Алексей Кузнецов считается «темной лошадкой» кабмина. На должность министра природных ресурсов Свердловской области он был назначен в ноябре прошлого года и к публичным выходам особо не стремился, полагая, видимо, что в ведомстве, которым он руководит, нет места для политики. Хотя политическую составляющую исключить сложно: промышленность это не только инвестиции, но и споры с экологами, протесты граждан и масса других конфликтных ситуаций. С сегодняшнего дня Кузнецов находится в отпуске, но в последний рабочий день он рассказал «URA.Ru», как формирует свою команду, на чем был сосредоточен в последнее время, чему научил опыт работы в полпредстве и для чего региону концепция работы с промышленными отходами. У министра природных ресурсов Свердловской области Алексея Кузнецова небольшой кабинет, в котором он со времен своего предшественника почти ничего не менял. Разве что переставил мебель, чтобы было удобнее. На одной из стен висит фотография президента Владимира Путина. «Она мне нравится, — говорит министр. — Владимир Владимирович здесь, как Джоконда. Из какой бы точки кабинета ни посмотрел, ощущение такое, что глаза на тебя смотрят». Он встречает нас и спешит надеть галстук. «Я их не очень люблю. Но вы ведь все равно напишете, что я встретил вас без галстука», — смеется Алексей Кузнецов. Он отличается от большинства свердловских чиновников. Улыбается, использует армейские шутки из серии «подальше от начальства, поближе к кухне» и удивляется, почему до сих пор все считали его закрытым человеком. За его креслом — большая карта Свердловской области. Пока я ее разглядываю, он предлагает чай и говорит, что в кабинете проводит не очень много времени. — Вы область хорошо изучили? У вас много выездов в территории? — Много. Северная дорога вся изъезжена. Часто бываю в Ивделе и Пелыме. У нас есть отдел Краснотурьинске. — А часто бывают поездки по муниципалитетам, в которых социальное напряжение возникает из-за каких-то проблем, связанных с реализацией промышленных проектов? Почему-то так получается, что о работе министерства вспоминают, когда в городах начинают бить тревогу экологи и местные активисты. Из последних примеров — Нижний Тагил с проектом на Юрьевом Камне. Жители писали на имя губернатора письмо и требовали провести проверку в вашем министерстве. За кадром в этой истории осталось, что вы трижды через суд пытались добиться приостановки действия лицензии, но суд вам отказал... — В 2012 году недропользователь сам решил приостановить свою лицензию. Потом передумал. Мы ему отказали в возобновлении, и начались суды. На сегодняшний день все инстанции пройдены. Компания их выиграла. Соответственно, лицензия возобновлена. Что касается накала обстановки, я считаю, что это преждевременно. Ведь до сих пор никто не видел проекта работы на месторождении, никто не знает, что и как там будет. Мой заместитель ездил туда на заседания комитетов. Мы встречались и с Носовым [Сергеем — мэром Нижнего Тагила]. — Когда мы заинтересовалась историей ГК «Юрьев камень» выяснилось, что это непрозрачная структура, которая зарегистрирована по адресу продовольственного магазина в Нижнем Тагиле. Компания, которая изначально странно себя повела при регистрации, может оказаться недобросовестной в будущем... Согласны? — Сомнения могут возникать. У нас, к сожалению, половина компаний зарегистрированы то в офшорах, то в ларьках. Но не в моей компетенции обсуждать, почему в данном случае предприниматели так регистрировались. Для меня главным является соблюдение лицензии и условий недропользования. Пока мы говорим, что Черноисточинскому пруду ничего не угрожает. Я не считаю Тагил точкой напряжения. Мне кажется, сложнее ситуация в Дегтярске с сурьмяным заводом, или Красноуфимске, где у нас монацит хранится. У меня позиция простая — есть закон и его нужно исполнять. Если предприятие прошло экологическую экспертизу и доказало, что будет работать честно и правильно, мы не можем ему препятствовать. А если не прошло — значит, работать здесь оно не будет. — Проект строительства сурьмяного завода прошел экспертизу? — С первого раза не прошли. Эта ситуация на нас не завязана, в отличие от Нижнего Тагила. Кстати, сейчас проводится проверка прокуратуры. У нас запросили все материалы по выдаче лицензии, по оформлению документации, и прокуратура проверяет законность действий сотрудников министерства. Надо сказать, что это уже третья проверка — аналогичные мероприятия были и в 2008, и в 2012 году. —Нарушений тогда не было выявлено. И у вас нет оснований полагать, что сейчас итоги проверки прокуратуры могут быть другими? — Мне трудно судить. Это надзорный орган, к которому я отношусь с большим уважением... — ... в силу того, что сами вышли оттуда. Вы затронули тему своей прошлой работы. Тот опыт помогает в тех задачах, которые ставятся перед вами, как госслужащим, сейчас? — Помогает, безусловно. Работа в прокуратуре научила меня вникать и