Москва готовится к маршу памяти Бориса Немцова. Он пройдет в субботу, 27 февраля, от Страстного бульвара до проспекта Сахарова. Ожидается, что вспомнить политика придут 50 тысяч человек. Аналогичное шествие год назад стало самым массовым в 2015-м году. И во власти, и в либеральном сообществе говорили об исторической возможности объединиться. Убийство Бориса Немцова давало повод остановить поток взаимных упреков и снизить накал ненависти в стране. Накануне годовщины «URA.Ru» поговорило с друзьями убитого политика, экспертами, теми, кто верил в лучшее, и теми, кто был пессимистичен даже прошлой весной. О том, как убийство повлияло на настроения в кругу либералов и на их отношения с властью и обществом — в нашем материале. В прошлом году, 27 февраля (в ночь с пятницы на субботу), на Большом Москворецком мосту, в центре Москвы, был застрелен Борис Немцов. В политика стреляли шесть раз, четыре пули попали в цель. Это стало самым громким политическим убийством в истории новой России. Пресс-секретарь президента Дмитрий Песков заявил, что убийство «носит исключительно провокационный характер».  Государственные чиновники, прокремлевские политики, экперты в один голос заявляли, что власть не простит убийство бывшего вице-премьера у кремлевских стен и скоро предъявит обществу исполнителей и заказчиков преступления. Деятели либеральной оппозиции, оплакивая потерю своего лидера, говорили о том, что трагедия должна способствовать объединению их разобщенного сообщества.  Надежды на сплочение были и благодаря траурному шествию, прошедшему в знак памяти о Немцове. В нем приняли участие несколько десятков тысяч человек. Это дало повод для прогнозов относительно  новой почвы протеста: политологи отмечали широкую географию первых памятных митингов и новые психологические условия — сопротивление уничтожению оппозиции.  Спустя год следственные органы отчитываются о завершении расследования убийства. Но соратники убитого политика не согласны с выводами следствия. По их мнению, простой водитель офицера батальона «Север», Руслана Геремеева, Руслан Мухудинов, который находится в международном розыске, не может быть заказчиком преступления. «Когда власть предъявляет обществу в качестве главного заказчика этого дерзкого преступления… водителя, что это означает? Такое ощущение, что власть просто глумится, другое объяснение тут найти сложно», — говорит лидер партии «Гражданская платформа» Андрей Нечаев. «За год следствие так и не назвало истиного заказчика убийства и истиных организаторов. Следствие просто перекладывает ответственность на рядовых исполнителей. Президент так и не сделал ничего для того, чтобы дать необходимые полномочия следствию для доведения расследования до конца», — считает оппозиционный политик Владимир Рыжков. По его мнению, главное политическое последствие от убийства Бориса Немцова — это удар по репутации власти и страны. Процесс объединения несистемных либеральных сил также затормозился на уровне бесконечных переговоров и взаимных претензий лидеров демкоалиции и «Яблока»: политологи сходятся во мнении, что единый список на ближайшие выборы демократы вряд ли сформируют. «Я 20 лет жизни потратил на объединение этой оппозиции, но это ни к чему не привело. Я с „Яблоком“ пытался объединиться сначала при Гайдаре, потом при Немцове, потом при Белых — это бесконечная история, они могут только брать к себе, но не становиться равноправными партнерами», — считает политик Борис Надеждин, в прошлом член СПС.  По его словам, убийство Бориса Немцова стало тяжелейшим ударом для оппозиции: «Он был самым ярким из „ПАРНАС“, со связями не только по всему миру, но и с российской бюрократией. Он ее много критиковал, но при этом Бориса Немцова можно было подключать к диалогу в отличие от многих других оппозиционеров», — вспоминает Надеждин.  Отношения с властью также не изменились. С момента убийства Бориса Немцова символы памяти — сначала Замоскворецкий мост, потом мемориальная табличка, согласование места памятных шествий становилось предметом борьбы между оппозицией и провластными организациями, государственными структурами. Это в свою очередь давало повод представителям власти обвинять оппозицию в кризисе идей, эксплуатации убийства Немцова для заполнения протестной повестки.  Руководитель Центра анализа международной политики Института глобализации и социальных движений Михаил Нейжмаков вспоминает, что после гибели Бориса Немцова в политической среде упоминался термин «сакральная жертва»: «Многие считали, что гибель Бориса Немцова запустит новую волну уличного протеста. Однако опыт смены власти в других странах показывает, что само влияние гибели политиков и активистов на всплески протеста заметно преувеличено. Обвинения в адрес властей в причастности к этому убийству не прибавили поддержки оппозиционерам и не поколебали позиций Кремля».  В свою очередь глава Центра политической информации Алексей Мухин уверен, что образ Немцова будет эксплуатироваться на протяжении длительного времени: «Оппозиция поднимает имя Немцова на свое знамя и использует его как политическую икону, с которой будет неоднократно осуществлять крестные ходы». Эксперт при этом признает, что убийство обернулось для власти множеством репутационных издержек.  Это подтверждает и Ирина Хакамада, некогда сопредседатель СПС: «В стране поменялось отношение к власти, потому что корни этого чудовищного убийства ведут в Чечню. Все поняли, что если кто-то кому-то не нравится, то его могут убить. Не создать политическую партию, не спорить, а убить. Возникло ощущение, что нет судов, нет политической независимой жизни, нет дебатов и диалога. А есть только те, кто имеет власть. А тех, кто не во власти, могут просто убить». Но страшнее всего для либеральной части российского общества — реакция большинства. На следующий день после убийства Анатолий Чубайс указывал, что в стране «создан спрос на злобу, в стране создан спрос на ненависть, в стране создан спрос на агрессию». «Нам всем надо остановиться. Я подчеркиваю — всем. Власти, оппозиции, либералам, коммунистам, националистам, консерваторам. Всем. Пора остановиться», — цитировали Чубайса СМИ.  Но его призывы не были услышаны: за год эти настроения только усилились, ярлык «пятой колонны» надежно укоренился в лингвистическом наборе большинства российских политиков, а в «Инстаграме» (деятельность запрещена в РФ), на странице главы Чечни, теперь уже председатель партии «Парнас» Михаил Касьянов изображается под прицелом снайперской винтовки. «Год спустя мы видим еще больше ненависти, насилия и пропаганды в обществе. Выводы не сделаны: посмотрите, какая травля Касьянова идет», — считает Владимир Рыжков. Первый вице-президент Центра политических технологий Алексей Макаркин поясняет, что после убийства Бориса Немцова встал вопрос о монополии власти на применение силы. «Ведь такими темпами можно было запросто дойти до создания пресловутых эскадронов смерти, которые существовали в свое время, к примеру, в странах Латинской Америки. Действовали они из собственного понимания хорошего и плохого. Собственно, именно поэтому был арестован подозреваемый в непосредственном исполнении убийства Бориса Немцова. Но дальше этого дело не пошло. Видимо, власть решила „не раскачивать“ ситуацию в Чечне».  При этом, по мнению политолога, само российское общество отнеслось к убийству политика равнодушно. «Люди сейчас преимущественно живут по принципу „моя хата с краю“. Это событие не вызвало каких-то особых чувств у россиян», — описывает настроения эксперт.