В Свердловском областном суде продолжается процесс по делу об убийстве пенсионерки Ольги Ледовской. На скамье подсудимых — организатор преступления Олег Кинев, экс-депутат городской думы Екатеринбурга, получивший мандат товарища по партии, Евгения Ройзмана. И два исполнителя — Алексей Худоногов и Андрей Гусев. Показания уже дал мэр Екатеринбурга Евгений Ройзман. Сегодня суд продолжит заслушивать показания свидетелей. Среди них — помощник главы города Степан Чигинцев, который увозил старушку Ледовскую домой после приемов у Ройзмана. И Георгий Бурмистров, занимавший пост руководителя аппарата городской Думы в то время, когда пенсионерка еще была жива и просила помощи у мэра. О том, какую роль сыграла городская Дума Екатеринбурга и ее председатель, шла речь на судебном заседании в минувшую среду. Зам генпрокурора по УрФО Юрий Пономарев, допрашивая Евгения Ройзмана, неоднократно обращал внимание на преступное бездействие мэра. А по окончании заседания заявил: «Хотелось, чтобы такая ситуация в дальнейшем не повторялась: когда люди ищут защиты у власти и оказываются убитыми. Граждане должны находить помощь и поддержку, к каким бы должностным лицам они ни обращались. И чтобы всегда и везде с ними обходились по закону». «URA.Ru» напоминает читателям, какие претензии высказывал Юрий Пономарев Евгению Ройзману, публикуя наиболее яркие фрагменты допроса. Характеристика, которую Евгений Ройзман дал Олегу Киневу, и история появления последнего в составе гордумы Екатеринбурга: «Значит, я считал раньше, что знаю Кинева, но сейчас стали разбираться, смотреть… Знаю года с 2006-го. Время от времени в чем-то помогал. Познакомил меня с ним Семен Спектор, то есть более серьезной рекомендации для наших краев не существует. В те годы Кинев был совершенно простой парень, отзывчивый, который помогал всем, кто к нему обращался. И мы столкнулись с ним позднее. Мы с ним осуществляли одну очень серьезную идею с губернатором Свердловской области Мишариным — по строительству в Верх-Нейвинске хосписа. И Кинев попал в очень серьезную ситуацию, считаю, что политическую. Его уволили, отстранили от работы, а он к тому времени уже переехал в Верх-Нейвинск. У него жилья не было. И поэтому, когда были были выиграны выборы в городскую Думу, было несколько мест. Советовались между собой, думали, кого завести, и пришли к выводу, что Кинев — врач. И приняли такое коллегиальное решение — завести Кинева. Но я с ним об этом сам не разговаривал. Он узнал об этом не от меня». История пенсионерки Ольги Ледовской, рассказанная Ройзманом: «Ко мне пришла пожилая женщина. Вообще на приеме поток — 60-90 человек, бывает до ста. Пришла женщина. В общей очереди я не мог ее вспомнить. Но она мне сказала: „Женя, ты когда-то очень сильно мне помог. У меня вот такая ситуация“. Говорит: „Я хочу отдать свою квартиру городу, но я хочу в дом ветеранов. Я уже так больше жить не могу“. Я ей говорю: „Ольга Михайловна, ну напишите обращение, заявление. Но я этим вопросом заниматься не могу. Не буду. А что у вас случилось?“. Кинев стоял вот с этой стороны, с краю, и что-то коснулось медицины. Я говорю: „Олег, может быть, сможешь чем-то помочь?“ Он сказал, что да, возьмет это на себя. И все. Она оставила мне обращение, и дальше они общались между собой. На самом деле я не знаю, сколько времени прошло. Она ко мне пришла. И говорит мне: „Женя, твой Кинев — мошенник!“ Я говорю: „Да ладно! Чего это он мошенник?“ — „Он мошенник, мне чего-то не нравится…“ Я говорю: „Что не нравится?“ — „Ну, вот что-то не нравится…“ Конкретики, по-моему, не было никакой. Мы с ней поговорили, она ушла, а я нашел Кинева. И говорю: „Олег, что за ситуация?