В Екатеринбурге побывал руководитель питерской организации «Гуманитарное действие» Сергей Дугин — человек, которого считают экспертом №1 в России по работе с наркоманами. Он приезжал для участия в ток-шоу «Бай-бай-стигма» в Екатеринбурге, посвященном наркомании. Это болезнь? Как ее победить? Имеют ли наркоманы право на свой образ жизни? Нужно давать им метадон и держать в тюрьмах? И, главное, что делать, чтобы ребенок не стал наркоманом — в интервью для «URA.RU». — Вы стали равным консультантом (специалистом, который сопровождает наркомана во время реабилитации) еще в махровые 90-е годы. Равный консультант — это всегда бывший наркоман? — Необязательно. Это может быть человек, который просто в этой теме уже давно. — Нынешний руководитель знаменитого фонда «Город без наркотиков» Дюша Кабанов рассказывал, что он сидел на героине, потребляя крупные дозы, исчисляемые в граммах. А вы из бывших? Употребляли наркотики? — Нет. Травку когда-то курил, давно это было. У меня в 1995 году умерла жена, потреблявшая маковую соломку, и я начал работать в реабилитационном центре при храме. Потом окунулся в тему борьбы с ВИЧ-инфекцией, затем — в организации «Врачи мира» стал социальным работником. А потом мы открыли проект «Гуманитарное действие». — Чем занимаетесь?  — Работаем с теми, кто употребляет наркотики, кто занимается секс-работой с ВИЧ-положительными, а недавно запустили проект помощи маломобильным людям с ВИЧ — его ведет Маша Лапина (она приехала со мной в Екатеринбург). Грубо говоря, это паллиативная помощь ВИЧ-положительным на дому. А начинали мы с секс-работниц: в Питере, в некоторых местах, они тогда стояли у каждого столба по пять-шесть человек. Мы подъезжали к каждому столбу, и за смену, за 6-7 часов, у нас проходило человек 25 каждый день. И абсолютно все они были на героине. — Наркоманская тема стала сегодня одной из самых обсуждаемых в обществе. Недавно волна дискуссий поднялась после того, как замначальника ФСИН высказался в позитивном ключе о метадоне. Это было удивительно: в России заместительной терапии нет и, видимо, пока не будет — в отличие от западных стран. Правда ли, что в Англии вместо метадона уже дают чистый героин? — Не знаю про Великобританию, а в Дании — да. — Екатеринбургские наркологи всегда говорили: метадон — это плохо, с ним наркоман превращается в «овощ», это «тлетворное влияние Запада», нам это не подходит. Почему вдруг силовик заявил про метадон? Это осечка системы или начинает прорываться что-то здравое? — Истины мы не узнаем, но одна из версий, которую мне озвучили люди из исправительной системы такова: перенасыщение учреждений наркозависимыми уже такое, что с этим надо что-то делать. — Я слышал цифру, что до 80% находящихся в местах лишения свободы — это наркоманы. Недаром 228-ю статью Уголовного кодекса называют народной. — Думаю, что это близко к истине: действительно очень много людей сидят по этой статье. — «Репрессивная наркополитика» критикуется не зря? — Если посмотреть, сколько из общего числа людей, что сели за наркотики, осуждены за сбыт в крупном размере, то, думаю, что это будет один процент. А в основной массе там сидят люди, которых надо лечить, а не наказывать. — Есть другой вариант, кроме как сажать наркоманов в тюрьмы? — Есть: предлагать им альтернативный наказания вариант — лечение. У нас в Санкт-Петербурге такая практика появляется, мы пытаемся делать что-то подобное «наркосудам» в США. Специалист по сопровождению наркоманов заходит на сайт суда, находит все процессы по 228-й статье, приезжает и видит в коридоре человека, которого сейчас будут судить. И начинает с ним разговор: «Я работаю в такой-то организации, если нужна помощь — я тебе готов помочь». Рассказывает о реабилитации и подсказывает, что нужно сказать судье — о готовности