3 октября в истории современной России называют по-разному. «Расстрел Белого дома», «Указ 1400», «Октябрьский путч», «Ельцинский переворот 1993 года». В каждом из этих наименование разное соотношение правды и лжи. Оценить, то, что произошло в тот день, с трудом получается даже сегодня, спустя 20 лет после тех трагических и переломных событий. Но читая документы 20-летней давности, листая страницы газет того времени, испытываешь дежавю. Все, что есть сейчас, уже, кажется, когда-то было — оппозиция, захватывающая площади, гневные обличения, экономическая нестабильность, и, как следствие — системные склоки в регионах, недовольство властной вертикалью и попытки создать в отдельно взятом субъекте РФ некую самостийность. О том, какие уроки мы должны извлечь из прошлого — читайте в репортаже «URA.Ru». Выставка «Тревожный октябрь 1993-го и Уральская республика», открывшаяся в Центре Ельцина — это книги, документы, газетные статьи, фотографии. И главное, попытка проанализировать из чего и как рождался российский федерализм, одним из этапов которого стала и Уральская республика, созданная спустя несколько дней после того, как был расстрелян Белый дом. Анатолий Кириллов, директор Уральского центра им. Б.Н. Ельцина, отвечая на вопрос, что же произошло 3 октября 1993 года, размышляет: «Иногда говорят, что это был конфликт между парламентом и администрацией президента. Но, мне все-таки кажется, что это — борьба элит». И такое мнение вполне оправдано. Да, к тому времени Россия устала от ожидания — вот-вот, сейчас тяжелейшие реформы закончатся, и мы, наконец-то заживем. Верховный совет медленно, но верно превращался в логово «неконструктивной оппозиции». Руслан Хасбулатов, экономист, возглавлявший парламент (тогда слово «спикер» еще не настолько вошло в обиход), настойчиво подталкивал коллег-депутатов к протесту. Активному, массовому, агрессивному. Чему, по мнению Хасбулатова, способствовала поддержка «народного генерала», летчика Александра Руцкого, за которым, как казалось, в бой ринется армия, а это практически гарантированная победа. Таким видится сейчас произошедшее 20 лет назад. Однако тогда страна жила у телевизоров. Фамилии Руцкой, Хасбулатов, Ельцин повторялись в разных вариация и с различными оттенками. Страна готова была разделиться, но случилось 3 октября. События осени 1993 года сам Ельцин называет «тревожный октябрь». Анатолий Кириллов, подобравший для экспозиции, посвященной тем событиям уникальные документы, считает, что 3 октября было принято «силовое решение прекратить конфликт». «Определенной части элиты показалось, что можно заняться реализации своей политической и экономической программы. Кому? В первую очередь, конечно же, Хасбулатову, человеку широкого взгляда на жизнь, — продолжает Анатолий Кириллов, но вдруг уводит повествование в сторону. — Ведь мало кто знает, где он сейчас. Руслан Имранович живет в приватизированной квартире Брежнева в Москве, руководит кафедрой, преподает. И его жизнь — иллюстрация одной очень важной черты Ельцина: он никогда не додавливал, не загонял своих противников в угол. Это касается и Руцкого, и Коржакова, и Росселя». Вторая фигура, возглавившей группу противников Ельцина и проводимых его командой реформ, это Александр Руцкой. «Руцким, взятым из небытия», — называет его Кириллов. — Он появился, как фон. Для победы на выборах Ельцину нужен был такой соратник — летчик, герой афганской войны. Правда, когда мне с ним приходилось общаться, я поражался — как можно говорить так не по-русски, его речь — сплошь армейский сленг«. Но и Хасбулатов, и Руцкой, поскольку не были тесно «привязаны» к проводимым правительством реформам не вызывали резкого негатива у части россиян, плюс ко всему оба были из разряда «женщинам нравятся», чего нельзя сказать о реформаторах — Егоре Гайдаре или Викторе Черномырдине. «Самый конфликтный момент — это отказ от перемирия, предложенного патриархом Алексием, — продолжает Анатолий Кириллов. — Для меня это было сигналом — мы подошли к гражданской войне. Захват мэрии, штурм Останкино. И вот-вот прозвучит „мы у власти“. И в этот момент Ельцин принимает столь непопулярное решение. Но его задача была, прекратить конфликт, а сделать это можно было, только заставив депутатов выйти из здания Дома советов. А как? Штурмовать? И так... 150 человек, к сожалению, погибло...». Вспоминая события 20-летней