28 мая страну потряс жуткий случай подростковой агрессии: 14-летний ученик школы в Вольске Саратовской области ударил одноклассницу ледорубом и пытался поджечь школу, бросив две бутылки с зажигательной смесью в класс. Всего за пару недель до этого в казанской школе задержали десятиклассника, который явился на урок русского языка с пневматическим пистолетом и кухонным ножом и удерживал одноклассников в кабинете (тогда никто не пострадал). В 2018 году в России произошла серия аналогичных случаев, самым страшным из которых стала стрельба в колледже Керчи. Чтобы побороть такие ЧП, нужно начать с учителей, уверена детский и подростковый психолог, гештальт-терапевт Анфиса Калистратова. — Едва ли не каждый месяц мы узнаем о том, что в школе подростки нападают на одноклассников, учителей либо угрожают им расправой. Почему это стало происходить настолько часто? — Основной фактор — это то, что образование, особенно школьное, сейчас находится в кризисе. Школа не занимается тем, чем должна заниматься: не только обучать, но и формировать личность ребенка. Это происходит по нескольким причинам. Во-первых, профессия педагога сейчас не престижна, она потеряла свою ценность. Многие способные молодые люди, которые могли бы работать в школе, туда не идут. Они предпочитают заниматься любимым делом другими способами: например, создают каналы на YouTube, где можно в доступной и понятной форме давать детям знания. Они не хотят сталкиваться со школьной системой. Во-вторых, сама система ставит педагога в достаточно жесткие условия, административной работы в современной школе больше, чем учебной. Между тем после 20 лет работы учитель находится в зоне риска. Психологическая работа по устранению эмоционального выгорания у педагогов должна вестись непосредственно в школе, но часто этого не происходит. И мало кто из учителей занимается этим самостоятельно. Поэтому происходит профессиональная деформация: хочет этого учитель или нет, но он начинает вести себя неадекватно. Например, нормой становится ударить ребенка, унизить словесно. Из-за этой нездоровой атмосферы в школах дети и живут в постоянном стрессе, борются за выживание и, в конечном счете, просто не выдерживают. Все мы знаем, что подростковый возраст сам по себе очень непростой. Если к 12-13 годам у ребенка нет самоконтроля, в ответ на происходящее у него вырабатываются сильные эмоции, желание отомстить. — Вы говорите об агрессии со стороны учителей, но часто основной причиной подобных происшествий называют буллинг со стороны одноклассников. Так ли это? Почему дети ведут себя таким образом по отношению к сверстникам, и можно ли хотя бы частично свести это явление к минимуму? — Буллинг играет свою роль, но это тоже прямое следствие школьных взаимоотношений между детьми и взрослыми. Есть преподаватель, который эмоционально управляет классом, и он выделяет для себя группы: нейтральную, любимчиков и изгоев. Последние регулярно принижаются учителем, дети на них начинают реагировать точно так же, как и взрослые. Это касается младшего и среднего звена. В старших классах на этой почве вырастают обособленные группы, которые стремятся утвердиться, начинается более агрессивное противостояние. Чтобы свести такие явления к минимуму, нужны, в первую очередь, адекватные педагоги. Кроме того, разделение их по полу должно быть 50 на 50, а не так, как сейчас, когда абсолютное большинство педагогов — женщины. И, конечно, обязателен запрос на перемены от родителей, именно они, в первую очередь, должны этого захотеть. — На ком больше ответственности лежит за подобные ситуации: на школе или на родителях? — Ответственность нельзя делить, нельзя сказать, кто больше виноват. У родителей она всегда есть — по крайней мере до тех пор, пока ребенку не исполнится 18. Школа — это то место, которому родитель доверяет своего ребенка. И тут возникает вопрос: насколько способны педагоги, которым вы вручаете свое чадо, выполнять свои функции. Родители к тому же всегда боятся, как бы чего не вышло, не могут подойти со своим возмущением и вопросами к администрации, очень многие в себя не верят. Многие родители и к буллингу относятся спокойно: говорят, всех в школе били, просто надо защищаться. Поход же к психологу зачастую расценивается так, будто ребенок —серьезно болен или наркоман. Когда родители хотят помощи, они предпочитают ее получать конфиденциально. В целом психологические проблемы в нашем обществе не принято обсуждать, не принято обращаться к специалистам. Всем хочется сделать вид, что все хорошо. — Хотелось бы затронуть отдельно тему психологической помощи. Психологи есть в каждой школе сейчас, их работа, на