пройти лечение. — Прямо как в западных фильмах! — Дальше все зависит от судьи. Некоторые, не глядя, выписывают штраф в пять тысяч рублей. И, когда консультант подходит потом к этому человеку, у него уже настрой: «Да нафиг мне это надо!» А те, кому судья назначает альтернативное наказание, охотно идут на контакт. У нас уже есть несколько случаев, пять или шесть, когда это работало. Один очень яркий пример, когда судья назначил девушке реабилитацию, она с нашей помощью собрала все документы, прошла детоксикацию, реабилитацию, устроилась на работу и воспитывает сейчас ребенка. И ее не лишили родительских прав. — Как донести до государства, что такая мера может быть эффективной? — Есть весомый аргумент: лечить наркоманов выгодно экономически. Мы как-то посчитали, сколько люди тратят на наркотики в год. В 2011 году у нас было очень «плотное» исследование: заходили в конкретные притоны, откуда наркоманы раз в неделю засылают гонца, чтобы он украл, купил и принес на всех. По нашим подсчетам получилось, что в год в Питере только на наркотики опийного ряда (героин, метадон) тратилось порядка 19 млрд рублей. Сейчас, наверное, порядка 10 млрд: количество героиновых наркоманов сократилось. А потом сравнили, сколько выделяется на работу с зависимыми: на реабилитацию, профилактику. Цифры такие маленькие, что смешно даже говорить об этом. Зато есть расходы на лечение наркоманов от других заболеваний — ВИЧ, туберкулез. Главный фтизиатр Санкт-Петербурга как-то заявил на совещании, что Питер — столица мультирезистентного туберкулеза (когда лечение прерывалось, заболевание выработало защиту от лекарств и приходится применять препараты второго и третьего ряда — прим. ред.) Стоимость лечения мультирезистентного туберкулеза у одного пациента — от 10 тысяч долларов. Не говоря уже про людские потери. Ежегодно в Питере случается около двух тысяч передозировок в год (когда людей доставляют в больницу). 700-800 человек умирает. — Другой всплеск обсуждений наркоманской темы в паблике вызвала недавняя история с публикацией на портале «Батенька», который опубликовал интервью с девушкой-наркоманкой Тео, рассказавшей, что ей нравится так жить. Журнал удалил эту публикацию, сославшись на указание Роскомнадзора. Ситуация наглядно показывает столкновений двух парадигм. Первая, традиционная, что наркоман — это преступник: образ наркоши, колющегося в грязном подъезде, будет жить еще долго. Вторая, от «загнивающего Запада» — что наркоманы тоже люди, они имеют право на существование и, может быть, даже имеют право жить так, как им хочется. Или нет? Вы какой точки зрения придерживаетесь? — Мое мнение: наркоман — это больной человек. Я иногда привожу пример с больным зубом: здравомыслящий человек до последнего пытается сохранить зуб, вылечить его. И только когда сохранять уже нечего, когда зуб приносит только вред организму, его удаляют. Каждый человек — это зуб, а государство — это организм. И здравомыслящее государство пытается сохранить каждого своего человека. Человек, который болеет, имеет право на жизнь? — Конечно! Но чаще его рассматривают как преступника! — Это болезнь вынуждает его идти на преступления. Но если человек приносит боль и несчастья другим, «сеет ужас», то его изолируют — и на Западе, и в Америке, и где угодно. — То есть позицию адвокатов от наркомании, которые говорят, что эти люди имеют право так жить, вы не разделяете? — Недавно в нашу организацию пришли две молодые девочки, лет по 19. Рассказывали, что в употреблении наркотиков нет ничего плохого: мы, дескать, прекрасно себя чувствуем, нормально живем. Хорошо одеты, прекрасно разговаривают. Но у той, которая употребляет побольше, уже лицо наркомана — человека, который давно и серьезно употребляет наркотики. Они настолько красочно все