“ Он говорит: „Слушай, не обращая внимания! Она сумасшедшая…“ И я говорю, что понял, все. И надо сказать одну вещь, что всегда есть какой-то процент людей, к которым просто надо осторожно относиться. Которые или жалуются на всех, или говорят, что их фээсбэшники через окно лучами поджаривают. Поэтому я всегда внимательно к этим вещам отношусь. Поскольку Олег — врач и не доверять ему никаких причин не было, то я все понял, он объяснил, что происходит. Прошло некоторое время, она пришла ко мне в кабинет. Поднялась ко мне в кабинет, поскольку ко мне каждый может зайти, кто хочет. Пришла ко мне в кабинет и говорит: „Женя, твой Кинев хочет у меня что-то оттягать. Мне не нравится“. Я говорю: „Ольга Михайловна, а что там за ситуация?“ Начинаю как-то вникать, разговаривать с ней. В это время заходит Кинев, увидел ее и с порога говорит: „Ольга Михайловна! Вот ты опять начинаешь! Тебе не стыдно?“ И они при мне прямо вот пособачились. Вот прямо разругались при мне, а потом помирились, обнялись и пошли. Прямо при мне. Потом Кинев увез ее домой, заходит ко мне и говорит: „Женя, не обращай внимания. Ну, обострение, бывает“. И я понимаю, что да, бывает. Ну что, как я могу ему не верить? Проходит какое-то время. Появляется она у меня снова. Думаю, что это был, наверное, апрель. И начала мне что-то про Кинева говорить. А я говорю: „Ольга Михайловна, давайте так: вы напишите заявление на него“. Она говорит: „Ну чего я буду на него писать?“. А я говорю: „Напишите на него заявление. Вот прямо в прокуратуру, и пусть прокуратура занимается“. И она мне говорит: „Женя, он у меня хочет оттяпать квартиру. Мне это не нравится“. Я говорю: „Как он хочет оттяпать квартиру?“ А, вспомнил. Она говорит: „Он у меня украл все документы на квартиру“. А я спрашиваю: „Как так украл?“ — „А вот так вот, украл. Разберись с ним!“ Ну, Ольга Михайловна такая женщина в возрасте была. Достаточно разумная, но подумать можно было все что угодно. Я Кинева к себе пригласил, уже достаточно жестко говорю: „Олег, что за история? Она говорит, что ты какие-то документы… Ты брал у нее?“ А он мне говорит: „Да у нее нет никакой квартиры. Она эту квартиру давным-давно переписала на мужа своей внучки. Переписала эту квартиру. И у нее квартиры-то никакой нет“. Я спрашиваю: „Ты откуда знаешь?“ Он говорит: „Ну, я знаю. Я же с ней общался. Нет никакой квартиры“. И все, я успокоился. Переписала — так переписала. Ко мне снова пришла Ледовская. С какими-то бумагами. Мы с ней сели, и она мне говорит: „Женя, вот ты, наверное, считаешь, что я сумасшедшая, ты мне не веришь“. А я говорю: „Ольга Михайловна, что случилось? Расскажите“. Она мне говорит: „Он же у меня оттяпал квартиру“. Я говорю: „А вы где живете?“ Она говорит: „В квартире живу“. Я говорю: „То есть никто ничего не забрал?“ Она говорит, что нет. И я очень осторожно с ней разговариваю, потому что я уже сам пытаюсь понять. А она с какими-то бумагами пришла, не помню, с какими. Мы с ней разговаривали долго. Потом я говорю: „Ольга Михайловна, давайте так. Я вот сейчас приглашу водителя и езжайте в прокуратуру. Вот просто расскажете все, как есть. Я сопроводительное письмо свое напишу“. А она говорит: „Да я не поеду никуда! Разберись с ним сам“. И я позвонил Киневу и говорю: „Олег, мне не нравится эта история. Надо из нее как-то выходить, заканчивать и разбираться, потому что история очень мутная и некрасивая“ А он мне по телефону: „Нет-нет, там все чисто!“ И я спрашиваю: „Что значит — чисто? Ты есть в этой истории?