ваш взгляд, эффективна? — Функционал психологов в нашей школе прописан очень хорошо: есть программы для работы с младшими классами, со средним и старшим звеном, с педагогами, административным аппаратом, то есть директорами, завучами, и отдельно с родителями. Но по факту эта работа не выполняется и происходит это по двум причинам. В первом случае в школе работает просто неквалифицированный человек, который параллельно занимает должности, например, социального педагога и учителя по географии. К своей работе как психолога он относится очень поверхностно. Во втором случае на должности может работать реальный профессионал — с хорошей диагностической базой и практическими умениями, который может вести и индивидуальную, и групповую работу. Здесь очень многое зависит от директора: есть примеры таких школ, где работают отличные специалисты. Однако возникает другая проблема, и заключается она в том, что одного человека на школу из условно 800-1000 детей недостаточно. Он может работать с утра до поздней ночи пять дней в неделю, но весь необходимый объем работы у него выполнить не получится. На такую школу нужно как минимум три профессиональных психолога: тут будут уже все виды работы — индивидуальная, групповая, различные исследования — и с ребятами, и с персоналом, и с родителями. — Если абстрагироваться от проблем в наших школах, можно ли как-то заранее работать с ребенком на предупреждение подобных происшествий? Вы упомянули самоконтроль, как развивать его в ребенке? — Когда ребенок еще маленький, очень хорошо помогают нейропсихологи, которые работают с сенсорной интеграцией [процесс, когда нервная система получает, обрабатывает и объединяет информацию от всех органов чувств, из внешней и внутренней среды]. Они могут подсказать, как восстанавливать равновесие нервной системы и работы мозга. Заниматься выработкой самоконтроля и стабильности психики нужно как можно раньше — примерно с трех лет. Что касается подростков, то здесь может выручить только спорт. Причем спорт экстремальный: например, батуты, трюковые велосипеды или самокаты, даже те же гироскутеры. Но это должно быть не просто мимолетное увлечение, а именно настоящий спорт, с потом и кровью. — Как вы считаете, какое отношение в обществе и у детей, в частности, должно быть к оружию? — В отношениях с оружием должна быть особая культура. Нет ничего плохого в том, если ребенок, например, учится стрелять из лука. Здесь нужно правильно задавать тон: ставить правильные вопросы ценности жизни, как своей, так и других людей. Ведь те дети, которые приходят в школу убивать, они не только находятся на грани нервного срыва, но и, в принципе, не жалеют ни своей жизни, ни чужой, это уже катастрофа. — Расскажите, пожалуйста, какие дети находятся в группе риска? — В группу риска входят все изгои либо просто тихони. Обычно в классе это один-два человека, если их даже изъять из класса и начать работать, появятся новые, потому что система так устроена, что сама их создает. В основном, это, конечно, мальчики, потому что уровень агрессии у них традиционно выше. Но не нужно прямо сейчас начинать охоту на ведьм: надо учитывать, что приходят к такому состоянию ребята не сами, они просто подчиняются тем правилам, которые есть в школе. Если эти правила непонятные и жесткие, то включаются все природные резервы, возникает вопрос жизни и смерти — что мы и имеем по факту в случае с трагическими случаями в школах. — Как понять, что ребенок — изгой, если он сам ничего не рассказывает? И вообще, какие есть признаки того, что он уже на грани срыва, как это узнать родителям? — Если он ничего не рассказывает — это уже первый признак. Хотя такого практически не бывает: дети так или иначе приходят со своими проблемами к учителям, школьным психологам, родителям. Те родители, которые чутко относятся к своему ребенку, в любом случае заметят изменения в его эмоциональном состоянии. В целом, к признакам можно отнести падение настроения, раздражительность и чувствительность, плаксивость. Стоит обратить внимание, если ребенок плохо встает по утрам, у него повышается или, напротив, понижается аппетит, появляется нездоровая тяга к компьютерным играм, стремление выйти из реальности. Если ребенок утром встает и заявляет, что не хочет идти в школу, это тоже сигнал и не нужно реагировать на это категорично: все равно пойдешь. Нужно спросить: почему, что случилось? «Все надоело», «Хочу уйти» — такие фразы однозначно дают повод начать разбираться в ситуации, задавать вопросы. Если даже правды в том, что расскажет ребенок, будет только половина, его все равно нужно выслушать, отнестись к его словам с доверием.