описывали, что собрались все наши, кто был в офисе. Люди, которые раньше употребляли, говорят: «Вы вообще в своем уме? Мы в такой жизни прожили кто по 10, кто по 20 лет, еле-еле вылезли из этого дерьма, и сейчас не дай Бог назад! Значит, вы пока еще ничего не поняли». — Хорошо, наркомания — болезнь, наркоманов надо лечить, но здесь тоже куча вопросов. Самый острый — про реабилитационные центры, которые являются, по сути, частными тюрьмами. На Урале многие реабцентры были созданы по образу и подобию ройзмановского «Города без наркотиков». Про них много чего рассказывают — что там применяются пытки, физические наказания, что туда по заказу родственников закрывают людей, которые не должны там находиться. При каждом таком центре существуют, как правило, так называемые группы силового захвата, которые забирают сына-наркомана (или дочь) и отвозят в центр. — Лично я сажал бы организаторов таких реабилитационных центров. — Но это же ваши коллеги, которые занимаются реабилитацией! — Это нельзя назвать реабилитацией. Я слышал со стороны, как разговаривают люди, которые заведуют такими центрами. Они сами употребляли раньше наркотики, а теперь они работают в этих центрах. Такой человек, видимо, не способен по-другому реализовать себя в жизни, и эта деятельность дает ему власть над людьми. Он сам больной, и его надо лечить. Ни о каком профессионализме речи не идет, это преступная деятельность. Раньше я выступал против лицензирования или сертифицирования реабилитационных центров — сейчас думаю, что оно нужно. — Вы считаете, что излечение от наркомании возможно только на принципе добровольности? — Есть мнение, что, когда человек садится в тюрьму, она помогает. Кому-то — да, а кому-то (это в большинстве случаев) нет. Все зависит от человека: от его личности, мотивации, даже от генетики. Если в семье бабушка и дедушкой пили, папа с мамой пили и торчали, то и ребенок такой же будет и ничего с этим не сделаешь. Пока он изолирован (в тюрьме, в реабцентре), он не будет употреблять, а как только вышел — пошло-поехало. Таких среди всех наркоманов — 30-35%. Процентов 20 — те, которые попали в наркотики из любопытства или чтобы не быть белыми воронами в компании. Они по-легкому попали и по-легкому бросают, для них любой обыкновенный реабилитационный курс дает позитивный результат. И по большей части они к наркотикам уже не возвращаются, потому что это не их. А вот те, кто начинал торчать, пытаясь уйти от проблем, — это самое сложное. С этим мало кто умеет работать. — Почему люди вообще начинают принимать наркотики? — Самое правильное объяснение дает биопсихосоциодуховная модель заболевания. В «био» речь идет про эндогенные опиаты — так называемые «гормоны счастья», которые обеспечивают нужный уровень серотонина. У человека, у которого обычно уровень нормальный, после употребления он поднимается. Потом опустился до нормы, снова поднялся и т. д. А потом в какой-то момент опускается ниже нормы, человек себя чувствует уже некомфортно. Получается, он завысил себе норму и без кайфа жить уже не может. А люди с пониженным уровнем должны же как-то получать норму! И, как только человек дорастает до возраста, когда может попробовать спиртное или наркотики, он их пробует, у него «бац» — норма! «Так вот что мне надо, чтобы чувствовать себя комфортно, как все люди», — думает он. Но, так как у него норма была пониженная, он начинает постоянно употреблять. И у него «средней» нормы никогда не будет. С таким человеком хоть что делай — он никогда не бросит. Не менее важна психосоциальная составляющая — это семья. Сломалась полка, и от мамы к папе идет посыл: «Вася, прибей полку!» А папа пришел с работы уставший, лег на диван, включил футбол. Назавтра снова: «Прибей полку!» Все это перерастает в конфликт: «Мне что, другого мужика