Ценностью и гордостью Екатеринбурга, его принципиальным отличием от соседних региональных столиц считается развитое гражданское общество, активный средний класс. Понять его настроение, тренды по лентам новостей невозможно. Поэтому каждый год в январские каникулы «URA.RU» просит одного из opinion leader этой среды, владельца агентства NEWTON и популярного клуба «Ever Jazz» Алексея Глазырина рассказать, что происходит в этой деятельной и пассионарной среде, как лучшие люди Екатеринбурга оценивают то, что пока в публичном пространстве оценено только широкими народными массами. И каждый раз разговор уходит далеко за рамки очерченных тем. Эта беседа не стала исключением. — Если смотреть на информационную картину региона, что первые за 14 лет выборы губернатора Свердловской области были одной из ключевых тем года. — Не соглашусь, в топе межличностной повестки дня они не находились. В этом году номинантов на «Человека года» «Делового квартала» и на премию «Собаки» обсуждали более живо. Например, спорили про победу Вениамина Элинсона в номинации «Литература». С выборами губернатора были связаны несколько заметных моментов. Например, очевидными стали изменения в статусе [политолога, депутата гордумы Екатеринбурга и кандидата в губернаторы] Константина Киселёва, который из политконсалтера всё больше превращается в политика, в том числе задающего дискуссионные рамки. Вторая история заметно прозвучала не в политическом, а гражданском смысле — это Комитет городского пруда. Согласись, впервые в городе частная инициатива привела к тому, что руководители, называвшие своих оппонентов «общественными террористами», потом публично поменяли свое мнение. И я восхищен тем, что довольно молодые парни напугали власть и заставили всех прислушаться. Сразу после объявления итогов выборов было объявлено, что храм Святой Екатерины, проект которого критиковал Комитет, будет перенесен на новую площадку. — Как я понимаю, будет новый проект. — Протестовали не против храма, а против места его строительства. Но и сейчас среди активистов Комитета есть недовольство тем, что строительство будет на берегу пруда. На мой взгляд, дискуссия не закончена. — Городским событием года можно назвать и срыв транспортной реформы. Это тоже пример гражданского протеста? — На мой взгляд, это совсем другое. Так проявился страх перед будущим, нежелание значительной части общества что-то менять. С другой стороны, инициаторы самой реформы испугались массового возмущения. Эта история не может сравниваться с позитивным посылом Комитета городского пруда. — Следующим в списке заметных событий 2017-го у меня стоит очередная подача заявки Екатеринбурга на проведение Экспо 2025. Есть ли вера в неё? — Есть ли эта тема в повестке дня? Пока нет. Да и я не очень верю в то, что выставочный конгресс даст добро на проведение ЭКСПО здесь, тем более в 2025 году, когда президентом России будет уже не Путин. Но лично мне интересно поговорить про будущее — про то, каким будет город, общество, куда движется человеческая цивилизация. — В федеральной повестке Екатеринбург прозвучал как город, где фанатик въехал на машине в кинотеатр, протестуя против фильма «Матильда». — Внутри городской тусовки этот инцидент обсуждался как проявление возможного общественного терроризма, беспорядков, погромов. Это вызвало очередной виток настороженности. Сейчас слишком много говорят о возможности беспорядков в стране. В конечном итоге нам рассказали про сумасшедшего, но мы же здесь живем, и представляем, что такое «Космос»: отдельно стоящее здание в самом центре города, хорошо охраняемое во время проведения кинофестиваля, недавно отремонтированное. И любой безумец, оказывается, может вытворить что-то в этом духе? — Про «Матильду» спорили? — Конечно, но больше не о самом фильме, его как раз многие считают неудачным. Говорили про гражданское общество, о котором все мечтают. Ведь оно зиждется на толерантности к различным идеологическим проявлениям. Толерантное общество — это общество «тысячи Поклонских». Каждый имеет право на свою точку зрения и должен иметь возможность ее высказывать. К сожалению, мы склонны делить мир на черное и белое, склонны к поляризации мнений и противостоянию. Мы же не только имеем свою точку зрения, мы не позволяем другим иметь отличное от нашего мнение. Этот полугодовой спор, дурацкий конфликт проявил отсутствие готовности к