В Екатеринбурге побывал человек, которого называют «лучшим другом России во Франции» — историк-археолог Пьер Малиновский. Он ищет останки русских солдат, воевавших во Франции в первую мировую войну, и, наоборот, французов, воевавших за Советский Союз в годы Второй мировой. Его мечта — вернуть солдат обеих стран на Родину, захоронив их с почестями и установив памятники. Почему Путин и Лавров дают ему «добро», а президент Франции Макрон — пока нет, как ведутся такие раскопки, какой стране должен принадлежать Крым и почему ментальность европейских политиков глупая — в эксклюзивном интервью Пьера Малиновского «URA.RU». С Малиновским мы встречаемся в Музее военной техники УГМК в Верхней Пышме: он гуляет по залам в сопровождении двух молодых экскурсоводов — Ивана и Никиты. Те позволяют ему больше, чем обычным посетителям — например, заходить за ограждение и садиться за руль экспонатов — старинных автомобилей. Это не только потому, что Малиновский — гость особый, но и потому что они для него не экскурсоводы, а друзья: летом 2017 года трое сотрудников музея под руководством директора Александра Емельянова вместе с Пьером участвовали в раскопках под французским Реймсом. Результатом тех поисковых работ стала сенсация: удалось извлечь останки воина, которого идентифицировали как солдата Русского экспедиционного корпуса, сражавшегося во Франции 100 лет назад. Часть находок с тех раскопок сегодня выставлены в Музее военной техники — каски, пуговицы, гильзы, солдатская фляжка, куски колючей проволоки, обломки штыков. Увидев их, Пьер склоняется над витриной и радостно показывает на них пальцем: «Это они!». Наше интервью с ним идет на умильной смеси французского и английского, когда недостающее английское слово легко заменяется французским, а английские слова часто звучат на французский манер. Впрочем, это нисколько не мешает общению. «Je suis international!» — смеется Малиновский. — Откройте тайну вашего происхождения! Почему вы Малиновский? — Мой дед — из Польши, а моя бабушка — француженка, таким образом мой отец — наполовину француз, наполовину поляк, а я, значит, на 25 процентов поляк. Но я люблю Россию! — Вы первый раз на Урале? — Да, это мой первый приезд в Екатеринбург. Я давно уже хотел побывать здесь, еще год назад у меня была такая идея. Сейчас представилась такая возможность, тем более что у меня в Екатеринбурге появились хорошие друзья. — Где вы бывали в России, в каких городах? — Москва, Санкт-Петербург, Владивосток, Красноярск, многие другие города. Россия очень большая: чтобы добраться от Москвы до Владивостока, надо девять часов лететь на самолете. Но я понимаю, что Россия — это не Москва. В разных городах люди очень разные, мне это очень интересно. Чтобы узнать страну получше, я хотел бы побывать в как можно большем количестве мест. Обычно я посещаю два-три города в месяц. — В вашем «Фейсбуке» (деятельность запрещена в РФ) отмечено, что вы живете в Москве. Это правда? — Я начал приезжать в Россию пять лет назад, и это было примерно раз в три месяца. В декабре я принял решение пожить некоторое время в России, потому что мне очень нравится эта страна. В перспективе я думаю получить российское гражданство. — Что удалось посмотреть в Екатеринбурге? — Я побывал в местах, связанных с гибелью царской семьи — на Ганиной Яме и в Поросенковом Логу. Мне было это интересно и важно. В Музее военной техники я встретился с замечательной публикой — детьми, журналистами. Моя цель — привлечь внимание общественности к своим проектам, чтобы люди, вернувшись домой, смогли погуглить и что-то для себя узнать. — Какова цель визита в Екатеринбург? — Главная цель — встретиться с друзьями, вместе с которыми я работал в экспедиции прошлым летом, а также провести лекцию в университете, чтобы рассказать об этой экспедиции и о своих планах, среди которых и новые экспедиции, и перезахоронение в России русских солдат, погибших во Франции, и установка им памятника — целая серия проектов. — Как вы занялись раскопками? Почему ищете русских солдат? — В течение восьми лет я был солдатом французской армии, а мой отец — один из крупнейших историков по Первой мировой войне во Франции. И когда он однажды рассказал мне, что здесь воевали русские солдаты, я сказал: «Что?». Это было, когда я еще был маленьким. Я знал, что здесь сражались немцы, французы, англичане и солдаты других национальностей, но информация про русских меня удивила. Это стало толчком для изучения: вот уже двадцать лет я участвую в поисковых экспедициях и архивной работе. История такова, что солдаты из Екатеринбурга в годы Первой мировой войны отправились во Францию в составе Русского экспедиционного корпуса. Третья бригада формировалась на Урале: пятый полк — в Екатеринбурге, шестой — в Челябинске. Почти никто не знает эту историю — ни во Франции, ни в России. В течение четырех лет я веду эту работу, задавшись целью найти во французской земле русских солдат и вернуть их на Родину. Я нашел уже двух солдат, одного — год назад, а второго — в августе 2017 года в ходе экспедиции, в которой участвовали Александр, Никита и Иван. Имя этого солдата не известно, но 90 процентов, что он из Екатеринбурга. — Почему вы в этом уверены? — Я очень подробно изучил и французские, и российские документы. В тех боях был очень четкий порядок полков, кто где стоял, какие батальоны где наступали. В том месте, где я нашел первого бойца, стоял шестой полк из Челябинска — это было на одной стороне высоты Мон-Сапин, а второй воин, найденный нами, обнаружен на другой стороне подъема — это как раз то место, где сражался батальон пятого полка из Екатеринбурга. — Что известно об этом солдате? — Ведутся антропологические исследования, благодаря которым уже можно сказать, что ему было около 20-25 лет, он был небольшого роста, но очень плотный, коренастый. Он погиб 19 апреля 1917 года. — Вы также рассказывали