Вы зашли на мобильную версию сайта
Перейти на версию для ПК
3

«История, которую я знал с детства»: режиссер рассказал, почему выбрал для съемок Ямал

Документалист Головнев снимет в ЯНАО игровое кино со звездами в главных ролях
Река возле города Лабытнанги играет важную роль в сюжете будущего фильма
Река возле города Лабытнанги играет важную роль в сюжете будущего фильма Фото:

Осенью в ЯНАО стартуют съемки художественного фильма «Цинга», который снимет под руководством режиссера Владимира Головнева Свердловская киностудия. Ведущие роли в фильме сыграют такие известные актеры, как Никита Ефремов и Владимир Стеклов, а также в кино снимутся местные представители коренных народов Севера. В основе сюжета картины — рассказ о том, как в 1991 году священник и его помощник прибыли на Ямал, чтобы крестить оленеводов, но одного из героев поразила болезнь. В интервью URA.RU Владимир Головнев рассказал, почему решил воссоздать события тридцатилетней давности.

— Вы известны как документалист и «Цинга» будет вашим первым игровым фильмом. Почему вы решили заняться съемками художественной картины?

— Есть такие истории, которые документально не рассказать. У меня нет какой-то зацикленности только на съемках документальных фильмов. Легенда о цинге мифологична и требует иного подхода. В любом случае документально и игровое кино, так же как и анимация, и телевизионный формат — это все лишь способы рассказать какую-то свою, уникальную историю. Конечно, опыт работы в документальном кино может здесь пригодиться, потому что в документалистике многие вещи надо снимать «подсматривая». Также это важно и для игрового кино — многие вещи приходится брать из жизни, из естественности. В этом плане я готов совмещать опыт документального в игровом кино.

— Что именно вдохновило вас на идею этого фильма, почему именно «Цинга»?

— Меня вдохновил детский опыт. Безусловно, ни для кого не секрет, что я сын известного этнографа Андрея Головнева, я рос в этой среде, видел Север и все, что связано с кочевой культурой — это было буквально то, на чем меня воспитали. Для меня в принципе много значит Север и очень много значит Ямал, окрестности Салехарда и Лабытнанги и дальше — вплоть до Карского моря. Это те места, которые я видел, когда в детстве был в экспедиции отца, это те визуальные образы, которые не стираются годами — и в этом кроется их сила. Я долго снимал разное документальное кино и все время искал какой-то момент, когда смогу этот детский опыт найти в интересном сюжете. И он даже не нашелся, а вспомнился, потому что «Цинга» — эта история, которую я знал с детства, просто она видимо требовала своего времени для того, чтобы она превратиться в сценарий.

— О чем будет фильм? Он должен рассказать зрителю о серьезной болезни или в его сюжете скрыт какой-то иной смысл?

— Для меня лично в этой истории кроется большая метафора, которая будто бы сперва не очевидна. Кажется, что это всего лишь легенда, но в ней можно многое узнать и почерпнуть. Если брать этот миф про цингу — в нем очень много всего, не то, чтобы это было отображение одной конкретной болезни. «Цинга» — это, по сути, такая универсальная история человеческого преодоления. Она рассказывает про любую из многочисленных зависимостей, который существуют. Где-то через сюжет этого фильма можно будет узнать то, как приходит зависимость. Неважно, алкогольная или любовная — в целом как она начинает проникать в человека и как прорастает, что происходит с ним в этот момент, как он слабеет.

— Почему вы выбрали локации для съемок рядом с городом Лабытнанги — у горы Черная и массива Рай-Из — это связано с популярностью места у туристов и узнаваемостью или особенностями локации по сюжету кино?

— Мы приняли решение не снимать фильм на каких-то искусственно подобранных локациях, поэтому смотрели именно в сторону Лабытнанги. Там есть стойбища, которые нужны по сценарию, там живут люди, от которых изначально пошла легенда, ставшая основой фильма. Также важен взгляд на эстетику этих мест: там есть река — она присутствует в сюжете, есть тундра — открытое пространство, необходимое кочевникам. И нам необходимо было «криволесье» — я очень люблю это слово — оно означает мелколесье или лесотундру. По сюжету очень важно, чтобы героям было где укрыться. В открытом пространстве очень сложно снимать, а когда есть «криволесье» — всегда есть возможность проявлять дополнительную драматургию. Ну и конечно воплотить на экране хотелось бы какие-то рельефные особенности, узнаваемые для Полярного Урала, а гора Черная — это мощно, красиво и правдиво.