“ Он говорит: „Юридически нет“. Я ему говорю: „Я ее отправляю в прокуратуру“. А он говорит: „Нет-нет, не надо в прокуратуру, там, на самом деле все нормально“. Я попросил: „Телефон мне оставьте ваш“. Она мне оставила свой телефон на желтой бумажечке, и я ее вот так вот положил». Евгений Ройзман узнал о судьбе квартиры Ледовской: «Туда съездил Степан Чиганцев, мой помощник, и сказал, что никто не отвечает. Меня это не удовлетворило. Поехал юрист, поговорил с консьержем, расспросил людей. Приехал и говорит: „Там ситуация следующая. Там живут какие-то нерусские, делают ремонт. То ли таджики, то ли киргизы. Ее не видели давно. И консьерж говорит, что когда-то приходил Кинев“. Все. У меня сразу же звоночек в голове. Я говорю: „Есть какие-то базы? Давайте посмотрим“. Посмотрели адрес на Крестинского. Эта квартира записана на какого-то Чувакова, переписана на него. Причем я, как только это увидел… А, нет, я Кинева еще раньше спрашивал про Чувакова. Посмотрел, что ага, Чуваков. И посмотрел, что на этого же Чувакова еще то ли семь, то ли восемь квартир записано. И все. В этот момент у меня появилась тревога и, прямо скажем, страх. Но у меня не было мысли вообще, что с Ледовской что-то случилось. Я на самом деле боялся одного. Я думал, что он ее куда-то спрятал в хосписе. Потому что на тот момент он был руководителем областной службы хосписа. Ну что, я все подбил, подумал. Пошел в ФСБ. Показал все документы, говорю: „Мне не нравится ситуация, я думаю, что он ее куда-то увез и спрятал“. Рассказал все как есть. И мне фээсбэшники говорят: „Приглашай к себе начальника городской полиции, все материалы выкладывай, мы со своей стороны тоже все поддержим“. Это было 14 или 15 июля. Ну и все. 18-го числа Кинева уже задержали. Вот такая картина, как я ее увидел, как для меня эта история началась». Юрий Пономерев выясняет полномочия Розймана. Ройзман: Она выглядит достаточно пожилой и нездоровой женщиной. Пономарев: А это входит в круг ваших полномочий? Решать — направлять ее или не направлять? Ройзман: А я ее и не направлял никуда. Я ее не мог никуда направить. Я мог бы попробовать ей помочь, если бы она меня попросила, как-то попытаться. Но вот только по медицине было проще через Кинева. Люди с самыми разными вопросами идут. Квартирой Кинев вообще никак не занимался. История с квартирой официально закончилась сразу же. У нее было обращение, в карточке было написано, эта карточка есть в материалах дела с самого начала. Я не люблю такими вещами заниматься и просто близко к ней не стоял. Поэтому я отправил по компетенции. Пономарев: Куда по компетенции? Ройзман: Якобу, главе администрации Екатеринбурга. Пономарев: Что отправили? Ройзман: Обращение. Это официальное обращение, и ответ на него в материалах дела имеется. Пономарев: А почему вы тогда Кинева пригласили? Ройзман: Кинева я не приглашал. Он сидел со мной рядом на приеме, как председатель комиссии по здравоохранению. Я ее спросил: «А что у вас?» Она говорит, что у нее по медицине какой-то вопрос. И все — Кинев сказал: «Я посмотрю и решу, если что». И вся история. Смотрите. Пожилая женщина. Не очень опрятная. Действительно, такая очень цепкая в разговоре, жестковатая. Но в то же время теряет нить, уходит на что-то другое постоянно. Есть. Было. Оставляла она такое ощущение, и человеческое, и душевное нестроения какого-то. Это было. То есть в этом плане не верить Киневу не было никаких оснований. Но у нас не стало с какого-то момента доверительных отношений. Пономарев: С какого? Ройзман: Сейчас, Юрий Александрович, я вам объясню. Кинева где-то в октябре пригласили к губернатору Свердловской области. Пригласили к губернатору Свердловской области и стали с ним вести какие-то переговоры. Он мне про эти переговоры сказал. Ему предложили возглавить. Сначала как-то прощупывали, насколько у него прочные позиции, он ходил туда не раз, и в конце концов ему предложили возглавить областную