Специалистов Минобрнауки РФ попросят дать оценку выступлению школьника из Нового Уренгоя в бундестаге. Если в его речи будут хотя бы намеки на оправдание нацизма, то будет много вопросов к тем, кто помогал подростку готовиться к выступлению. «Наша молодежь должна знать, что это была армия захватчиков, что многие из них нещадно издевались над нашими предками, — приводит RT слова председателя комиссии Общественной палаты России по развитию общественной дипломатии, гуманитарному сотрудничеству и сохранению традиционных ценностей Елены Суторминой. — Поэтому говорить что-то об уходе за их кладбищами со стороны страны, которая все это перенесла, это, извините меня, все-таки абсурдно». По словам Суторминой, опытные люди, работавшие с подростком, должны были помочь ему разобраться в теме, чтобы избежать смешивания воедино вопросов нормального гуманного отношения к людям и оправдания нацистских преступников. Кстати, в Госдуме РФ уже направили в Генпрокуратуру РФ депутатский запрос: по мнению заместителя председателя думского комитета по образованию и науке Бориса Чернышова, в ЯНАО следует провести проверку как образовательной программы и учителей, так и общественных организаций памяти солдат, передает «Экономика сегодня». Депутат уверен: молодежи «внушают другую историю», согласно которой «Великая Отечественная война — попытка сделать что-то плохое с Германией». Напомним, выступление в бундестаге школьника из Нового Уренгоя Николая Д., обучающегося в ФРГ по обмену, вызвало крайне болезненную реакцию среди российской общественности. Заявлением подростка были возмущены даже представители Немецкого культурно-образовательного центра Челябинской области, осуществляющие уход за немецкими захоронениями в Копейске. Как ранее писало «URA.RU», подросток заявил, что он нашел могилу немецкого военнопленного, биографию которого изучал, среди захоронения «невинноубиенных» солдат вермахта на кладбище в Копейске Челябинской области. Мать Николая позже пояснила, что текст выступления они готовили вместе, однако после, уже без ее участия, речь была сокращена, чтобы уложиться в двухминутный регламент. В итоге, по ее словам, от первоначального текста остались одни обрывки.