давности, Анатолий Кириллов вынужден давать оценку и личности Ельцина и его поступкам. Возглавляя центр его имени, ему сложно быть объективным, но в итоге он лишь трижды уходит в сторону от повествования. Чтобы напомнить: «Ельцин — единственный руководитель, который смог сказать «я ошибся». Чтобы уточнить: «Ельцин — единственный политик, который пришел к власти на волне народной поддержки. Такой, которая никаким нынешним лидерам Болотной не снится». И очень плавно воспоминания о московских событиях «тревожного октября» переходит к Уральской республике. «Неустойчивость власти, которая привела к конфликту между парламентом и президентом, существовала и в регионах», — так объясняет Кириллов действия Эдуарда Росселя в 1993 году. И, действительно, 29 сентября, когда в Москве при разборе баррикады, возведенной сторонниками Верховного Совета, погибает подполковник милиции Владимир Рештук, а журналистов перестают пускать в здание Дома советов, свердловске депутаты на заседании Облсовета принимают проект Устава Уральской республики. Сразу после октябрьских событий — принятие документа во втором чтении. И все это при поддержке промышленных и политических элит. «Против была лишь группа депутатов областного совета „национального окраса“ во главе с Юрием Липатниковым, — уточняет Кириллов. — Они видели в создании Уральской республики предпосылки к распаду России. И в чем-то были правы. И областное отделение Сбербанка РФ, правда, без чьей-либо подписи, обращается к Росселю, видимо, чувствуя, что по линии финансов такой шаг может региону аукнуться — давайте прекратим движение к Уральской республике». Высказывался против и Юрий Самарин, председатель горсовета Екатеринбурга. Ка бы то ни было, все было готово для создания в составе Российской Федерации нового субъекта — с большими полномочиями и самостоятельностью. Уже была назначена дата выборов губернатора и областного совета — 12 декабря. Ведь Указом № 1 Эдуард Россель возложил на себя исполнение обязанностей губернатора республики. А Борис Ельцин 2 ноября на расширенном заседании Совмина РФ сказал, что стремление областей поднять свой статус — это закономерный процесс, что, естественно, было воспринято, как поддержка Уральской республики. Поэтому, как ни банально звучит, Указ Ельцина о роспуске Свердловского Облсовета и об отстранении от должности главы администрации Эдуарда Росселя прозвучал как гром среди ясного неба. Правда, главным идеологом разрушения Уральской республики тогда называли еще одну неоднозначную политическую фигуру начала 90-х — Сергея Шахрая, председателя Госкомитета по делам федерации и национальностей. Именно он, по словам Росселя, «напугал Ельцина». Как бы то ни было, Эдуарду Росселю эти события позволили перейти в иную «весовую категорию». Он стал политиком федерального масштаба, с которым приходится считаться и стоит опасаться. Разгром Уральской республики позволил подняться и Алексею Страхову, бывшему первому заместителю мэра Екатеринбурга, ставшему главой администрации области. Не умаляя его заслуг, надо признать, что правление Страхова было до недавнего времени самым бесцветным во всей новой истории Свердловской области. Анатолий Кириллов видит во всей этой истории и другой, более глубокий аспект. «Те принципы федерализма, по которым мы стали существовать, зародились в октябре 1993 года. Выборы губернатора, да и вообще выборы, равенство субъектов РФ... Все это пришло к нам оттуда, после осознания произошедшего», — считает он. И добавляет: «Никто из свердловских депутатов Верховного совета тогда не поддержал Руцкого и Хасбулатова». На выставке «Тревожный октябрь 1993-го и Уральская республика» — лишь малая часть документов, которые рассказывают об историческом переломе, о событиях, которые навсегда отторгли мысли о возвращении к прошлому и заставили страну примириться с тяжестью реформ, дав надежду на то, что когда-то настанет другая жизнь. И чем чаще вспоминать о том, как по улицам Москвы шли танки, гибли люди, покрывался серой пеленой Белый дом, об эйфории, сопутствующей создание Уральской республики, об уходе в тень такой фигуры, как Россель и его триумфальном возвращении в политику, тем меньше ошибок можно сделать сейчас. Потому что вернуться к той политической нестабильности, которая почти развязала гражданскую войну в 1993, очень легко. Сложнее добиваться перемен мирным путем.