События последних месяцев представили Русскую православную церковь и Екатеринбургскую епархию в частности несколько с другого ракурса. Уголовное дело блогера Руслана Соколовского, снос Успенской церкви Ново-Тихвинского монастыря, скандал вокруг строительства собора святой Екатерины (Храма-на-воде) на набережной Исети ­­— самые критикуемые и обсуждаемые темы, которые раскололи общество. На этом расколе — выпускник Екатеринбургской духовной семинарии, общецерковной аспирантуры и докторантуры (Москва) Виктор Норкин. Он участвовал в акции «Обними пруд» и выступал в суде в защиту Соколовского. После этого ему начали угрожать, в том числе действующие представители церкви и приближенные к ней. Но это дало прямо противоположный результат. Вместо того чтобы замолчать, Норкин решил рассказать «URA.RU», что происходит по ту сторону православной церкви — о голубом лобби в РПЦ, «налогах» в конвертах и семинаристах-уголовниках. — Вы выступали против строительства Храма-на-воде и поддерживали в суде Соколовского. Как правило, люди, стоящие на стороне церкви, прямо противоположной точки зрения: собор нужен, блогера наказать. Почему вы не с ними? — С проблемой строительства храмов я знаком не понаслышке. Наполняемость наших центральных храмов довольно маленькая даже в праздничные дни, а работа с прихожанами ведется слабо. Какие-то огоньки работы теплятся только в Вознесенской церкви, поэтому я не вижу смысла строить еще один храм в центре, когда они реально нужны в других районах города. Кроме того, к сожалению, в большей степени храмы выполняют функцию этакого магазина, что вообще неправильно. Не хочется слышать от людей: «Вы поставили еще один гипермаркет». А так и получается. Продажу неверно называют «пожертвованием». Оно всегда добровольно, а ценники фиксированы. Справедливо порой критикуют, справедливо. Что касается Соколовского, то я был шокирован выступлениями верующих свидетелей обвинения, потому что в их словах проскальзывала ненависть, гнев и непонимание существа веры. Верующий человек не может быть оскорблен такими вещами, как поступок Руслана. Есть учение церкви по борьбе с внутренними страстями (жажда оскорбляться и быть оскорбленным — это внутренняя страсть). Учение церкви не призывает бороться с людьми, которые тебя «искушают», а, наоборот, призывает молиться о них и всячески прощать. — Насколько мне известно, вы оставили церковь и теперь являетесь только прихожанином. В то же время на акции «Обними пруд» и на заседании по делу Соколовского приходили в подряснике. Зачем? — Он благословляется к ношению выпускникам всех духовных школ. Изначально это была одежда для ежедневного использования, но сейчас принято не выделяться, поэтому она стала чем-то особенным вроде как. Мне это помогает привлечь внимание к конкретным проблемам (если мы говорим о деле Соколовского, например), позволяет «достучаться» до большего количества людей. — Несмотря на аргументацию, весьма непривычно слушать критику в адрес церкви со стороны человека, который некогда имел к ней непосредственное отношение. Полагаю, когда вы поступали в семинарию, вы были настроены по-другому? — Да, критика появилась уже во время моего обучения в семинарии, когда я напрямую познакомился с «системой» (так церковные люди называют семинарию) изнутри, столкнулся с серьезной изнанкой церковной жизни. Не то что я не был готов к этому. Понятно, что обратная сторона есть у всего, вопрос в степени самой «ржавчины». — О какой изнанке идет речь? — Я вижу две основные проблемы современной церковной системы. Первая — превращение церковной организации в бизнес-структуру. Все нацелено на получение выгоды и денег — таинства за деньги, требы (освящение машин, квартир и т. п.) — тоже, епископы взимают огромные налоги с приходов. Налог с обычного небольшого храма достигает 100 тысяч рублей, а про крупные я вообще молчу. Храм Христа Спасителя, насколько мне известно, платит сумму с шестью нулями, которые идут в патриархию. Все это не облагается никаким налогом. Плюс то, о чем я говорил выше: церкви становятся какими-то магазинами. Самое главное, что требует епископ от священника — организация церковной лавки, с которой последний мог бы получать стабильный доход, а потом уже церковно-приходская школа, курсы оглашения и так далее. Много людей становится священниками ради хорошей карьеры и уютной жизни. Конечно, есть и простые батюшки-работяги, но они небогаты и обычно находятся не в фаворе. — Эти налоги официально проходят по счетам или выплачиваются в конвертах? На что идут деньги? — Это конверты. Каждой епархии (митрополии) установлен определенный налог из патриархии. Как говорил митрополит [Санкт-Петербургский и Ладожский] Варсанофий на одной из бесед с новопоставленными епископами: «Вы, владыки, должны запомнить самое главное — это то, когда вы сдаете ежемесячный финансовый отчет в патриархию». Как правило, это конец месяца. С обычной простенькой небольшой епархии налог достигает миллиона рублей. Сколько платят митрополии, я не знаю, но, думаю, в разы больше. Как расходуются деньги, я не знаю. — Вы говорили, что проблемы две. Какая вторая? — Вторая проблема на сегодняшний день, которая разъедает нашу церковь, — это то, о чем [писал в ЖЖ] отец Андрей Кураев, — проблема голубого «лобби». И в нашей семинарии мы столкнулись с этим напрямую. Я