Дмитрий Лошагин сегодня встретился с журналистами в своем знаменитом лофте на Белинского в центре Екатеринбурга. Известный фотограф отвечал на вопросы примерно 25 минут, и в целом его высказывания были довольны скупы. Приведем практически дословно содержание этой своеобразной пресс-конференции. — Цель сегодняшней пресс-конференции — найти общий язык с журналистами? — У меня нет задачи находить с вами общего языка. Меня несколько напрягает ваша охота за мной, потому что я не могу выйти в кафе [с кем-нибудь] повстречаться, тут же кто-то сливает информацию, приезжает какой-нибудь «лайфньюс» и начинает тыкать мне камерой в лицо. Мне это просто неприятно по-человечески. Я по-человечески просил — «не надо за мной гоняться», у меня есть пресс-атташе, все вопросы можно задавать через нее. Раз я вам интересен, мы собрались здесь поговорить. Я не хочу себя тиражировать, у меня нет таких целей и задач. Мне гораздо более приятно, когда тиражируются мои работы. Вчера, например, мы снимали новую обложку журнала «Бизнес и жизнь», скоро выйдет тираж, и я буду радоваться. — Что это за коробка, которую вы заносили в лофт? — Это был икеевский контейнер, который я заносил к себе в квартиру. На каком основании фантазия следственного комитета сделала дальнейшие выводы, мне об этом неизвестно. — Есть ли у вас подозреваемый, тот человек, на которого вы думаете, что он совершил убийство Юлии? — Мы сейчас очень активно отрабатываем версии, потому что, на самом деле, я очень хочу найти настоящего убийцу моей супруги. Это очень тяжелая для меня тема, потому что мне не дали с ней попрощаться, и я об этом все время думаю. Мне не показали ее тело, я не смог присутствовать на похоронах. — Почему вы не нанимали частного детектива? — Частного детектива нанимали мои друзья. Слухи о моей состоятельности несколько завышены, но пока у друзей были деньги, версии отрабатывались. Потом деньги закончились, следственный комитет меня шантажировал. У меня закрыли лофт на полгода, все опечатали. Я даже не помог сдавать эти помещения в аренду, чтобы элементарно оплачивать кредиты, которые оплачивали мои друзья. Также они оплачивали работу моих адвокатов. — Какие шаги вы предпринимаете для поиска настоящих убийц? — Мы их предпринимаем. Говорить о них не буду. — Вы отказались от дачи показаний, почему не стали сотрудничать со следствием? — Сотрудничества со следствием у меня не получилось, потому что мне в первый вечер задержания оперативники заявили, что им не важно, виновен я или нет, все равно я сяду. Я пытался с ними общаться и давать направления для поисков, но они не отрабатывались следствием... — Вы говорили, что были в кемпинге для поиска Юлии. Есть какие-то свидетели, почему они не были вызваны в суд? — Не могу знать, это зависит от СК, практически всех свидетелей приглашали следственные органы. На этот вопрос ответила присутствовавшая на пресс-конференции адвокат Зоя Озорнина. — Мы несколько раз ездили в кемпинг, опрашивали сотрудников. Те, кто работали на тот момент, уже уволились. Найти их не представилось возможным. — Какова судьба лофта? Нет ли желания продать? — Желание его продать у меня появилось четыре года назад, чем я, собственно, и занимаюсь, и намерения мои неизменны, потому что я придумал для себя много новых проектов. Реорганизация активов входила давно в мои планы. Лофт будет продан. — Вам здесь комфортно? — Мне здесь очень комфортно находиться, мне здесь было комфортно находиться, мне здесь будет комфортно. — Вас не смущает, что здесь было совершено убийство? — Меня не смущает, потому что здесь убийство совершено не было. Я считаю, Юлию убили не здесь. — А где? — Хороший вопрос, следующий вопрос. — Будете ли вы судиться с пранкером, который под видом Павла Прокопчика пытался якобы с вас вымогать 50 тыс. долларов? Существует мнение, что