службу хосписа, и он бывал у губернатора все чаще. И в конце он полностью ушел туда на работу. Ну, и я имел до какого-то момента на него влияние. Я мог ему что-то только сказать, он меня услышал бы. Пономарев: Евгений Вадимович, до какого? Ройзман: Я думаю, что где-то до апреля. Да, где-то с апреля он стал дистанцироваться, у него появились другие друзья, он ушел туда на работу. Я думаю, что этот момент отражен в материалах дела, с какого момента он работал уже у губернатора. Пономарев: А что, это как-то влияет на дело сегодняшнего рассмотрения? Ройзман: Да, конечно, это влияет. Потому что до какого-то момента я имел на него влияние, он бы побоялся сделать что-то такое, что его в моих глазах как-то бы унизило, еще что-то. А там ему каждый день говорили: «Да ты чего? Ройзмана завтра посадят! Давай с нами!» Потом это стало влиять на голосование, стало заметно по голосованию, и вообще, на мой взгляд, с ним что-то произошло. Потому что это произошло с весны. Он стал все время врать. Врать на каждом шагу, постоянно. То есть с ним что-то происходило. Может быть, это то, что власть вот так вот обрушилась, что появились такие возможности. Что у него только что все отнимали и затаптывали, и вдруг вот так вот. Что-то произошло — совершенно точно. И мы, кстати, в последний раз с ним виделись на каком-то голосовании. Гособвинитель Анастасия Мануйлова: А как так случилось, что в тот день вместо того, чтобы отправить женщину, которая нуждается в помощи, в то место, где ей реально могут помочь, то есть в какие-то правоохранительные органы, вы ее отправляете домой, где она была убита? Ройзман: Послушайте, я вам про прокуратуру скажу. У меня в истории много положительных ответов на мои обращения в прокуратуру. Пономарев: Отправили бы в ФСБ, отправили бы в полицию… Ройзман: Юрий Александрович, мне тут есть что ответить. Дело по ней было возбуждено давно. Если бы какие-то действия по ней проводились, ее бы никто не убил. Просто хотя бы для субординации вызвали Кинева. Она 10 мая написала заявление, и что-то ни одного движения не было. Так-то она жива была бы, если бы кто-то работал. Я ситуацию знаю хорошо. Телефонный разговор Ройзмана и Кинева Мужчина 1 — предположительно, Кинев Олег Юрьевич, мужчина 2 — предположительно, Ройзман Евгений Вадимович. Мужчина 1, Кинев: Да, Жень, ты звонил? Мужчина 2, Ройзман: Да. Ну, сидит у меня тетушка в приемной. Ну че, куда ее деть? Кинев: Я че сделаю сейчас? Ройзман: Давай я ее отправлю в прокуратуру. Я позвоню? Кинев: Зачем? Не надо туда отправлять, Жень! Там просто человек сказал. Вы чего, говорит, маетесь? Я потом все покажу и вас опозорю, говорит. Ройзман: Послушай… Кинев: Подожди, Жень, я же Андрею звонил. Завтра приезжает родственник, с Андреем связывался. Ройзман: Смотри, она у меня сидит в приемной. Ну, она у меня сидит в приемной, и я не знаю, о чем с ней разговаривать. Кинев: Скажи: завтра к ней приедут, завтра он приезжает, этот, на которого она оформлена. Завтра он приедет, это вполне серьезно. Ройзман: Ты сейчас где находишься? Кинев: В минздраве. Не надо там никакой прокуратуры. Дело в том, что сейчас вот Андрей поговорит с родственником. А потом уже будет принимать решение. Вы же с ним так договорились? Ройзман: Олег… Кинев: Да? Ройзман: Ты понимаешь, это уже немножко не та ситуация. Это ситуация, которую нужно разрешить здесь и сейчас. Она будет тебе стоить карьеры и всего остального. Кинев: Женя, я все понимаю. Я-то вообще какое к этому отношение имею? Она там начнет сейчас везде трепать, будет фигурировать эта фамилия. Андрей с родственником поговорит, и они сами все решат, все вопросы полностью. Я-то тут вообще не фигурирую никак, понимаешь? Да, я там помогал