цивилизованной дискуссии и к анализу собственных ценностей, на основании которых мы строим свою жизнь, своё будущее. Мы готовы ухватиться за заголовок, нежели здраво рассуждать о том, что происходит. — Алексей Владимирович, год назад мы с вами расставались радостные, что появилось новое поколение, которое обязательно поменяет наш город. Прошедший год оправдывает эти ожидания? — Для меня, безусловно. Если не ходить в старческие заведения с заоблачными ценниками и привычками конца XX века, то видишь молодежь, которая сильно отличается и от моего поколения, и от твоего. Их заметно на концертах. В этом году прошла биеннале современного искусства, и пока выставка еще не открылась, летом экспериментально мы устроили «Двор биеннале». Здесь активно тусовались преимущественно очень молодые люди. Эта молодежь отличается не только возрастом, но и образом жизни. Эти люди уже воспринимают культурную жизнь, свободу вне работы, как главную часть своей жизни. Для них работа не является главным маркером. Да и сам образ мыслей у них совсем другой, иное восприятие действительности, иной способ рефлексии. — Можно сколько угодно рассуждать про новое и свободное, но в основе всего — экономика. Можно мечтать о новой жизни, но для меня показатель их выживаемости: если открылось кафе для них — и оно не прогорело, а выжило. Мы с вами в таком уголке Екатеринбурга, где таких кафе много. Их выживаемость — подтверждение того, что у этого поколения есть деньги и следственно их образ жизни жизнеспособен? — Мы привыкли, что в основе экономики нефтяные вышки или металлургические заводы. Какому-то количеству людей удалось их приватизировать, с них они получают кучу бабла, содержат свои семьи, каждый — по три любовницы, и своими деньгами поддерживают непроизводственную сферу. Приехал олигарх, оставил миллион в ресторане — и ресторану хорошо, он потом месяц может работать «на воздух». Сейчас меняется структура экономики, деньги начинают распределяться. Условно, людей, у которых есть миллионы, становится меньше, но значительно больше людей, у которых есть сто тысяч. Оговорюсь, что я знаю, сколько людей живет за гранью бедности. Но тенденция к выравниванию доходов большинства налицо. И это меняет потребление. У ребят, которых мы обсуждаем, появляются какие-то деньги. Они не оставят в ресторане миллион, но готовы ходить периодически и отдавать по чуть-чуть. Это меняет концепцию сервиса. Рестораторы вынуждены к каждому относиться с уважением, сервис становится поточным. Это и есть практические изменения. — Много ли таких деятельных молодых свердловчан? — Никто не отменял социального расслоения. Гопников в городе по-прежнему большинство. Когда мы говорим, что деятельных людей становится больше, мы все равно описываем пока меньшую часть общества. Но растущую. По моим оценкам, где-то от 15 до 20 процентов. Раньше невозможно было представить такого количества летних фестивалей, какое прошло в Екатеринбурге в минувшем году. Буквально каждые выходные — гастрономический фестиваль: «О, да! Еда!», «Фестиваль барбекю», «Гастроном», все не упомнишь. И ведь на каждом очень много людей, и семейных, и молодежи. Плюс огромное количество музыкальных событий. Число желающих побывать (и потратить деньги) на этих фестивалях только растет. — Посещаемость биеннале 2017 года и посещаемость 2015 года не указывает на рост аудитории, про которую вы говорите. — Давай о другом, давай посмотрим на аудиторию джаз-клуба. Когда мы его организовали почти восемь лет назад, у нас публики хватало на один концерт в неделю. Потом мы перешли на два концерта в неделю. Сейчас публики, готовой пойти на джазовый концерт, хватает не просто на семь дней в неделю, в пятницу и субботу по два концерта, даже во вторник и среду по два мероприятия. — Не значит ли это, что в городе появилось n-ое количество гетто для продвинутой молодежи? — Нельзя мерить городскую среду исключительно через существование Ельцин Центра и биеннале. Места креативной активности растут в геометрической прогрессии, город меняется на глазах. Екатеринбургский музей изобразительных искусств существует сто лет, но такой явки на его мероприятия, как в последние 2-3 года, не было никогда. Он превратился из маргинального в музей вау-проектов. — Мы общаемся с вами не первый год, и до этого момента каждое интервью затрагивало тему настроенческого кризиса, появившегося из-за