найти?». Ребенок на это смотрит. В какой-то момент идет посыл к нему: «Принеси-ка дневник!»: папа хочет найти там двойку, чтобы уличить маму, что она не занимается ребенком. И ребенок получает ремня, не понимая, за что. Все это продолжается: полка будет требовать ремонта, ребенок будет получать ремня. В какой-то момент он идет по улице, видит — стоят люди, которых он и раньше знал, но не тусовался с ними, потому что они «плохие» — бухают, хулиганят. Они ему: «Ты че такой грустный? — Да вот, у меня дома… — Брат, у нас у всех такая же проблема. На тебе пивка…» (или косяк, или понюхать, или таблетку). Он употребил, пришел домой, и ему до фонаря, что происходит дома. На следующий день ему хреново, и он сам уже прибегает туда: «Мужики, дайте понюхать» (или таблетку, или уколоться). Потом начинает покупать, втягивается в систему. Через несколько месяцев родители обнаруживают: «Вася, у него вены исколоты!» Начинают таскать ребенка по каким-то центрам. И тут появляются те, кто говорят: «А хотите, мы вас от этого избавим?» Парня увозят в реабилитационный центр, а с тем, что происходило в семье, из-за чего он начал употреблять, никто не разбирается. Если человек прошел реабилитацию и не понял, что с ним происходило, почему он попал в ту компанию и начал употреблять наркотики, то он сорвется. А если он разобрался, то, когда в его жизни что-то происходит, какой-то стресс, он на этот крючок уже больше не садится. — Но его родители-то не изменились? — С ними тоже обязательно надо работать, с созависимыми. Часто человек вроде прошел реабилитацию и в принципе готов к другой жизни, но он приходит домой, а родители нисколько не поменялись. Вечером его проверяют: нормальные ли у него глаза или «давай пописаем» (для экспресс-теста). Родители не понимают, как себя вести: любовь осталась, а доверия нет, если он 10 лет торчал и обманывал их. После хорошей реабилитации человек понимает, что ему это доверие надо вернуть. Но и родители, которые ходят на группы, тоже учатся, как себя вести, чтобы вернуть атмосферу доверия. Как создать заново мир семьи. Только тогда есть шанс, что все будет хорошо. — Как сделать, чтобы ребенок не начал употреблять наркотики? — Как ни смешно, это абсолютно банальные вещи. Если родители наказывают ребенка, он всегда должен понимать, за что, что он сделал не так, наказание должно быть оправданным. А вообще надо любить ребенка и создавать в семье атмосферу абсолютного доверия, чтобы он мог в любой момент подойти хоть к папе, хоть к маме и поговорить хоть о чем. Родители должны быть друзьями своему ребенку, надо обязательно проводить с ним время, как бы сложно ни было его выкраивать. — Как быть родителям при дефиците времени на семью? — Как вариант — задействовать детей в том, что делаете вы. У меня младший, допустим, сейчас забивает базу по волонтерам, он не раз участвовал в наших акциях. Когда в семье есть атмосфера семьи, риск, что ребенок начнет употреблять наркотики, сводится к минимуму. А если родители все время заняты, все время «не могут», ребенок начнет искать то, что ему требуется, где-то в другом месте. — Должны ли школы заниматься профилактикой наркомании? — Ситуация в образовании сегодня чудовищная, ниже плинтуса! И требовать от школ еще и борьбы с наркотиками! Они вообще не понимают, что происходит. Как и родители: у тех представления о наркотиках — как в кино. Проблема в том, что у нас нет хорошей адекватной федеральной программы по профилактике наркомании, которая была бы спущена в регионы и во всех школах ее бы реализовывали. Кто что придумал, тот то и делает. Придумают, допустим, забег против наркотиков. Я всегда смеюсь: «Это что, на старте 10 наркоманов, а на финише — 10 здоровых?» Это формирование здорового образа жизни, но никак не профилактика наркомании.