ей, не больше. Все. Ройзман: Пускай идет домой. Завтра к ней приедут. Кинев: Я все понимаю, я-то сейчас что должен сделать? Ройзман: Ты? Э, ну ты должен полностью этот вопрос решить. Кинев: Я его решу завтра. Я тебе говорю: я вызвоню родственника, он завтра приезжает, завтра к ней придут. Он говорит: «Я готов эту сделку отменить, отказаться. Лишь бы там ничего не трепалось, вот и все. Все вопросы». Завтра этот вопрос будет закрыт полностью, под ключ. Ройзман: Э… Я считаю… Кинев: Вполне серьезно. Ройзман: Я считаю, что тебе имеет смысл сейчас приехать. Кинев: Жень, я сейчас в минздраве. У меня штатное расписание горит. Ройзман: Э, ну ты пойми ситуацию, что она тебе может больше не понадобиться. То есть я уже умею оценивать эти вещи и понимать. Кинев: Я все понимаю. Я сейчас что? Вот я приеду — и что сейчас будет? Ройзман: Ну вот она сидит сейчас здесь, в приемной. Сказать мне что-либо ей? То есть ну мне ей сказать нечего. Но по логике мне ее надо отправлять в прокуратуру и сказать: «Чего вы ко мне пришли? Вон, идите в прокуратуру и т. д.». Кинев: Вот, Жень, давай мы оставим ситуацию до завтра, а завтра я, если что-то не так, я сам с ней пойду в прокуратуру. Потому что я тут не при делах совершенно. Никак. Завтра этот вопрос будет закрыт полностью. Она больше не придет, потому что родственница, раз темы такие, начинается эта фигня, я, говорит, отказываюсь, пусть с этой квартирой что хочет, то и делает. Она от Андрея только пришла. Вот в прошлый раз, когда ты звонил мне, вот и сразу же пошла квартиру продавать свою. Ройзман: Ладно. Вопросы, которые возникли у Юрия Пономарева после того, как было обнародовано содержание телефонного разговора. Пономарев: Евгений Вадимович, вы прослушали часть вашего звонка. Еще раз хочу уточнить, что этот звонок был 22 мая, в 10-12 местного времени. Что значит ваша реплика: «Ты должен полностью решить этот вопрос»? Вы здесь говорили, что вы не знали про квартиру. Оказывается, судя по этому, вы все прекрасно знали и располагали этими данными? Ройзман: Данными я располагал. Какими, я вам сейчас сказал. Пономарев: Евгений Вадимович, я спрашиваю… секунду. Я спрашиваю конкретно, пока про Чувакова не спрашиваю. Я хочу вас спросить, что значит ваши реплики: «Что я должен сделать? — Ты? Ты должен полностью этот вопрос решить!» Это раз. Это ваша реплика. «Она сидит в приемной. Сказать что-либо мне нечего. По логике я должен отправить ее в прокуратуру». Речи о том, что вы предлагали ей поехать в прокуратуру, здесь вообще нет. Как вы можете? Вы здесь сейчас говорили долго и упорно, что вы предлагали, машину давали. Но оказывается, вы не собирались ей предлагать? Ройзман: Юрий Александрович, не так! В материалах дела есть несколько показателей свидетелей, когда я предлагал ей поехать в прокуратуру. Из контекста выдергивать нельзя. Давайте тогда полностью смотреть. Есть показания свидетеля Тепловой, свидетеля Чиганцева, есть показания водителя. Я при них ей предлагал ехать в прокуратуру. Она не поехала в прокуратуру. Кинева я звал, чтобы он приехал. Я хотел их посадить вот так, чтобы увидеть между собой, что он ей будет говорить. И как выглядит эта ситуация в действительности. Потому что до конца в то, что он мог отнять квартиру у бабушки, я поверить не мог. У меня уже были подозрения, что он что-то знает… Пономарев: Вы это уже говорили. Реплика Кинева: «Завтра этот вопрос будет закрыт полностью. Она больше не придет». Ваш ответ: «Ладно». Что вы подразумевали, когда вы дали согласие «Ладно»? Ройзман: Я положил трубку. Потому что меня в принципе это не устраивает. Пономарев: Ну как же? Вы сказали «ладно». Ройзман: Я сказал «ладно» и положил трубку. Потому что тогда надо