— А как Полярный Урал и его жители связаны с этим мифологическим сюжетом, который лег в основу сценария фильма «Цинга»?

— Это ненецкая легенда. Однако когда с губернатором ЯНАО Дмитрием Артюховым обсуждался фильм, мы подчеркнули, что создаем собирательный образ северного народа, не пытаясь использовать только одно слово «ненцы» и соблюдая рамки только этой этнографической культуры. Конечно, мы советуемся и учитываем все, что снимаем на Ямале, опираемся на научный взгляд, но в любом случае этот фильм — художественный вымысел. Саму легенду местные знают, она также описана во многих научных книгах.

— Съемки стартуют осенью, а кастинг среди представителей КМНС на роли в фильме уже начался. Что ждет желающих сыграть в игровом кино и как их будут готовить к роли?

— Для нас необходимость в этих актерах — это прежде всего естественность. Для меня, как для человека, который долгое время снимал и будет снимать документальное кино, очень важно, чтобы это фильм был органичным и честным. Очень важно, чтобы любой представитель КМНС, который будет сниматься, имел опыт жизни в стойбище. Чтобы он знал, как правильно кидать аркан, чтобы знал, как правильно и уверенно ходить по земле, которая почти никогда не бывает твердой. Потому что это всегда мох, это всегда ягель, Поэтому у кочевников есть «особая» походка, которая узнается сразу. Многие движения у людей, которые живут в стойбище, доведены до автоматизма — это их естество. Если бы мы давали актерам задачи даже самые продуманные и выверенные с этнографической точки зрения, мы все равно бы играли в «поддавки». Поэтому нам нужны люди, которые живут в стойбище и знают, что дорога — это естественное состояние кочевника. Путь для них это не временное путешествие от точки «А» в точку «Б» — это и есть жизнь. Все самое трудное для кочевников происходит тогда, когда они останавливаются, а в дороге хорошо. Поэтому так важно, чтобы это резонировало нашим актерам, чтобы они не были городскими жителями — нет, мы все-таки хотим людей из естественной среды.

— Разве вам как режиссеру не сложно будет работать с непрофессиональными актерами? Потому что есть ведь все-таки и конкретные задачи, которые вы должны выполнить.

— Конечно это сложно, но у нас на самом деле нет другого выбора. Если мы берем, например, мальчика которому 8 — 10 лет, то он и не может быть профессионалом по определению, хотя на него очень многое ложится. Поэтому чем естественно он себя будет вести — тем лучше. А что касается старика, которому 90 лет, ну мы же понимаем, что мы 90-летнего актера с национальными чертами найти сложно. Мы стараемся, рассматриваем актеров, но будем рады, если бы нашелся кто-то из тех кочевников, типаж здесь конечно — это очень ценно.

— Почему этот фильм важен именно сейчас — в современной России?

— Мне кажется, что это очень важный момент, чтобы мы больше обращались к северным историям. Потому что Север — это очень классный и сильный потенциал, который до сих пор не до конца исследованный. Неоднократно сейчас говорится, что цивилизация двигалась с Севера, у нас граница с ним намного больше, чем с Западом или Востоком. Действительно Россия — это северная страна и многое она так или иначе впитывает именно из северной культуры. Многое из того, что придумал Север за тысячи лет своей истории сегодня мы могли бы использовать — это было бы востребовано и создало бы какую-то глубокую российскую уникальность. Север он мощный, абсолютно аутентичный и этно-энергетически заряженный — это то, чего сегодня не хватает нашей культуре сегодня. А именно не хватает понимая этого «особого» ингредиента российской культуры — ведь мы культурный перекресток. Но то насколько мощно на нас воздействовала тысячелетняя северная история в ее мифах, легендах, в навыках жить — это ценно. Один из характерных элементов Севера — это контроль над собственной жизнью. Нигде сильнее человек не чувствует, что он контролирует свою жизнь, как на севере. Потому что это контроль над большими пространствами, это умение отвечать за себя и за то место, где ты живешь. Север дает это понимание, и это особенно важно в нынешнее время.

Сохрани номер URA.RU - сообщи новость первым!

Что случилось в ЯНАО? Переходите и подписывайтесь на telegram-канал «Округ белых ночей», чтобы узнавать все новости первыми!