о найденном пилоте эскадрильи «Нормандия-Неман»… — Я узнал об этой истории от руководства Смоленской области: двадцать лет назад в болоте был обнаружен самолет, принадлежавший эскадрилье «Нормандия-Неман», который нашли местные жители. О нем было известно еще со времен Великой Отечественной войны, но 20 лет назад его следы удалось обнаружить: он лежит в болоте на глубине 7-8 метров. Был очень ограниченный бюджет экспедиции, поэтому мне и моей команде удалось только найти сам самолет и обнаружить отдельные части машины, а поднять его на поверхность и того пилота, который остался в кабине, не удалось. Кто там, в кабине — до сих пор остается секретом. Есть предположение, что это французский пилот — я уверен в этом на 100 процентов. В июле планируется экспедиция, и мы надеемся, что его удастся поднять. В идеале было захоронить француза на французской земле, а русского солдата — вернуть в Россию и захоронить с почестями здесь. Я надеюсь, что эта экспедиция состоится и что она найдет поддержку местных властей, сам я готов принять в ней активное участие. Это будет очень жест хороший с обеих сторон — исторический, культурный, дипломатический. — В одном из интервью вы говорили, что вам удалось встретиться с Владимиром Путиным, но не удалось поговорить с ним, хотя вы об этом мечтали. Ваша мечта реализовалась? — В прошлом году я дважды встречался с Путиным. Первая встреча была в мае во время визита в Париж и встречи с президентом Макроном. Она была очень короткой из-за насыщенности протокольными мероприятиями — тогда нас лишь познакомили. Второй раз, в ноябре 2017 года, была уже более продолжительная встреча во время выставки в Москве: я смог рассказать ему о своем проекте, об экспедициях, о проекте памятника. Президент очень заинтересовался и выразил уважение за ту работу, которую я веду. Я надеюсь, что он и далее он будет уделять внимание моим проектам, потому что они идут на пользу российско-французским отношениям. — Что будет дальше с найденными останками этого солдата? — Важно, чтобы русский солдат, воевавший в начале 20 века за Францию, вернулся домой и был похоронен в России. Я уверен, что этот проект удастся реализовать, и, может быть, президенты обеих стран, России и Франции, примут участие в церемонии похорон и отдадут должное тому солдату. С российской стороны есть полное понимание — и президента, и министра иностранных дел, и патриарха, а с французской стороны все не так просто. Через пару недель я планирую вернуться на Родину и провести переговоры с президентом Макроном по перенесению останков «нашего» солдата в Россию. Это проект очень важный для обеих сторон. Я надеюсь на положительное решение президента Франции Макрона: я не представляю, что могло бы заставить его отказаться от этого проекта. Но то, что мой проект вышел на более высокий уровень, все эти встречи с политиками, президентами — это не самоцель, это тоже способ сдвинуть стену молчания, незнания, обратившись к самыми сильным людям мира, которые помогли бы вынести эти проекты на международный уровень. В Россию свою историю не знают, а во Франции — тем более. Во Франции год назад были мероприятия, посвященные Первой мировой войне, приехали все (немцы, англичане, даже американцы), а из России никого не было. Это возмутительно! Я занимаюсь мои проектом в том числе для того, чтобы показать всему миру, что русские там были. Это важно для французов, потому что русские сражались на нашей земле, и это важно для нас. Обретение солдата — это некий неопровержимый аргумент: можно критиковать меня, но нельзя критиковать событие. Тело русского солдата — точное доказательство того, что русские были там, они там воевали. Проект привлекает большое внимание во Франции: местные жители встречают меня на улице, спрашивают: «Что там с русским солдатом?». Обретя тело русского солдата, я свою задачу выполнил — сейчас остается ждать решений президентов Путина и Макрона. — Правда ли, что вы считаете, что Крым должен быть российским? — Конечно, ведь Крым — это российская территория. Хрущев отдал Крым Украине 50 лет назад. Но после этого в 2014 году был демократический референдум. Я был в Крыму четыре раза, и когда я общался с людьми, они говорили мне: мы хотим референдум, мы хотим вернуться в Россию. Хрущев отдал Крым, потому что тогда был СССР, но Крым — это не часть Украины. Люди в Крыму — это русские люди, они хотят быть в России. Люди в Европе должны наконец понять это. Члены парламента считают, что санкции — это атака на Россию, чтобы она вернула Крым. Но это глупая ментальность. Если вы поговорите с обычными людьми во Франции, их не интересуют санкции против России. Крым российский? — окей, они вообще не хотят говорить об этом. Санкции — это лишь малая часть политики европейского парламента. Они (парламентарии) решают за всех, но французам это не интересно. Французы симпатизируют России, они хотят хороших отношений с Россией, потому французы любят Россию, а русские любят Францию. — Каким вы видите дальнейшее развитие ваших проектов? — Поисковые работы продолжится, и я надеюсь, что удастся найти еще солдат, не только безымянных, но и именных, потому что у них были жетоны, по которым можно определить имя и фамилию. Есть большая вероятность, что удастся найти солдат из ваших краев — из Екатеринбурга или Челябинска. Было бы здорово, чтобы такого солдата перевезли сюда и с почестями похоронили здесь, на уральской земле. В Москве есть могила Неизвестного солдата, но нет памятника или такой же могилы воинам Первой мировой войны, и такие монументы надо установить. Еще некоторое время назад подвиги солдат Русского экспедиционного корпуса были забыты, но я очень счастлив, что благодаря нашей работе все больше людей во Франции и России узнают о событиях столетней давности. Смотрите фоторепортаж с посещения Пьером Малиновским Музея военной техники в Верхней Пышме