слушать, что и с какой интонацией было сказано. Пономарев: Но здесь же Кинев говорит, Евгений Вадимович: «Она вот только пришла в прошлый раз, когда ты звонил мне, и сразу же пошла квартиру продавать свою». Вы мне говорили и здесь говорите суду и нам, присутствующим, что вообще про квартиру ничего не знали. Ройзман: Подождите, я такого не говорил, что я ничего не знал про квартиру. Пономарев: Вы как бы только занимались ее медицинскими… Ройзман: Есть же разговор, и все показания, которые я сейчас давал. Когда она ко мне приходила, она об этом говорила! И она мне в последний раз сказала. Что этот мошенник Кинев хочет у неё квартиру отнять. Пономарев: Когда это было? Ройзман: Это была ситуация в апреле. Пономарев: А я вам зачитываю 22 мая, Евгений Вадимович. Ройзман: А 22 мая у вас лежит протокол. Это у нас был отдельный с ней разговор, когда она ко мне пришла с документами. Пономарев: Евгений Вадимович, это не отдельный разговор. Это ваш разговор с Киневым. Ройзман: Конечно. Пономарев: Не надо о Ледовской. Речь идет о вашем разговоре с Киневым. Ройзман: И давайте тогда о разговоре с Киневым. Пономарев: Об этом мы с вами и говорим. И я хотел от вас услышать: когда вы говорите фразу «реши этот вопрос немедленно», слышите «будет решен, больше она не придет» и говорите «ладно». Я вот это хотел понять. Вы — глава города. Что значит, когда глава города говорит, что «ладно». Ройзман: Подождите. Перед этим говорит Кинев, что приезжают ее родственники. Вот ровно перед этим он говорит. И без этих ответов Кинева нельзя выдергивать из контекста. Если я ему говорю «реши это», то я ему не говорю, что «бабушку убей». Пономарев: Я вам это не ставлю в вину. Вы почему сразу передергиваете? Ройзман: Потому что я знаю и вижу, что вы говорите. Пономарев: Секунду. Не надо, Евгений Вадимович, передергивать! Ройзман: Тогда не выдергивайте из контекста! Пономарев: Не надо меня учить. Вы стоите, а я тут сижу, понимаете? Поэтому стойте и отвечайте на этот вопрос. Вопрос я вам задал, ответа не услышал. Ройзман: Нет, задайте мне еще раз вопрос. Пономарев: Я вам пять раз задал вопрос. Что значит: «Она больше не придет» — и вы согласились («ладно»)? Ройзман: Я положил трубку. И он сказал, что приезжают ее родственники перед этим. Если вы прочитаете, там эти показания есть. Он сказал, что приезжают ее родственники, и он с ней собирается идти к юристу. Там же это есть? Вы только что это зачитывали. Пономарев: «Она сидит здесь, в приемной. Сказать что-либо мне ей нечего». Ройзман: А мне нечего ей было сказать. Пономарев: «По логике, мне ее надо отправлять в прокуратуру… И сказать, что вы ко мне пришли, идите в прокуратуру и т. д.» Ройзман: Я ей так и сказал. Пономарев: Это вы пока Киневу говорили. Подсудимый говорит: «Давай мы оставим эту ситуацию до завтра. А завтра я, если что-то не так, сам с ней пойду в прокуратуру. Потому что я тут не при делах совершенно. Никак. Завтра этот вопрос будет закрыт полностью. Она больше не придет. Потому что родственник сказал, что, раз начинается такая фигня, он отказывается от этой квартиры. Пусть она с этой квартирой что хочет, то и делает. Она вот только пришла в прошлый раз, когда ты звонил мне, сразу же пошла квартиру продавать свою». — «Ладно». Ройзман: Вот, только что он мне сказал, вы сейчас зачитали, как это выглядит в его версии. Он сказал, что приезжает родственник, что человек, который вот этот вот, муж ее внучки, готов все это расторгнуть и вернуть на место. И в принципе он меня достаточно успокоил. Мне не нравилась эта ситуация, но он успокоил. И я ему в этой ситуации не мог не верить. Но мне не нравилась ситуация. Заседание по делу Кинева продолжится сегодня, 16 ноября, в 10.30.