Все главные новости России и мира - в одном письме: подписывайтесь на нашу рассылку!
На почту выслано письмо с ссылкой. Перейдите по ней, чтобы завершить процедуру подписки.
Осенью в ЯНАО стартуют съемки художественного фильма «Цинга», который снимет под руководством режиссера Владимира Головнева Свердловская киностудия. Ведущие роли в фильме сыграют такие известные актеры, как Никита Ефремов и Владимир Стеклов, а также в кино снимутся местные представители коренных народов Севера. В основе сюжета картины — рассказ о том, как в 1991 году священник и его помощник прибыли на Ямал, чтобы крестить оленеводов, но одного из героев поразила болезнь. В интервью URA.RU Владимир Головнев рассказал, почему решил воссоздать события тридцатилетней давности. — Вы известны как документалист и «Цинга» будет вашим первым игровым фильмом. Почему вы решили заняться съемками художественной картины? — Есть такие истории, которые документально не рассказать. У меня нет какой-то зацикленности только на съемках документальных фильмов. Легенда о цинге мифологична и требует иного подхода. В любом случае документально и игровое кино, так же как и анимация, и телевизионный формат — это все лишь способы рассказать какую-то свою, уникальную историю. Конечно, опыт работы в документальном кино может здесь пригодиться, потому что в документалистике многие вещи надо снимать «подсматривая». Также это важно и для игрового кино — многие вещи приходится брать из жизни, из естественности. В этом плане я готов совмещать опыт документального в игровом кино. — Что именно вдохновило вас на идею этого фильма, почему именно «Цинга»? — Меня вдохновил детский опыт. Безусловно, ни для кого не секрет, что я сын известного этнографа Андрея Головнева, я рос в этой среде, видел Север и все, что связано с кочевой культурой — это было буквально то, на чем меня воспитали. Для меня в принципе много значит Север и очень много значит Ямал, окрестности Салехарда и Лабытнанги и дальше — вплоть до Карского моря. Это те места, которые я видел, когда в детстве был в экспедиции отца, это те визуальные образы, которые не стираются годами — и в этом кроется их сила. Я долго снимал разное документальное кино и все время искал какой-то момент, когда смогу этот детский опыт найти в интересном сюжете. И он даже не нашелся, а вспомнился, потому что «Цинга» — эта история, которую я знал с детства, просто она видимо требовала своего времени для того, чтобы она превратиться в сценарий. — О чем будет фильм? Он должен рассказать зрителю о серьезной болезни или в его сюжете скрыт какой-то иной смысл? — Для меня лично в этой истории кроется большая метафора, которая будто бы сперва не очевидна. Кажется, что это всего лишь легенда, но в ней можно многое узнать и почерпнуть. Если брать этот миф про цингу — в нем очень много всего, не то, чтобы это было отображение одной конкретной болезни. «Цинга» — это, по сути, такая универсальная история человеческого преодоления. Она рассказывает про любую из многочисленных зависимостей, который существуют. Где-то через сюжет этого фильма можно будет узнать то, как приходит зависимость. Неважно, алкогольная или любовная — в целом как она начинает проникать в человека и как прорастает, что происходит с ним в этот момент, как он слабеет. — Почему вы выбрали локации для съемок рядом с городом Лабытнанги — у горы Черная и массива Рай-Из — это связано с популярностью места у туристов и узнаваемостью или особенностями локации по сюжету кино? — Мы приняли решение не снимать фильм на каких-то искусственно подобранных локациях, поэтому смотрели именно в сторону Лабытнанги. Там есть стойбища, которые нужны по сценарию, там живут люди, от которых изначально пошла легенда, ставшая основой фильма. Также важен взгляд на эстетику этих мест: там есть река — она присутствует в сюжете, есть тундра — открытое пространство, необходимое кочевникам. И нам необходимо было «криволесье» — я очень люблю это слово — оно означает мелколесье или лесотундру. По сюжету очень важно, чтобы героям было где укрыться. В открытом пространстве очень сложно снимать, а когда есть «криволесье» — всегда есть возможность проявлять дополнительную драматургию. Ну и конечно воплотить на экране хотелось бы какие-то рельефные особенности, узнаваемые для Полярного Урала, а гора Черная — это мощно, красиво и правдиво. — А как Полярный Урал и его жители связаны с этим