экономической турбулентности. — Сейчас нет кризиса, есть новый образ жизни. Жить стало не то чтобы легче, но переживать по этому поводу стали значительно меньше. Есть менеджеры больших корпораций, которые вынуждены впахивать, их не становится больше, потому что не увеличивается число больших корпораций. А вот количество девочек, которые делают торты и печенье в домашних условиях, год от года увеличивается. Более того, они претендуют на социальную значимость. — Насколько серьезно можно об этом говорить? — У нас во дворе клуба Ever Jazz постоянно появляются места креативной экономики: всегда есть какая-нибудь модная студия, коворкинг, музыкальные магазины, а недавно появилась студия, занимающаяся декоративным стеклом. У них проходят мастер-классы, детское обучение. В моем представлении так и выглядит креативная экономика: у людей есть возможность проявлять свои творческие способности, работать руками, сочетать интертеймент и обучение. — У меня сразу скепсис: не представляю эти бизнесы, как базу экономики города. — Ты мыслишь тем, что база города — металлургические предприятия, машиностроительные гиганты и т. д. Но акцент перемещается в другие проекты, которые рождаются, расцветают и потом на твоих глазах умирают. Даже в сфере традиционных производств требуются профессионалы в IT, программировании, обслуживании техники, а вовсе не в металлургии. Это приведет к тому, что, если раньше нужен был один Уралмаш и вокруг него все кормились, то теперь будет сотня таких предприятий, и мэрия будет иметь налоговую базу за их счет. — Готов ли город к этому? — А куда он денется? Он вынужден диверсифицироваться. Всё общество в последнее десятилетие двигается по пути стратификации. — На биеннале у меня был гид, и по вашей теории, это чувак, который за 20-25 тыс. рублей в месяц на основной работе приходит на биеннале и получает удовольствие. Но он не такой: он ищет и не может найти работу и не считает работой то, что он делает на биеннале. Все эти прекрасные «подснежники», которые вы описываете, я думаю, схлопнутся, потому что настоящая жизнь, стабильность — они в металлургии и нефтянке. — Безусловно, банки — кровеносная система экономики. Крупный бизнес и деньги, которые зарабатываются корпорациями, производящие оружие, добывающие алмазы, они несопоставимы с тем, что я описываю. Но через 30 лет количество занятых в металлургическом производстве, производстве оружия, мебели схлопнется, на огромном металлургическом предприятии вместо 30 тысяч человек будет работать три оператора. Чем будут заниматься другие 29997 человек? Государство их будет обеспечивать через очередные майские указы? То есть будет содержать толпу иждивенцев, которая от безделья будет готова выходить на улицы и громить всё, что ни попадя? Нет, дорогой. Им будет необходимо найти себе занятие, в рамках которого они смогут находить средства к существованию. А, во-вторых, они всё равно будут нуждаться в самореализации, потому что самореализация и обеспечение своего уровня жизни — это две базовых потребности современного человека. Ты никуда не денешься. Все эти базовые отрасли будут играть значительную роль в экономике. Я даже допускаю такую картинку, что они будут платить 90% налогов и жить на 10%, чтобы уплаченные налоги шли всем остальным, кто остался без работы, и, получая пособие, имел возможность самовыражаться. Я не могу тебе сказать, как это точно будет выглядеть, но могу точно сказать, что те тысячи человек, высвобождающиеся в ручном физическом труде, будут нуждаться в занятости. Они займутся современным искусством, жаркой картофеля, созданием собственных СМИ и блогов. Каждый из них никогда не будет сопоставим с любым гигантом промышленности, также как частный галерист никогда не станет Эрмитажем, но это будет форма занятости. Мы же охотно рассуждаем о том, что исчезнут традиционные рабочие профессии, будет массовая безработица, роботы нас заменят на механических операциях. Нам до последнего казалось, что это какое-то далекое будущее, что через 100 лет мы сдохнем, а оно случится. Мне кажется, мы рискуем это увидеть воочию. Редакция благодарит ресторан «Крабы, гады и вино» за разрешение провести фотосъемку во время обычного рабочего вечера, несмотря на неодобрительные взгляды других посетителей. Выбор заведения не был продиктован ничем, кроме редакционной концепции. Счет за ужин был оплачен редакцией.