«Всеядности быть не может»: директор Свердловского драмтеатра — о критиках, уходе зрителей и выборе режиссеров

Несмотря на то, что в Екатеринбурге идут театральные каникулы, работа внутри культурных учреждений не прекращается: к премьерам готовятся актеры и режиссеры, на сцене кипят ремонтные работы. URA.RU поговорило с директором Свердловского академического театра драмы Алексеем Бадаевым о том, чем сейчас живет учреждение, чего не хватает театральной сфере и допустимо ли, чтобы зрители уходили со спектаклей.
Существует проблема актеров среднего возраста
— Алексей Феликсович, что сейчас происходит в театре, пока он находится на каникулах?
— Мы заканчиваем ремонт гримерных, нескольких цехов и складов. Помимо этого, мы второй год благодаря помощи правительства [Свердловской области — прим. URA.RU] ведем реконструкцию верхней механики. Нам надо было сделать огромное количество штанкетов, лебедок, осветительное оборудование. Благодаря субсидии мы уже второй год ведем эту модернизацию. Надеюсь, в следующем году ее закончим, она поэтапная, чтобы не закрывать театр.
— Есть ли сейчас недобор актеров? Будут ли нынче новые артисты?
— Четверо ушло в прошлом сезоне, потому что кто-то хочет покорять новые вершины: трое актеров уехало в Москву, дай бог, чтобы у них там все сложилось. А мы берем четверых новых — это двое недавних выпускников: одна из нашего [театрального] института, один из Щепкинского училища при Малом театре, которого мы посылали на обучение. Еще два актера успели поработать по году в театрах Ижевска и Омска, они рвались к нам.

— Можно ли считать проблемой то, что актеры стремятся перебраться в столицу?
— Я не отношусь к этому положительно, поскольку для театра это всегда потеря, но мы с этим свыкаемся. В театре же обычно все происходит по любви, поэтому, когда кто-то уезжает, это всегда большая потеря. Но, конечно, этим людям желаешь только лучшего, чтобы они там воплотили свои мечты.
— В целом в театральной среде есть какая-то нехватка актеров?
— Такой проблемы не существует. Прежде всего благодаря театральному институту, который под боком, и я там преподаю. Мы видим с первого курса студентов, можем позволить себе отобрать лучших. Существует проблема, как во всех театрах, актеров среднего возраста — это 40-50 лет. Одни уходят из профессии, кто-то уезжает покорять новые высоты. Актеров этого возраста всегда очень немного, они должны вырастать свои. Но, повторюсь, к сожалению, сколько я общаюсь с коллегами по всей России, ситуация везде примерно одинаковая.
— Вы говорите, что общаетесь с коллегами. Ходите ли на постановки в другие театры?
— Куда бы я ни приезжал, я первым делом изучаю, что можно посмотреть в театре, и стараюсь не пропускать премьеры коллег и у себя в городе — в ТЮЗе, Камерном театре, Театре музыкальной комедии. Всегда интересно, что делают коллеги, в каком поле ты варишься. Часто театры живут как-то оторванно.
Я, например, знаю большое количество врачей, которые стараются не пропускать премьеры в разных театрах, а про актеров такое сказать нельзя, они не любят смотреть, что происходит у коллег. Они живут и варятся в одном, а я устроен по-другому и стараюсь видеть то, что происходит.
— Почему же актеры не любят ходить на чужие постановки?
— Это надо у них спрашивать, но, наверное, в чем-то я их понимаю. Когда ты профессионально живешь своей профессией, некоторые плохие, на твой взгляд, спектакли вызывают болезненные реакции организма. Тебе становится физически плохо на какое-то время после просмотра халтуры, либо не халтуры, но просто лежащего вне твоего поля координат.
Режиссеры определены на два-три года вперед
— Как раз вскоре начинается новый театральный сезон. Поделитесь, как вы вообще формируете будущий репертуар?
— Театр всегда живет новыми постановками, без этого актер деградирует, он должен быть постоянно в тренинге. Даже учитывая то, что у нас по малому залу стопроцентная заполняемость, по большому залу приближаемся к стопроцентной, мы вынуждены какие-то спектакли отрывать от себя с болью и заканчивать их век. Это очень сложно, и всегда находятся люди, для которых это огромный удар, они не готовы смириться с тем, что они уходят.
В последнее время я с каким-то ужасом жду времени, когда мы объявим, что несколько постановок покидают репертуар: тут же будут гневные отклики от зрителя: «Как же так? Мы ходили семь раз и собирались в восьмой, а вы снимаете спектакль».
Когда мы снимали «Трех мушкетеров», одна семья, которая постоянно к нам ходит, выходила из театра, там была заплаканная девочка. Ее мама мне сказала: «Посмотрите, что вы делаете с ребенком, она так любит этот спектакль, а вы его снимаете». Но мы вынуждены все время двигаться вперед, это правильно, потому что жизнь — это движение.
— Вы упомянули, что пришлось вывести «Трех мушкетеров» из репертуара. Это необходимо, чтобы на место спектакля пришли новые постановки?
— Мы смотрим, сколько лет идет этот спектакль, смотрим помесячно аудиторию, количество проданных билетов, какие спектакли поставили в этом сезоне, и в зависимости от этого выверяем баланс. Я предлагаю совету нашего театра вывести какие-то спектакли, они слушают мои аргументы, чаще соглашаются, бывает, что наотрез отказываются, предлагают что-то свое, и в результате общего сговора мы останавливаемся на тех постановках, которые уйдут из репертуара, информируем зрителя. Обязательно ставим прощальные спектакли, чтобы зрители могли прийти. На этих показах всегда много любви, слез и цветов артистам, это всегда такой творческий акт.