мифологическим сюжетом, который лег в основу сценария фильма «Цинга»? — Это ненецкая легенда. Однако когда с губернатором ЯНАО Дмитрием Артюховым обсуждался фильм, мы подчеркнули, что создаем собирательный образ северного народа, не пытаясь использовать только одно слово «ненцы» и соблюдая рамки только этой этнографической культуры. Конечно, мы советуемся и учитываем все, что снимаем на Ямале, опираемся на научный взгляд, но в любом случае этот фильм — художественный вымысел. Саму легенду местные знают, она также описана во многих научных книгах. — Съемки стартуют осенью, а кастинг среди представителей КМНС на роли в фильме уже начался. Что ждет желающих сыграть в игровом кино и как их будут готовить к роли? — Для нас необходимость в этих актерах — это прежде всего естественность. Для меня, как для человека, который долгое время снимал и будет снимать документальное кино, очень важно, чтобы это фильм был органичным и честным. Очень важно, чтобы любой представитель КМНС, который будет сниматься, имел опыт жизни в стойбище. Чтобы он знал, как правильно кидать аркан, чтобы знал, как правильно и уверенно ходить по земле, которая почти никогда не бывает твердой. Потому что это всегда мох, это всегда ягель, Поэтому у кочевников есть «особая» походка, которая узнается сразу. Многие движения у людей, которые живут в стойбище, доведены до автоматизма — это их естество. Если бы мы давали актерам задачи даже самые продуманные и выверенные с этнографической точки зрения, мы все равно бы играли в «поддавки». Поэтому нам нужны люди, которые живут в стойбище и знают, что дорога — это естественное состояние кочевника. Путь для них это не временное путешествие от точки «А» в точку «Б» — это и есть жизнь. Все самое трудное для кочевников происходит тогда, когда они останавливаются, а в дороге хорошо. Поэтому так важно, чтобы это резонировало нашим актерам, чтобы они не были городскими жителями — нет, мы все-таки хотим людей из естественной среды. — Разве вам как режиссеру не сложно будет работать с непрофессиональными актерами? Потому что есть ведь все-таки и конкретные задачи, которые вы должны выполнить. — Конечно это сложно, но у нас на самом деле нет другого выбора. Если мы берем, например, мальчика которому 8 — 10 лет, то он и не может быть профессионалом по определению, хотя на него очень многое ложится. Поэтому чем естественно он себя будет вести — тем лучше. А что касается старика, которому 90 лет, ну мы же понимаем, что мы 90-летнего актера с национальными чертами найти сложно. Мы стараемся, рассматриваем актеров, но будем рады, если бы нашелся кто-то из тех кочевников, типаж здесь конечно — это очень ценно. — Почему этот фильм важен именно сейчас — в современной России? — Мне кажется, что это очень важный момент, чтобы мы больше обращались к северным историям. Потому что Север — это очень классный и сильный потенциал, который до сих пор не до конца исследованный. Неоднократно сейчас говорится, что цивилизация двигалась с Севера, у нас граница с ним намного больше, чем с Западом или Востоком. Действительно Россия — это северная страна и многое она так или иначе впитывает именно из северной культуры. Многое из того, что придумал Север за тысячи лет своей истории сегодня мы могли бы использовать — это было бы востребовано и создало бы какую-то глубокую российскую уникальность. Север он мощный, абсолютно аутентичный и этно-энергетически заряженный — это то, чего сегодня не хватает нашей культуре сегодня. А именно не хватает понимая этого «особого» ингредиента российской культуры — ведь мы культурный перекресток. Но то насколько мощно на нас воздействовала тысячелетняя северная история в ее мифах, легендах, в навыках жить — это ценно. Один из характерных элементов Севера — это контроль над собственной жизнью. Нигде сильнее человек не чувствует, что он контролирует свою жизнь, как на севере. Потому что это контроль над большими пространствами, это умение отвечать за себя и за то место, где ты живешь. Север дает это понимание, и это особенно важно в нынешнее время.
Комментарии ({{items[0].comments_count}})
Показать еще комментарии
оставить свой комментарий
{{item.comments_count}}

{{item.img_lg_alt}}
{{inside_publication.title}}
{{inside_publication.description}}
Предыдущий материал
Следующий материал
Комментарии ({{item.comments_count}})
Показать еще комментарии
оставить свой комментарий
Загрузка...