разбираться. Если ты взялся за дело, нужно довести его до конца. У меня был большой опыт следственной работы и надзорной деятельности. Когда я курировал надзор здесь, в министерстве, мне было намного проще, потому что я смотрел на ситуацию с позиции прокурора. — По вашей карьере можно отследить путь губернатора. Есть совпадения по многим позициям, в том числе географические. Вы считаете себя одним из самых ближайших членов его команды? — Я считаю себя членом его команды. Я очень уважаю этого человека и готов работать с ним от начала до конца. — Когда вы принимали его предложение, вы понимали, что идете в чужой регион. Достаточно враждебный. Приезжих госслужащих встречают словом «варяг». Не было ощущения, что это очень осложнит работу? Что потребуются дополнительные усилия, которых, например, в Тобольске, не нужно было бы прикладывать? — Дополнительные усилия, чтобы доказать свою компетентность, всегда нужны. А что касается «варягов», то на мой взгляд, эта ситуация специально подогревается. Но напрасно. Когда человек приходит работать на руководящий пост, то простому жителю области без разницы, откуда этот человек. Лишь бы результаты реальные были. Лично для меня Свердловская область не была новой в силу того, что я здесь учился, служил. — У вас был опыт работы в полпредстве... — Ценный опыт. Когда ты рассматриваешь проблемы региона чуть-чуть со стороны, получается лучше. Я всегда своих сотрудников прошу слегка подниматься над проблемой. Это позволяет находить лучшие решения. Я считаю себя жестким руководителем. Хотя системных недочетов в работе министерства не вижу. Есть недостатки, с которыми можно бороться. Если люди будут готовы перенастраиваться — будем работать, если нет — то будем прощаться. — Как раз сейчас вы формируете собственную команду. На днях стало известно о назначении на пост замминистра Игоря Сутягина. Это не новый для вас человек. Какие задачи как прямой руководитель вы перед ним ставите? —Он курирует направление государственного экологического надзора. Это плановые и внеплановые проверки предприятий на предмет соблюдения ими требований закона. Назначение штрафов и контроль за их взысканием. —А остальные? Если не ошибаюсь, у вас должно быть три заместителя по штатному расписанию. Кто продолжит работать дальше? Как насчет Александрова? Ему недавно исполнилось 60 лет... —Он меня устраивает. С ним подписан контракт на два года. Он занимается вопросами экологической безопасности и особо охраняемыми природными зонами. По третьему заму есть вакансия. Кто будет курировать отделы минеральных и водных ресурсов, пока не могу сказать. Пока эту работу выполняю я сам. — Но все-таки третий заместитель появится? — Может быть, появится... Нужно посмотреть. У этой работы есть особая специфика. Водные ресурсы — часть большой программы, которая была утверждена правительством. Вы спрашивали про проблемные территории. У нас есть трудности в Полевском, на Северском пруду [там уже не первый год идет мор рыбы и отмечено превышение концентрации металлов — прим. ред.]. В этом году я принял решение, что в конце февраля годовая коллегия пройдет именно в Полевском. Там будут заслушаны эксперты, представители предприятий. Последний раз в «Уралгидромедь» мне сказали «вы непонятно в чем нас обвиняете». Вот и получается, что предприятия все хорошие, а чиновники — плохие. А мы пока никого не обвиняем, но проблему решать надо. Она постоянно в голове у меня. Мы запросили усиления мониторинга по всем постам, чтобы оперативно получать информацию по анализу воды. Не исключено, что причина, действительно, не в предприятиях, а заброшенных шахтах. Там ведь есть Зюзельский, Гумешевский рудники, за которыми много лет никто не следит. Если окажется, что все дело в этом, будем решать проблему так же, как в Левихе. —Гасить шахтные воды известью? Но ведь это бесконечный процесс. И на это каждый год нужно закладывать деньги в бюджете. —Конечно. По крайней мере, мы не даем кислым водам выходить в водные объекты области. —В Свердловской области принят комплекс природоохранных программ, финансирование которых до 2020 года составит почти 5 млрд рублей. Какие направления потребуют самых серьезных бюджетных вложений? — Там есть экологические мероприятия, обустройство площадок, мостов в особо охраняемых природных территориях. Но самые большие затраты на ремонт гидротехнических сооружений, проектирование, реконструкцию и капремонт объектов ГТС. В Свердловской области их очень много. Мы давно занимаемся этим. Около десяти гидросооружений ремонтируются сейчас. В этом году мы должны закончить работы по проекту ремонта ГТС на реке Верхняя Синячиха в Алапаевском районе, должны закончить работы на плотине в городе Алапаевск и городе Артемовский. Если вообще говорить об итогах работы, то в 2013 году у нас были хорошие подвижки. В свое время губернатор и председатель правительства пошли навстречу и увеличили количество инспекторов. На