— На что обращаете внимание при выборе новых постановок?
— Во-первых, я смотрю, чтобы был баланс в репертуаре: зарубежных и русских пьес, классических и современных постановок, разных форм. Мы часто идем на эксперименты. В последние годы у нас появилась визуальная фэнтези-драма «Дракула», в такой тип театра мы никогда не погружались. Это было очень любопытно, тяжело, болезненно. Мы закрывали сезон предпоказом сказа-мюзикла «Камень». Все-таки мы не театр мюзикла, поэтому это было крайне сложно. Работала целая команда: два хореографа, масса других специалистов, на сцене 25 человек. Было очень тяжело для всех нас, но мне кажется, мы справились, во всяком случае, первые зрители благожелательно отнеслись к этой постановке.
Дальше уже вступают в силу пожелания и договоренности с теми режиссерами, с которыми ты хочешь поработать. Чаще всего эти режиссеры определены на два-три года вперед, поскольку очень сложно найти людей твоей группы крови. Не с каждым ты будешь сотрудничать, не каждый режиссер — с тобой.
Когда договариваешься с ними о сроках, дальше наступает непростой выбор: а что они будут ставить? Я человек начитанный, а тут режиссеры предлагают массу разных вещей, которых, в том числе ты не знаешь. Приходится читать в огромном объеме все это, обсуждать с ними, в какую сторону пойдем и так далее. В результате на чем-то останавливаемся и работаем. Это такая долгая подготовительная работа: спектакли не начинаются с приезда режиссера, а начинают готовиться за два-три года, когда ты впервые заговариваешь о постановке.
— Вы говорите, что не с каждым режиссером будет работать театр, как и не каждый режиссер с театром. Причина этого — творческие разногласия или что-то другое?
— Есть такое понятие, как художественный руководитель, — это значит, грубо говоря, он должен ставить свою виртуальную подпись под каждым произведением, которое выходит в театре, защищать его, быть готовым к спорам с оппонентами, говорить, почему выбрали именно это, почему такой режиссер. А если тебе самому противно или не нравится, то это невозможно. У театра есть свое лицо, и всеядности, в принципе, быть не может.

— Бывали такие случаи, когда вас просили что-то не показывать или редактировать?
— Зрителям может что-то не нравиться, они пишут нам в социальных сетях, которые мы практически не редактируем, за исключением хамских высказываний, тогда просто блокируем людей. Вот последнее — вышел наш еще даже не премьерный показ «Камня», большинство зрителей в восторге, они благодарили, зал стоял на ушах. Какой-то человек в соцсетях пишет: «Я впервые за долгие годы ушел со спектакля, это было настолько плохо». Ради бога, но это очень странно, когда в зале 800 зрителей и вдруг абсолютно всем нравится. Поскольку я еще преподаю продюсерам и общаюсь с продюсерскими отделениями в Москве и Питере, в общем, считается нормой, если уходит 7–10% зрителей, то есть на наш зал это 80 человек. У нас, конечно, такого не бывает. Практически с каждого спектакля, кроме разве что «Только для женщин», у которого своя устоявшаяся целевая аудитория, уходят 30–40 человек. Что-то не понравилось, не сложилось, это нормально.
Ушел институт умной критики
— Повлияли ли как-то санкции и политическая обстановка на работу театра?
— Да, мы, к сожалению, ездили-то не так много за границу, поскольку туда ездят немногочисленные мэтры. Наш театр за последние 30 лет был в Израиле, Пакистане, недавно съездили в Киргизию. Сказать, что это как-то серьезно отразилось? Нет. Чтобы мы кого-то приглашали из-за рубежа на постановки? Такого тоже давно не было. Если в целом смотреть на общую картинку, то мы долгие годы сотрудничаем с Чеховским фестивалем — мощнейший мировой фестиваль. Так вот они переориентировались с Европы на Азию и оказалось вдруг, что есть огромное количество интереснейших спектаклей в тех странах, которые мы считали нетеатральными, и с таким интересом и любопытством их открываешь. Везде есть свои плюсы.
— А с чего такая переориентация на Азию?
— Есть такое понятие, как недружественные страны. Надо сказать, что театров это мало коснулось: те межтеатральные связи, которые были, в основном остались. Но людям, которые и хотели бы к нам приехать, сложно попасть из-за логистики и того, как к этому отнесутся в их странах.

