее снимать, но для себя не вижу в этом перспективы. Я с удовольствием снимаю и в путешествиях, у меня огромные банки фотографий на моих серверах. Я очень ценю свое время и понимаю, что мне проще заработать за 40 минут съемок в студии, а в «репортажке» надо будет прыгать весь день. У нас же за фотографии не платят. Что касается цен, я никогда не смотрел по каким работают другие фотографы. Я выставлял свою цену, она была адекватная для моего уровня клиентов, потому что для них здесь [в лофте] отель пять звезд — много пространства, все для них. Они приходят в уютную студию, где всегда хороший кофе, где можно получить хорошие эмоции и результат, который повысит их самооценку и сделает более счастливыми. — Вы говорили, что ищите галереи, в которых будете выставляться. Раскроете секрет, какие проекты в ближайшее время ждать от вас? — Мы сейчас рассматриваем несколько предложений. Одна из коллекций — я их называю деревянные мандалы — то, что я делал из дерева в тот период, когда учился с ним работать [в колонии]. Я нашел для себя такой способ самовыражения, потому что для художника важно что-то создавать на вдохновении. У меня есть коллекция деревянных мандал, которые зайдут в отдельную экспозицию. — Говорят, вы эти досочки выкупили из колонии и теперь продаете, а цена колеблется от 3 до 10 тысяч рублей. Как вам удалось вывезти их? — Я купил у колонии. В процессе производства от меня приехал человек, оформил заказ, мы заплатили деньги в отдел маркетинга и смогли это все вывезти. У меня порядка 30 изделий коллекционных — это то, что я буду показывать в галереях, есть небольшая партия разделочных досок, которые будут радовать людей, у них высочайшее качество — три года оттачивал технологию. Они будут служить долго и радовать людей. Тут дорогие породы древесины, которые не подвержены плесени. — Ждать ли нам фотопроектов в ближайшем будущем? — Есть у меня еще один проект фотографический, очень тяжелый, в первую очередь, для меня, потому что снимался он в то самое время, когда, если говорить прямо, в лагере был геноцид. Все подвергались пыткам, физическим и психологическим, и это все есть на лицах ребят, которых я снимал. Не знаю пока, когда его буду показывать. Еще я запустил интригу [насчет проекта «Невесомость»]. Начал я его в 2015 году, сейчас планирую продолжить в свободное от работы время, которого у меня очень мало. Я подбираю гимнасток, легкоатлеток, танцоров для съемок в студии. — У вас была насыщенная жизнь, которую можно описать в книге. Не задумывались ли вы о том, чтобы выпустить, например, мемуары? — Когда у меня будет чуть больше времени, я займусь этим вопросом, и напишу о том, как нормальному человеку выжить в этих условиях (речь идет о времени, проведенном в колонии — прим. ред.), потому что в России, как говорится, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Это может произойти с каждым.