Свердловскую область, в тот момент, когда я пришел в министерство, было всего 7 инспекторов, которые имели право осуществлять проверки. Оценивая масштабы области, мы пришли к выводу, что этого мало. Поэтому в четыре раза увеличили число инспекторов и отделов. Есть отдел в Екатеринбурге, есть отдел по Северному округу в Нижнем Тагиле. А по Южному и Восточному округу он разделен: часть работает в Каменске-Уральском, часть — в Ирбите. Результатом этого стало увеличение по суммам назначенных штрафов. Порядка 25 млн назначили в прошлом году. Около 60% взыскали. Многие опротестовывают санкции, но это их право. Больше всего жалоб по наложенным штрафам по недропользованию, но там и самые большие штрафы (от 300 тыс. до 1 млн). Но я считаю, что мы очень хорошо отработали. И суд нас чаще всего поддерживает. — А список злостных нарушителей есть? —Мы не ставим задачу создавать такой список... —Но вы ведь все равно их видите? —У нас есть проблема с недропользованием. Предприниматели любят где-то что-то копнуть. Но они выявляются не так часто, как хотелось бы. Даже физически невозможно перекрыть всю территорию области, чтобы круглосуточно следить. Есть надежда на муниципалитеты и граждан, которые могут фиксировать такие случаи, обращаться к нам. Мы проводим проверку по каждому заявлению. — Если вернуться к теме активности граждан, не могу не спросить о еще одной «горячей» точке. В Невьянске люди выступают против золотодобычи в Быньгах способом чанного выщелачивания с помощью цианидов, которую начинает артель старателей «Нейва». — Там лицензирование федеральное. Этот вопрос за пределами компетенции регионального министерства. Но я встречался с проектантами, с руководством артели. То, что они мне показали... В общем, я пока не вижу больших проблем, если честно. Чанное выщелачивание, насколько я понял, самое безопасное выщелачивание. Никто в землю кислоту выливать не собирается. Я считаю, что бизнесмены, которые занимаются этими проектами, должны выходить к населению и все объяснять людям. Взять, к примеру, Оленьи ручьи, где бельгийская группа «Луаст» планирует построить завод. Они провели с экологами встречу, показали, что это будет. Рассказали, как работают их заводы в центре Европы. — А почему, как вы думаете, большее неприятие связано как раз с иностранными компаниями? Некоторые экологи и активисты строят свой протест на том, что в Европе им никто не позволил бы работать так, как они хотят работать здесь.. —Помимо сохранения экологии мы должны развивать экономику. И эти две задачи нужно очень умело совмещать. Я вам скажу, что экологические требования в России очень сильно отличаются от экологических требований за рубежом. Другое дело, что само отношение некоторых граждан к защите окружающей среды существенно отличается от того, как это делается в Европе. Если посмотреть на наши несанкционированные свалки, то это станет очевидно. Прежде чем в глобализм уходить, давайте на себя посмотрим. — То есть региону очень нужны проекты заводов по переработке твердых бытовых отходов. У нас такие проекты есть. В Екатеринбурге один из первых начат... —Для успеха таких проектов нужна система вторсырья. А мы себе этого позволить не можем. Германия переходила на это 60 лет. У нас это — молодой тренд. Представьте себе семью, которая живет в двухкомнатной квартире и которая должна поставить в доме четыре контейнера для сортировки мусора. Нереально. — Убиваете мечту в зародыше. А что более реально на ваш взгляд? Какие проекты есть сейчас, над чем вы работаете? — Очень много встреч. Важные переговоры были по кремниевому инвестиционному проекту, который планируется реализовать в Свердловской области. Больше сказать не могу. Проект в зародыше. Просто люди обратились с предложением построить здесь новое предприятие. Еще работаем над концепцией работы с промышленными отходами. У нас срок истекает 1 июля, когда мы должны представить ее губернатору. А в мае нужно ознакомить с нею членов правительства. — Не помню, чтобы что-то подобное было в Свердловской области раньше. А разве можно заставить предприятия по-другому начать работать со своими отходами? — У нас действительно ничего подобного раньше не было. Существует лишь стратегия по бытовым отходам. Здесь есть одна проблема. Отходы промпроизводства принадлежат собственнику, которые чаще всего их просто копят где-то. Есть масса предложений, что с ними можно было бы делать. Мы рассматриваем несколько составляющих. Первая — экономическая. Преференции, стимулы и поблажки тем, кто готов работать и развивать это направление. Вторая — имиджевая. Проведение конкурсов. Ведь у бизнеса должно быть самолюбие какое-то. Желание быть лучше, чем другие. Пора развивать новые технологии на Урале. В отличие от ХМАО, где добывается нефть и газ, у нашего региона иная специфика —здесь остаются хвосты и шламы. Мы смотрим опыт других территорий, но понимаем, что нужно писать все с чистого листа.