— Вы, как профессионал, отмечаете какие-то тенденции, которые есть сейчас в театральной сфере?
— Я бы сказал, что есть отход от цифровизации, потому что зритель подустал, когда в каждом спектакле используется много видео и так далее. Зритель очень часто отмечает спектакли, которые сделаны без этих эффектов. У нас так получилось неожиданно: мы долго советовались с актерами, когда делали спектакль «Любой ценой…», — это такая английская драма, которая никогда не шла в России, несмотря на то, что ей больше 70 лет. Мы сделали ее очень камерной, без спецэффектов, и, конечно, было шоком получение «Золотой маски» за «Лучший спектакль малой формы» в России. Видимо, это отражает определенную тенденцию: когда хочется вдумчиво следить за игрой актеров, за тем, что тебе рассказывают, поспорить с этим, может быть, подумать, нежели просто смотреть. Но от спецэффектов мы не отказываемся, без них невозможно.
— Как думаете, эта тенденция избегания визуального шума сохранится?
— Думаю, что если мы делаем краткосрочный прогноз, то сохранится. Действительно, сейчас чувствуется очень большая усталость от всего этого шума. А что будет потом? Театр — это все время развивающийся организм, и что будет дальше, загадывать сложно.
— На ваш взгляд, на каком уровне находится наша театральная сфера в Екатеринбурге и чего ей не хватает?
— Есть одна вещь, я об этом говорю очень давно: у нас очень мощно развивается театр, но не хватает обратной связи, поскольку практически ушел институт умной критики. В Екатеринбурге таких людей просто почти нет. Есть люди умные и образованные, с которыми ты, может быть, хочешь посоветоваться, но их очень немного, даже в целом по России.
Мы стараемся приглашать тех людей, от которых есть обратная связь, потому что я очень люблю выражение: «Не слушать критику тех, к кому бы ты не обратился за советом».
Тех людей, к кому бы я обратился за советом, очень немного, поэтому обратной связи серьезно не хватает. Тот же спектакль «Любой ценой…», который был признан лучшим в России, практически не имеет критических отзывов. Недавно вышла статья в федеральной «Российской газете» после нашего показа на «Золотой маске». Умная прекрасная статья, причем она не только хвалебная, там подмечены ошибочные вещи, на их взгляд. Критику пытались развивать в нашем Союзе театральных деятелей, пытались вести так называемую школу критики и блогера, но, по-моему, результата пока нет, к сожалению.

— Но появится ли когда-нибудь такой хороший критик?
— Мне очень сложно говорить об этом, потому что, на мой взгляд, хороший критик — это еще и очень хороший специалист в истории театра. Лучшие критики, на мой взгляд, всегда выходили из театроведов, и вот эти же люди писали лучшие рецензии на спектакли, были внутри этого процесса. Сложно говорить, что будет сейчас, поскольку здесь нужно быть во многом бессребреником.
Сейчас практически негде печатать театральные рецензии, закрылись почти все издания, специализировавшиеся по театру. Хотя работа идет — ГИТИС стал выпускать новый журнал, что-то пытаются сделать. Если будет возможность им зарабатывать этим трудом, если эти рецензии будут оплачиваться, тогда есть надежда, что люди туда пойдут. Пока это на уровне либо хобби, либо какой-то продажности, когда человек вынужден обслуживать разные фестивали, интересы, получать гонорар в конвертах или без.
— Нет ли мечты переехать в какое-нибудь здание побольше?
— У нас прекрасное здание. Есть мечта другая — модернизация зала, потому что это здание сделано по типовому проекту. Есть проблемы с тем, что у нас зал смещен как бы немножко влево — с балконом, на котором не всегда слышно. Это все достигается, но стоит больших денег. Нужно делать звуковую ревизию, монтировать колонки в определенные места. Такие вещи нужны, поскольку мы знаем, что в зале есть звуковые ямы, где хуже слышно зрителям. Вот это хотелось бы сделать, а так нас все устраивает.

По сравнению со многими театрами, в том числе ведущими московскими и питерскими, мы находимся в прекрасных условиях. Сейчас мы много ездим, смотрим: когда у нас в гримерке максимум находятся четыре человека, то в том же театре на Таганке стоят две гримерки, женская и мужская, вся труппа там находится. У нас все декорации хранятся в театре, а во многих театрах они вынуждены их размонтировать, складывать в контейнеры, увозить за город на склад. Конечно, очень сложно выживать в таких условиях, а у нас замечательные условия, и когда нам удастся их еще улучшить, будет еще круче.
Сохрани номер URA.RU - сообщи новость первым!
Что случилось в Екатеринбурге и Нижнем Тагиле? Переходите и подписывайтесь на telegram-каналы «Екатское чтиво» и «Наш Нижний Тагил», чтобы узнавать все новости первыми!