знаю четверых служащих иеромонахов, которые являются сторонниками однополой любви. Когда их рукополагают во священники, зачастую всем все известно, но на это закрывают глаза. К нам в епархию монахи из Афинского подворья Синайского монастыря привозили мощи святой Екатерины в 2011 году. Часть семинаристов отправляли прислуживать им в патриаршее подворье (возле Храма-на-Крови). Тогда один из монахов — архимандрит Паисий — приставал и предлагал пяти студентам деньги за то, чтобы они с ним пошли в номер и переспали. Ребят это повергло в шок. Никто ничего ему не сделал за это, он спокойно уехал домой. Помимо этого были случаи в семинарии, которые так или иначе высвечивали эту проблему. — Что значит прислуживать? — Послушание предполагало уборку, готовку, охрану, обслуживание гостей, банкетов и так далее. На любой крупный епархиальный банкет отправлялись семинаристы. Банкет — это когда к епископу съезжаются или бизнесмены, или военные, или другие священнослужители. Накрываются столы, готовятся вкусные и изысканные блюда, алкоголь льется рекой. По итогу много пьяных, много песен, много пафоса и горы грязной посуды, которую мы обычно мыли до глубокой ночи. — Что касается ориентации, это действительно проблема или единичные случаи? — Не единичные. По карьерной лестнице восходят люди с определенной ориентацией, их ставят на высокие должности — настоятелями храмов, монастырей и так далее. Возможно, ими легче управлять, не знаю. Но это есть. Причем, подчеркну, что лично я не против ЛГБТ*, это выбор каждого. Просто для христианской церкви это очевидный порок, а уж тем более для священнослужителей или епископов. Как они это совмещают в своих головах, я ума не приложу, но получается, что мораль нам читают люди, которые этой моралью не живут. В семинарии это просто переворачивает сознание у многих. — А студенты об этом как узнают? — Ну, у нас был преподаватель по догматическому богословию, который эту проблему поднимал, рассказывал об этом, как и о другой изнанке церковной жизни. Год назад его уволили из семинарии, когда он в этой проблеме уличил руководство епархии. Да и в семинарии были случаи домогательства к ребятам. Кроме того, когда люди вместе живут в общежитии, все как в деревне, — каждый знает друг о друге. Внезапно узнаешь, что такой-то и такой-то студент регулярно посещает гей-клубы. Все быстро распространяется. — Как они попадают в семинарию? Психологических тестов при поступлении нет? — Есть, но нужна наполняемость — конкурса фактически нет. У нас брали и с желтыми справками (кто стоял на учете у психиатра), и без паспортов (тех, кто сжег паспорт и отказался от ИНН). Было такое движение. С Афона веяние пришло, что в ИНН зашифрованы три шестерки — символ антихриста. В российском паспорте они тоже, оказывается, есть — на каждой страничке внизу в виде шестерок такие загогулины. Целое движение было по отказу от документов. Сейчас уже сторонников этого меньше, хотя в Башкирии, как мне недавно священник оттуда рассказывал, до сих пор полным-полно таких служителей и прихожан. Небольшой отбор есть только в столичных семинариях. — И студенты со справками и без паспортов учатся? — По-разному. С ними сложно, часто срываются, хамят. Были случаи, когда студент, например, бросался с ножом на священника или другого студента (две разные ситуации). Тяжелые люди, в общем. — В полицию после таких происшествий обращались? — Нет. Нам запретили обращаться в полицию даже после того, как рабочие украли ноутбуки у семинаристов. Чтобы общественность не знала. Был один случай, когда в семинарии почти в течение года скрывался парень, находившийся в федеральном розыске. Тогда полиция забрала его прямо с пары. По другим ситуациям все было тихо. — А после семинарии, на службе в церкви, какой-то фильтр есть? — Не особо. Рукополагают тоже всех подряд. И хороших, и плохих. Недавно СМИ про духовника Поклонской рассказали из нашей епархии. Мы это еще при поступлении в семинарию все знали. И таких случаев немало. — То есть все же никто не застрахован от священника, который на кого-нибудь с ножом бросался? — Никто совершенно. — Все это вы увидели в семинарии. Почему решили поступать и учиться дальше? — Ну, еще были надежды, скажем так. Многие из моих однокурсников служат, например, и стараются делать это честно. Я тоже думал, что это возможно, но проблемы, о которых я рассказал, меня тревожили. Если бы православная церковь как-то реагировала на них… Католическая, например, борется с проблемой педофилии, взяточничества, сребролюбия со стороны священства и епископата. Она готова признать ошибку и меняться. У нас этого нет, поэтому я понял, что не смогу так служить, не смогу промолчать и выскажусь. А это будет автоматическим извержением из священного сана. Думаю, что в полиции, медицине, школе схожие проблемы. Или ты сохраняешь место и работаешь, или увольняют. — После выступления в суде по делу Соколовского вам поступали угрозы со стороны действующих служителей церкви. Откровенно рассказывая о пороках ее представителей, вы не боитесь, что будет такая же реакция? — Не исключаю, но надеюсь на то, что все-таки братья христиане проявят свои христианские чувства в этот раз и попробуют вникнуть. Может быть, действительно, мы не бисер бросаем и проблема реально существует? *запрещенная в России экстремистская организация