вы якобы признались в убийстве вашей супруги, сказав «именно я этот трэш устроил». — Я не могу прокомментировать фантазии оперативников. По поводу пранкера, у меня есть большие сомнения, что это был пранкер, потому что я предоставил запись разговора с Прокопчиком и я считаю, что это — не пранкер. Я считаю, что у нас есть оборотни в погонах. Я предоставил эту запись в управление собственной безопасности, сейчас люди разбираются с вопросом. — В мотивировочной части суда есть фраза о том, что есть видеозапись, на которой — человек, который тащит что-то в лофт... — Я ее наблюдал, не понимаю, о чем идет речь. С видеозаписями какая-то интересная шутка происходит, какие-то удалены, какие-то установлены, а не работа ли это следственного комитета... Недавно я в «Мегафоне» хотел запросить свою детализацию за те дни, и данные [оказались] удалены. Каким образом? Для меня вопрос. Я ничего не хотел узнать конкретно. Этой информации там не существует. У меня вариантов нет, мы идем до последнего. Я не собираюсь соглашаться с беспределом системы. Меня сейчас дешевле убить, чем продолжать всю эту возню на ваших глазах... — После оправдательного приговора у вас была возможность уехать за границу? — Конечно. — Почему вы не уехали? — Потому что Екатеринбург — мой город, лофт — мой дом. Зачем мне уезжать? Я уверен в своей правоте. — А если суд встанет не на вашу сторону? — Я не собираюсь никуда бежать. Я буду доказывать свою невиновность. — На одном из судов вы говорили, что пишете в СИЗО книгу. Как продвигается работа? — Я пишу книгу, о подробностях говорить рано. — За вами ведется наружное наблюдение? — Я не паранойю на этот счет, может быть, ведется, может быть, нет. Знаю точно, что телефон слушают, потому что очень быстро садится батарея и «птички» на проводах... — Вы все-таки признавались Прокопчику в убийстве? — У человека, по-моему, не совсем все порядке, профессиональная деформация. Он мне рассказывал очень много историй про каких-то женщин, которые отрезали головы своим мужчинам и бросали их в озера. Не могу отвечать за слова оперативника. — Сколько у вас сейчас заказов? — У меня всегда было много клиентов, многие соскучились, у многих подросли дети. Я в рабочем режиме. Персональная съемка стоит 40 тысяч, семейная — 50 тысяч. Я работаю с любимыми журналами, они по мне соскучились. У меня много частных клиентов. Параллельно я снимаю творческий проект. Если госпожа Петракова сочтет нужным, то буду участвовать в проекте «Мисс Екатеринбург». Мы очень много лет в этом конкурсе, он и вся команда — для меня большая семья. Я буду участвовать, при определенных условиях. — Взгляды изменились? — У меня взгляд стал глубже. Фотографии немного поменялись. Люди, которые меня знали, их отношение ко мне улучшилось. — Ваша жена Татьяна говорит, что вы ей признались в убийстве, и она готова дать показания. — Я не могу комментировать эту информацию, мне это неизвестно, и этого не было. — Где сейчас ваши машины? — Где-то в Нижнем Тагиле, у господ потерпевших... — Два года назад вы говорили, что очень ревнивый человек. Ваше отношение к ревности изменилось? — Если вы не понимаете шуток, то я не знаю, как вам это объяснить. — Опубликованная переписка — это что? — Это фальсификация. Точно знаю, что это фейк. — Как вам время в СИЗО? — У меня было много времени для духовного развития... — С агрессией сокамерников сталкивались? — Мы весьма мирно жили. Я сидел с людьми, которые совершили довольно тяжкие преступления, и они гораздо адекватнее людей в соседних камерах, которые сидят за наркотики. Когда мозг целлофановый, сложно говорить об адекватности. — Что вы можете сказать о потерпевших? — Потерпевшие пытаются заработать на смерти дочери. Они даже не заинтересованы в том, чтобы нашелся реальный убийца, потому что с него они ничего не смогут получить.